Время химер - Бернард Вербер
– А этот – мой любимчик! Гляжу на него – и вспоминаю запахи марсельского порта. Прошу любить и жаловать: Посейдон, морской царь! Что мы скажем Посейдону?
– Да здравствует Посейдон!
Многие, справившись с недоумением, просятся на сцену, чтобы полюбоваться гибридами вблизи.
Трое новорожденных ведут себя образцово: умилительно попискивают, лепечут, сучат ножками.
– Похоже на успех, – радуется Франки и заговорщически подмигивает Алисе и Симону.
– Тем лучше, – отвечает шепотом девушка, – потому что мы не собираемся останавливаться.
– Сколько вы думаете их наплодить? – спрашивает Франки, гордый победой.
– По 144 особи каждого вида.
Франки закашливается.
– Я не ослышался?
– Трижды по 144, всего 432 юные химеры. Многовато или сойдет? Мало просто произвести их на свет, надо еще их выкормить, научить уму-разуму, где-то разместить.
– Если по мне, то в самый раз. Но если задуматься, то голова идет кругом. А тут еще будущая реакция нашей публики… Хотя ее можно уточнить, не отходя от кассы.
Франки хватает микрофон.
– Ну как, нравятся они вам?
Толпа одобрительно гудит.
– Что скажете, если родятся другие такие же?
– Сколько? – спрашивает та блондинка, которую Франки назвал Маргаритой.
– Допустим, десяток-другой.
– Мы договаривались обходиться без детей, – напоминает брюнет с густыми усами.
– Помолчи, Тома! – одергивает его Маргарита. – Ты только на них взгляни, прелесть какая!
– Подождите… Тишина! – требует в микрофон диджей. – Братья и сестры, ответьте на вопрос: рождение новых гибридов – это класс или отстой?
Зал заметно колеблется. Все решает истошный вопль Маргариты:
– Кла-а-а-асс!
– Кла-а-а-асс! – подхватывают остальные.
– Решено: пускай родятся, мы будем их воспитывать и любить, все согласны? – напирает Франки. – Ну-ка, есть среди нас преподаватели?
– Есть! – раздается голос. – Я, например, учитель истории.
– А я – учительница начальной школы, – звучит женский голос.
– Я – учитель физкультуры.
– Я – учитель французского языка.
– Как все это классно! Теперь вопрос на засыпку: есть здесь такие, кто не выносит детей?
– Допустим, я, – опять подает голос усатый Тома. Ему поддакивают еще двое-трое.
– Спасибо вам за откровенность, – говорит Франки. – Предлагаю решить голосованием, можно ли Алисе и Симону производить на свет будущих граждан Новой Ибицы. Голосуем поднятием рук. Кто думает, что появление среди нас очаровательных гибридов с крылышками, плавниками и перепонками – это классно?
Множество поднятых рук.
Франки методично считает руки, тыкая пальцем.
– А кто, наоборот, думает, что это отстой?
Среди поднявших руку в ответ на второй вопрос – усач Тома.
Франки считает проголосовавших.
– Внимание! Большинство… – за гибридов!
Одни аплодируют, другие разочарованно пыхтят.
– Итак, начиная с сегодняшнего дня нашим друзьям Симону и Алисе разрешается продолжать изготовление этих милейших ребяток, таких разных и таких восхитительных! Как же это классно! Йе-е-е!
– Что вы предлагаете голосовавшим против? – спрашивает Тома.
– Они останутся в зоне «без детей», очертания которой предстоит определить.
Это предложение встречают вздохами облегчения.
– При этом будет создана производственная зона, куда смогут приходить все желающие помочь. На глазах у этих волонтеров родится новое поколение химер – спасительниц человечества!
Франки поворачивается к двум ученым и снова заговорщически им подмигивает.
– Важно создавать иллюзию демократического голосования, – тихо говорит он. – Лично я всегда считал, что демократия зависит только от того, как представить вещи в данный момент. Иногда это получается, иногда нет.
