Глубина резкости - Тери Нова
Весь день торчу в мастерской, ковыряясь в машине с Майком и написав Элли, что мы не сможем увидеться. Я как могу оттягиваю неизбежное, скрываясь от нее почти всю неделю, вру, придумываю поводы, чтобы не видеться. В среду даже тащусь на дурацкий обед к какой-то троюродной тетушке в соседний город. Короче, веду себя как стопроцентный трус.
Сейчас я стою в своей комнате, проверяя полноту чемодана: упаковал все необходимое пару дней назад, оставались лишь повседневные мелочи и одежда из сушилки. Удостоверившись, что все на месте, застегиваю замок и плетусь вниз, захватив телефон. Мать на работе, мы попрощались еще утром, она даже пообещала приехать в Бостон на осенних каникулах.
Беру в прихожей ключи от дома и машины, закрываю входную дверь и иду к «Доджу». Отец Майка обещал пригнать тачку обратно в Брейдвуд, когда будет возвращаться из Чикаго с запчастями.
Наверно, грохот колесиков чемодана о мощеную дорожку слишком громкий, потому что я замечаю, как в доме через дорогу, на втором этаже, оконное стекло ползет вверх. Дерьмо.
Элли высовывается из окна, уперевшись руками в подоконник, склоняет голову набок, изучая багаж в моей руке. Выпрямляет голову и смотрит на меня в упор, зеленые глаза сверкают непониманием. В следующую секунду она испаряется, а еще через две – выскакивает из дома, шлепая по газону в белых конверсах, пижамных шортах и моей университетской толстовке. Это означает, что девушка дома одна, надень она эмблему Гарварда при Дэне и родителях, посыпались бы вопросы.
– Что происходит, Райан? Почему у тебя в руках чемодан?
Молчу, давая себе время, пока загружаю чемодан в багажник. Элли ждет ответа.
– Уезжаю в Бостон. Сегодня.
– И почему я узнаю об этом только сейчас? – Потому что я – жалкий трус. Ее глаза бегают по моему лицу. Где-то недалеко грохочет гром, небо затягивают тяжелые тучи.
– Давай сядем в машину, – рукой показываю в сторону пассажирской двери.
– Окей, – говорит Элли, скрестив руки на груди, но следуя в указанном направлении. Ясен хрен, обижается и имеет на это полное право. Я веду себя как последний кретин, а она заслуживает хоть каких-то объяснений.
Когда мы садимся внутрь, завожу машину и выезжаю на дорогу. Проехав до конца улицы, паркуюсь на обочине.
– Ты наконец объяснишь, что все это значит? Ты избегаешь меня с прошлой недели.
– Так будет лучше. Я еду в Бостон, ты будешь жить в Чикаго. Я не хотел устраивать сцен.
Она минуту молчит, потом откидывает голову назад и разражается смехом. Так громко и заливисто, что я хочу потянуться за диктофоном. Остановившись, Элли глядит на меня с недоверием.
– Фух, почти повелась! Я бы решила, что тебя подбил Дэн, но он о нас не знает, так что вдвойне браво. Ты просто король розыгрышей. – Она шлепает меня по коленке.
– Это не шутка, Элли. Я улетаю сегодня. Самолет приземлится в Бостоне ночью. – Смотрю на нее и жду, жду, жду… вот сейчас… Лицо девушки искажается, сотня эмоций пробегает по нему разом, все: от паники до злости и разочарования.
– Что за чертовщина? – Молчу, сжимая руки на руле. – То есть я правильно поняла, ты решил просто уехать? И что? Прислать мне СМС из самолета? Или как я должна была узнать, что мой парень отправился за тысячу миль, не сказав гребаное «пока»? – Такая злая, что я на всякий случай готовлюсь к пощечине.
Что вообще я должен ответить? Думал, что просто сяду в машину и свалю как можно быстрее, а сейчас она сидит и смотрит на меня как на самого большого мудака на планете, а я мечтаю отмотать свою жизнь на неделю назад, где мы все еще лежим в темной спальне, обнимая друг друга.
– Подожди. Если это из-за расстояния, то я тебя сейчас очень сильно удивлю, – говорит она, не сдаваясь. Вот только я уже знаю новость об архитектурном, как и то, что завтра ее оповестят о том, что это была ошибка. Отец также пообещал проконтролировать срочный перевод документов в Чикаго.
– Дело не в этом.
– Стой, я ведь еще ничего не сказала. Не хотела говорить, пока точно не узнаю, но ты бегал от меня всю неделю, а я во вторник залезла на сайт колледжа, где увидела свою фамилию. Так вот, я им написала и сегодня разговаривала с девушкой из приемной комиссии. Ты готов?! – Отбивает барабанную дробь на коленях и говорит с таким восторгом, будто не слышала всего, что я наговорил. – Меня приняли в колледж в Бостоне!
Стискиваю зубы так сильно, что желваки на моем лице говорят сами за себя. Элли – боец, который не унывает и не сдается. Она придумает другой предлог, чтобы попасть в Бостон, даже если узнает правду. Я должен просто обрубить эти концы, сделать так, чтобы здесь и сейчас все закончилось.
Тошнота поднимается в горле, чувствую, как в ушах начинает шуметь. Только сейчас до конца осознаю, что собираюсь бросить девушку, которую люблю больше жизни. Крепче сжимаю руль, костяшки на моих пальцах становятся белыми, а кожа под ладонями издает сдавленный скрип. Как и мое сердце.
– Ты… ты не рад? – Ее голос начинает дрожать, но я не поворачиваю головы. Не могу смотреть в ее бездонные глаза и видеть там ту же боль, что испытываю сам. Какое же я чудовище. Собираю все силы и на выдохе с сарказмом выплевываю:
– С чего ты вообще взяла, что нужна мне в Бостоне?
Тишина оглушает, виски пульсируют, а зубы скрипят от того, как сильно закрываю рот, чтобы оттуда не вырвались мольбы о прощении.
– Что ты такое говоришь?
– Да брось, Элли, лето прошло, мы классно провели время. Спасибо тебе за все. Было здорово, правда! – Мой тон веселый, а внутри расходятся трещины.
– Посмотри на меня, – тихо произносит она.
«Не смотри! Не смотри! Не смотри!» – произношу мысленно, пялясь на темную дорогу и лобовое, которое уже начинает заливать дождь. Не включаю дворники, пелена заслоняет нас от всего мира. Все, чего я хочу, – это убраться с Элли вдвоем подальше от проблем, университетов, родителей и обязательств. Но не могу.
– Слушай, малышка, если ты хочешь как следует по-быстрому попрощаться, мы можем…
– Посмотри на меня, Райан! – рявкает так громко, что заглушает звуки дождя. Поворачиваю голову и мысленно умираю внутри. Ее глаза полны слез, но она все еще не верит. Пытливо изучает мое лицо, ищет признаки любого вранья. Элли не так в этом хороша, как мой отец. Ее губы сжаты в тонкую линию, подбородок дрожит, она отчаянно старается не разрыдаться. – Почему? – сдавленно шепчет она.
Потому
