Разрыв - Джоанна Уолш
Наш построенный на электричестве мир вынудил нас перейти от привычной классификации данных к режиму распознавания паттернов. Мы больше не можем строить последовательно, поэтапно, постепенно, ибо мгновенная связь гарантирует, что все явления среды и опыта существуют единовременно в состоянии активного взаимодействия друг с другом.
Маршалл Маклюэн. Средство коммуникации есть сообщение.
Выхожу из кафе, натыкаюсь на маленький магазин канцтоваров и покупаю блокнот. Ах, в Риме делают самые красивые вещи в мире! Этот блокнот: переплетен вручную, прошит, обрез красный, цвéта свинины в китайской забегаловке, бумага — плотная, как ткань. За три евро! Надо было купить два, три, но в магазине он казался одной из самых обыденных, недорогих вещиц.
× × ×
Снова в хостеле, здесь ловит вайфай, я наконец-то на связи. Но новых слов, которые приходят словно цветы, от тебя не пришло, поэтому я принимаюсь бронировать рейс прочь из Рима, где из-за государственных и религиозных праздников ни в этом, ни в других хостелах для меня нет места, — в Афины. В Афинах — еще один дешевый отель. Делаю это не спеша, потому что никто не знает, где я, и что бы я ни делала, это ни для кого ничего не значит.
И раз уж ты сказал, что я играю в игры, я решаю с тобой поиграть. Отвечаю на твой имейл, рассказываю тебе историю о пропущенном пароме и переполненном хостеле: Спасешь меня? Хочу зацепить тебя своим рассказом, а затем выскользнуть из рук, лишь бы ты снова меня захотел. Хочу поразить тебя иллюзией такой же искусной, как статуя в Палаццо Спада. Откуда тебе знать, что, оставленная, я уже сама себя спасла?
Порвите с нею, превратите себя в ее глазах в презренного человека, у которого одно удовольствие — смущать людей, запутывать, обманывать. Если это вам удастся, между вами установится известное равенство{35}.
Сёрен Кьеркегор. Повторение.
Чек-аут. Пока жду свой счет в гостиной-пространстве-перформанса, перебираю открытки на стойке регистрации: Рим, который я не увидела. На первой из них — Купидон и Психея, статуя в Капитолийском музее, я не зашла в него ни в этот раз, ни во время своих предыдущих поездок в Рим. Считается, что это копия греческой статуи (Рим всегда отсылает к чему-то лучшему, более древнему). Психея свое имя сохранила, имя Купидона перевели: в Греции он Эрос. В английском «купидонство» означает жадность, а Купидон (что охламон) — римский бог любви, желейный пупс с округлым животиком. «Эрос» произнести сложнее, похоже на «розу» и что-то еще, связанное с сексом.
Мраморные влюбленные на открытке — два пухлых подростка примерно одного роста; в предвечернем свете, проникающем сквозь окно, они выглядят желтыми, как порошковый заварной крем. Они целуются, но целуются на ходу, лицом к лицу — наверняка споткнутся. Она льнет к нему, и непонятно, как он держит равновесие — или, может быть, скульптуру неправильно экспонируют и на самом деле она изображает двух лежащих людей, а, может, это просто в каком-то смысле плохая скульптура. Он смотрит ей в глаза, нет, на ее лицо, пальцами раздвигает ее губы с бесцеремонной чувственностью стоматолога или ребенка. Что-то вроде простыни опоясывает ее бедра. Он голый и без члена, или тот совсем крошечный, или, может быть, откололся.
Психея была человеческой подружкой Купидона, но тот навещал ее только по ночам, когда она не могла его видеть. Этого было недостаточно: Психее хотелось и смотреть, но как только она потребовала чего-то больше слов, Купидон исчез. Изгнанную из храма Юноны и Цереры, покровительниц домашнего очага и продовольствия, ее взяла к себе Венера; Психея надеялась, что богиня ей поможет, но та поставила перед ней невыполнимые задачи — уроки любви.
Ты преподал мне урок любви. Никто не думает, что их нужно учить любить: любовь сама преподает урок, и урок этот, кажется, не про то, как любить лучше, в нем скорее есть что-то от «я тебя проучу!». Значит, не урок, а наказание. Или предупреждение: не присматривайся слишком к объекту любви, не требуй от него многого, если хочешь его сохранить. На открытке с Купидоном и Психеей из Капитолийского музея беззрачковые глаза Психеи предназначены только Эросу, или, может, они пока закрыты. Присмотрелась ли уже она?
Между нами ничего никогда не могло бы быть. Я бы тебя погубил, сказал ты мне в тот день в старом городе. Ты сказал это так, будто вслух решал какую-то задачу, делая вид, что говоришь только с собой, но ты хотел, чтобы я это слышала. И эта твоя мысль показалась мне такой глупой, что я почти засмеялась, но мне стало страшно (как только слова вылетели, есть риск, что они согласуются с чем-то реальным). Мы стояли на углу улицы, и ты словно решал вслух, в какую сторону пойти, подобно актеру на сцене, готовя поспешный уход и желая убедиться, что я это понимаю. Ничего себе представление!
Сажусь в автобус до вокзала — еще один окулюс, — портал между этим и следующим местом. Под окулюсом в искусстве также понимают «точку обзора», точку, из которой, по замыслу художника, зритель должен смотреть на произведение искусства.
Как только я оказываюсь в поезде, вид из окна становится похож на любой другой европейский привокзальный вид: спины домов настолько уязвимы перед дребезжанием железной дороги, что люди редко решают здесь жить. Приехав в Рим, я решила, что Termini в названии вокзала означает конец, но, как только что выяснилось, он назван так в честь древних термальных бань.
Поезд отъезжает от вокзала, краем глаза я замечаю отель «Терминал».
6. Рим — Афины / Vol de Nuit
(28/29 апреля)
Пожалуйста, ознакомьтесь с правилами безопасности, даже если вы часто совершаете авиаперелеты.
Не помню, ни как