– В этот раз получилось, да? – отзывается Симон.
Франки наклоняется к нему и отвечает почти что шепотом:
– Вообще-то нет… Большинство было против, но, объявляя результат, я знал, что никто не станет его проверять. Я не оставил им времени. Это называется «намеренная неясность». Мотайте на ус азы политики, это подарок, мое участие в вашем проекте.
Алиса удовлетворенно вздыхает.
– Очень странно чувство – увидеть наконец, как осуществляется твое давнее желание… Такое впечатление, что больше не к чему стремиться.
– Скоро у тебя родится Сапиенс, – напоминает Симон, кладя ладонь ей на живот. – Надеюсь, человек будет тебе не менее интересен, чем твои гибриды из пробирки.
Что, если Симон прав? Что, если я больше переживаю за трех новорожденных гибридов, чем за моего собственного младенца? Работа уже затмила семью…
– Я все засниму, можете на меня рассчитывать, – вмешивается Франки.
Симон не снимает ладонь с живота своей возлюбленной. Он чувствует, как у нее внутри шевелится ребенок. Алиса улыбается.
Скоро придет мой черед прочувствовать рождение новой жизни.
27
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: роды у уичоли
У индейцев из племени уичоли[37], живущих в горах Сьерра-Мадре на западе Мексики, сохранилась занятная традиция.
Во время родов отец будущего ребенка располагается над роженицей, на балках, поддерживающих крышу дома. К его семенникам привязывают веревочку, концы которой дают роженице. Та может тянуть за веревочку при усилении схваток, чтобы отец чувствовал сопровождающую роды боль.
Энциклопедия относительного и абсолютного знания
28
– А-а… А-а-а! А-А-А-А-А-А!
Насколько тихим было рождение трех гибридов, настолько изнурительно рожать человека.
Схватки становятся все болезненнее. Невзирая на помощь Жереми, одного из жителей Новой Ибицы, бывшего акушера-гинеколога, роды идут туго.
При помощи Симона врач уложил Алису на стол, припас чистое белье и воду, но все равно недоволен.
– Тужьтесь, Алиса, тужьтесь сильнее!
Девушка старается, но безуспешно. Она все сильнее сжимает Симону руку.
– Дыши, – повторяет он ей, переживая, что не может облегчить ее чудовищную боль.
– Тужьтесь, Алиса! Старайтесь! Надо сильнее тужиться!
«Тужьтесь, тужьтесь!» Достал своими советами! Тебя бы на мое место, посмотрела бы я, как бы ты тужился!
– Тужьтесь изо всех сил!
Она пытается напрягать живот, но боль все усиливается.
– Ну же, Алиса, уверен, у вас получится, – пристает Жереми.
Она дышит все громче, ей кажется, что внутри у нее все рвется, что переполняющее ее нечто просится наружу.
Симон не знает, чем ей помочь: то сует ей стакан с водой, то кладет на ее покрытый испариной лоб чистые платки. Он даже не морщится, когда она сильно стискивает ему руку.
Минуты превращаются в десятки минут, в часы.
– Ничего не поделаешь, без кесарева не обойтись! – сообщает акушер, пощупав ей живот.
– Без анестезии? – пугается Симон.
– Увы, в запасе ничего нет. Да вы не тревожьтесь, такие операции делали еще в древности. Таким способом на свет появился сам Юлий Цезарь, отсюда название операции. Ясное дело, в те времена не было никакой анестезии.
Я не ослышалась, он говорит о кесаревом сечении без обезболивания? Собрался меня потрошить?
Алисе страшно. Она в агонии, преодолевая боль, напрягается всем телом. Ей кажется, что все оно превращается в извергающийся вулкан. Сознание сосредоточено на новой цели: исторгнуть то, что засело у нее внутри.
Надо родить естественным способом, без кесарева.
Она издает протяжный вопль, от руки Симона вряд ли
