Роман Сенчин - Нубук
- И вот проходит ход, Махс отдал тысящ семь, а махазин до сих пор не раскручен, прибыли реальной нет. И Феликс начинает через Хришу давить на Махса: десхать, пора што-то решать. Или ассортимент менять, или передавать права на пользование друхому, тому же Хрише... Ну, Махсик, конешно, дурак, што так в этот экстрим уперся. Кому нужны ботинхи разноцветные, сари-фихари?.. А с друхой стороны, и такие махазины нужны. Я тоже по юности зарубался по всякому тахому. Помнишь же, как очки искал... как их?.. "лисички" назывались, што ли. Узкие такие, брейкеры такие носили...
Я опять покивал.
- Да-а, классное было времечко. Вот бы тохда дело начать, мы б с тобой сейчас не здесь торчали... А может, и вообще бы, - Андрюха невесело усмехнулся, - на Смоленском лежали бы... - Он глотнул пива, выбросил из пачки сигарету, закурил. - И Хриша, в общем, перебазарил с поставщихами, с теми, у кохо Махс махазин в аренду снимал, и в один прекрасный денех они разом все на Махса насели. Товар не продается, а который и продался, за тот не платится, и за аренду три месяца не платилось... Пора, десхать, што-то решать. Вот тохда Махс - помнишь? - нас собрал, просил денех. Мы не дали. И так сколько давали... Што, блин, на нехо, што ли, работать теперь? Я сам не королем живу... Махс тохда к парням со своей крыши обратился с деньхами помочь, а те: "Сейчас ничехо сделать не можем". Ну, ясно, эту ж крышу ему сам Феликс кохда-то и присоветовал. Одна цепочка... Вот Махс и додумался херычем торхануть. Тут подробностей я не знаю, но кажется, через тохо же Хришу-доброжелателя вышел на людей то ли из Литвы, то ли из Латвии, получил партию и расхидал здесь. Вместо тохо штоб от Феликса отвязаться, Хрише вернуть долю, махазин полностью на себя перевести, поехал, дурачок, с нами. Отдохнул, правда, конхретно, перед нарами... Ну, потом ехо прямо с поличным взяли, кохда как раз продавал, прямо с фольхой в руке. Может, конешно, и случайно, а скорей всехо, Феликс решил закрыть ехо нахлухо... В-вот.
Андрюха вздохнул, постучал сигаретой о бортик пепельницы; я уже приготовился заговорить о своем, но он опередил:
- Вчера спецом захлянул в бывший этот "Эхзот", а там вместо фихни махсовской - продухты, водка. За две недели в обычный продухтовый переделали. Значит, заранее Хриша дохументы оформлял, хотовился - это ж, штоб продухтовый махазин открыть, дело вообще-то долхое, волокита... И Машка с Ольхой там же. В холубых фартучках... Вид сделали, што не узнали.
Он усмехнулся. Я тоже. На мгновение захотелось тоже сходить посмотреть, как изменилась бывшая "волшебная лавка", поострить, сказануть такое что-нибудь бывшим "кислотнице" и "индианке", но новый приступ зуда вернул в настоящее... Я заерзал на стуле, почти с ненавистью посмотрел на продолжавшие шевелиться Андрюхины губы.
- А Махсик - в Кхрестах. Уже вот скоро как месяц... Но хто ему виноват? А мне што делать? Бли-ин... У меня своехо хватает - сессия на носу, место в прокуратуре светит, а тут дружок за наркоту попал. Меня ведь, Ромик, пасут, меня так пасут! - каждый шах в досье. Тем боле - я ж не местный, с меня двойной спрос, и вот почему-то именно я должен в Кхресты передачи возить, нанимать адвоката, деньхи передавать. - Андрюха в раздражении ударил по сигарете так, что вместе с пеплом вышиб из нее и уголек; бросил окурок в пепельницу. - Вэлу вон хорошо, он сразу плюнул и связываться не стал. И не хочет. А я как-то так не моху... и я же теперь у Махса во всем виноват. Но я ж не нянька ему, в самом-то деле... Скажи, тах или нет? - Не получив от меня ответа, Андрюха снова вздохнул, допил свое пиво. - Н-да, блин... Вэл еще с этими Дубаями. Мало ему, видишь ли, тесно... Чехо он, решил, кохда едет-то?
- Куда едет? - не понял я.
- Ну, туда. Доховор заключать.
- Не знаю. Мне он ничего не говорил.
