TRANSHUMANISM INC. (Трансгуманизм Inc.) - Виктор Олегович Пелевин
– Я и не сомневаюсь, – сказала Маня. – Я хотела отключить его от сети, так он мне руку сжег. Сначала вся черная была. А потом даже царапины не осталось.
Офа кивнула.
– Вот именно так он и действует. Ты теперь не можешь верить ничему и никому.
– А если он меня убьет? Кто тогда будет заниматься его чемоданом?
– Не волнуйся за него, – усмехнулась Офа. – Ему помогут, если что. Пока вы с ним на ферме, он не станет звать на помощь. В этом смысл его рулетки. Но если надо, его эвакуируют за несколько минут. Тебе следует хорошо пораскинуть мозгами. Ты должна его убить. Это твой единственный шанс.
– А почему ты даешь мне такие советы? Ты же его терапевт.
– Я и твой терапевт тоже, – ответила Офа. – Если я говорю это, видимо, Прекрасный не имеет ничего против.
– Я могу тебе верить? – спросила Маня жалобно.
Офа улыбнулась – как показалось Мане, чуть виновато.
– Ты такая наивная, Маня, что просто ужас, – сказала она. – Неужели ты еще не поняла? Я и есть Гольденштерн.
Офино лицо стало зеленеть и вытягиваться, а тело – раздуваться, и через секунду Маня увидела перед собой небольшого хищного динозавра. Она даже не успела испугаться. Динозавр разинул пасть, наклонился – но Маня сдернула очки до того, как челюсти сомкнулись на ее лице.
Маня заревела, бросила очки на пол и несколько минут с хрустом давила их подошвами. Впрочем, она уже знала, что очки Гольденштерну не нужны – он мог показать то же самое и через имплант.
Офа была права. Конечно, она наивная. А проще сказать, полная дура. Получить гостевые очки с единственным прописанным в них контактом, долго трахаться в них с какой-то непонятной кукушатницей и так и не сообразить, что этот единственный контакт, наверно, и есть тот, кто прислал ей очки… Хватило бы элементарной логики. Но она никогда не включается, если нужна.
«Он хочет побыть тобой, пока ты трахаешь меня. Или побыть мной, пока я трахаю тебя. Или одновременно…»
Ведь прямым текстом все было сказано. Зачем ей вообще голова?
Никакой Офы никогда не было. Гольденштерн играл в свою чертову рулетку – и только что лично объяснил ей правила игры. Он собирался ее убить. Он мог это сделать. Он мог все.
Не мог он одного – залезть в ее мысли… Маня легла на кровать, с головой закрылась покрывалом, повернулась к стене и заревела опять. Потом перестала плакать и стала думать.
Скоро она заснула. И во сне поняла, как поступить. Проснувшись, она решила, что ничего не получится, затем уснула опять – и додумала во сне, как сделать все правильно.
Встав попить, она поставила на подзарядку наушники с аккубусами – и опять легла спать.
* * *
Утром оказалось, что тетка ушла из дома. Под иконой на кухне лежала записка на бересте:
Маня, душа твоя пропащая,
Измотали бесы твои и бесенята, которых привезла с собой в чемодане. Уехала отмаливать тебя и себя в обитель. Курятина в морозильне. Вернусь через два дня. Не пугай холопов и скотину. Молись.
Обитель была где-то рядом – сколько Маня себя помнила, тетка постоянно туда собиралась, но никак не могла стронуться с места. Видно, Прекрасный показал ей пару фокусов. Или просто погнал из дому, чтобы не мешала.
Это было кстати.
Маня стала рыться в теткином барахле – и минут через десять нашла пачку подарочных карт с сетевым кредитом на предъявителя. Они лежали в кармане старого халата в шкафу. Валюта зоны революций и хаоса. Такие были в ходу у кочевых тартаренов – и скоморохам, помнится, тетка тоже их скидывала. Карты были мелкого номинала, но зато пачка, обмотанная зеленой резинкой, была толстой.
Маня оделась для лесной прогулки, нацепила аккубусы и положила в карман наушники (капельки для тех, кому не хватает вживленной сеточки).
Выйдя из дома, она пошла вчерашним маршрутом в лес. Она шагала медленно, изредка нагибаясь, чтобы сорвать с обочины скромный северный цветок. Когда в руках у нее собрался букет, она кинула его в траву, вставила капельки в уши и запустила музыку.
Почти сразу она почувствовала к ней отвращение – Прекрасному, видимо, ее коллекция не нравилась. Ничего, ухмыльнулась Маня, потерпит. Она сделала музыку громче. Отвращение усилилось – но она еще раз увеличила громкость, почти до максимума. Тогда Прекрасный, похоже, сдался – и музыка перестала быть противной. Удовольствия она, впрочем, тоже не доставляла. Просто очень громкий крэп про необходимость срочных перемен.
Скоро Маня дошла до поляны с палатками скоморохов. Все трое, раздетые до трусов, репетировали на пленэре – танцевали связку лебедей из Чайковского и что-то пели под бум-балалай. Наверняка очередной наезд на руководство сердобол-большевиков с традиционным русским пожеланием долгих лет. Своя музыка играла в ушах у Мани так громко, что она совсем не слышала чужой.
Увидев Маню, скоморохи испугались. Маня вежливо помахала им рукой. Двое (те, что в прошлый раз дрались у палатки) сразу спрятались. Остался один – самый большой, цыганистого вида усач. Он сложил руки на груди и стал ждать.
Подойдя, Маня вынула из кармана пачку карточек, показала их скомороху и быстро заговорила. Из-за музыки в ушах она не слышала своих слов, и у нее не было уверенности, что она правильно их произносит. Но скоморох понимал. Он кивал, хмурился, недоуменно чесал голову, опять кивал – и наконец начал скалиться. Видно, ему понравилось услышанное. Он показал Мане оттопыренный большой палец. Затем протянул ладонь.
Маня аккуратно отделила половину сетевых карточек и положила их в нечистую загорелую руку. Скоморох оскалился еще довольней, кивнул и ушел в палатку к своим. Тогда Маня наконец выключила музыку – у нее давно уже болела голова.
Через пару минут скоморохи вышли из палатки. У одного в руках был моток упаковочного скотча. Маня легла на живот и сложила руки за спиной.
Скоморох связал ей руки. Потом ноги.
И тогда в голове у Мани словно взорвалась бомба.
– Прекратить! – закричала она. – Немедленно прекратить!
– Все сделаем, как велела, хозяюшка, – запричитал над ней старший скоморох, прижимая ее коленом к земле. – И ротик залепим, и слушать тебя не будем, и отнесем, куда просила…
Сильные вонючие пальцы сжали ей челюсти и заклеили рот скотчем.
– Значит, – сказал главарь, – собак точно нет?
Маня отрицательно помотала головой, и двое скоморохов ушли по лесной дороге.
И тогда Маня поняла, что такое ужас.
В ее мозгу словно зажглась ослепительная лампа, свет которой одновременно был болью. Лампа тут же