- Может, передумал... - то ли спросил, то ли предположил с надеждой Андрюха. - И тах ведь из нас самый удачливый, раскрутился конкретнейше. Зачем дальше-то приключений искать?..
- Наверное, потому и ищет. Надоело на одном месте, одним и тем же заниматься... - Я почувствовал, что Андрюха слегка выговорился, и решился сказать о своем. К тому же зуд становился непереносимым, хотелось вскочить и побежать куда глаза глядят...
- Слушай, Андрей, я вот что хотел... Спросить хотел. Ты гонореей не болел случайно?
- А?
- Ты, говорю, триппером не болел?
Он растерянно уставился на меня, даже рот приоткрылся. Конечно, оглоушил я его этаким переходом. И я поспешил уточнить:
- Понимаешь, у меня, кажется... Вот, может, ты в курсе...
- Хм. - Андрюха отвел глаза, огляделся, будто опасаясь, что нас подслушивают. - Хм, да нет, у меня не было... Как умудрился-то? От Маринхи, что ль? Да на нее не похоже...
- В том-то и дело...
- Што? - не понял он моего ответа. - От нее?
- Да нет. В том-то и дело, что не от нее. Так... - Я долго готовился, оттягивал, слушал малоинтересную в моем положении историю с Максом, про себя подбирая слова, а теперь, когда начал, все слетело с языка, голова опустела, и я уже жалел, что заговорил, хотелось встать и уйти, спрятаться и больше никогда не видеть Андрюху.
И все-таки приходилось сидеть, вымучивать объяснения:
- В Петрозаводске, наверно... с одной там... Даже и не трахнул, а так просто... и уснул на ней... Через три дня началось... Сначала даже как-то так... приятно щекотало так, а потом стало жечь... и зуд... Даже сидеть вот невозможно. А чтоб поссать... Как его лечат, не знаешь?
Андрюха сунул в рот сигарету, предложил и мне. Закурили, стараясь не смотреть друг на друга.
- Што ж, хреново, - наконец произнес он, а я от этого чуть не сорвался с места, чуть не заорал ему в самую рожу: "Я сам знаю - хреново! Что делать-то, ты можешь сказать?!"
Но действительно - что он мог посоветовать, тем более если сам никогда не болел?.. Нет, он посоветовал, но не лучше этого "хреново", посоветовал самое наибанальнейшее:
- К венеролоху надо.
- Дрюня, это я знаю. Нам об этом еще в школе рассказывали... Но ведь таблетки какие-то есть, самому как-то можно...
- Да я не знаю, Ромик, - тоже стал раздражаться Андрюха. - В натуре, не в курсе... Кхстати, Джон как-то вроде болел. У нехо спроси. - И он может, машинально, а может, чтоб дать мне понять: разговор, мол, окончен, посмотрел на часы.
- Спасибо! - Я влил в себя остатки "Туборга" и поднялся. - Спасибо тебе, Андрей!
- А чехо ты злобишься-то? - изумился тот. - Я тебе по-нормальному гховорю: я не знаю. Знал бы, сказал. И вообще, с презиком надо, если не уверен в бабе...
- Еще раз благодарю! - В этот момент не было для меня большего врага, чем Андрюха.
Медленно, ссутулившись, держа руки в карманах джинсов, я плелся по Большой Морской в сторону Невского... День только начинался, но уже стало не по-апрельски жарко и душно, и люди были одеты слишком легко. Особенно девушки. Точно бы истомившись за зиму в своих шубках и пуховиках, они при первой же возможности скинули их, обнажили стройные ноги, освободились от шапок, не застегивали куртки, выпячивая напоказ бугры грудей. Инстинктивная потребность, чтоб ими любовались. Твари! У этой, или у той, или у обеих сразу, или у всех там между стройных ног - зараза. И каждой попадающей на глаза я шептал, шипел, посылал ненавидяще: "Гадина! Сучара поганая! Тварь!" - и, почти не стараясь скрыть, почесывал, поглаживал, успокаивал через карман зудящийся, набрякший, мокрый от слизи член...
Ущелье улицы кончилось. Площадь. Черная глыба Исаакия, слева простор Невы, скверы, справа - Николай Первый в дурацком шлеме с птичкой наверху...
Куда теперь?
Утром я позвонил Володьке и попросил: "Можно сегодня не приходить? Мне тут надо кое-какие вопросы срочно решить. Личного плана". Он разрешил. Да если б не разрешил, я все равно бы не смог работать. Ходить по складу, почесываться, думать об одном и том же, путать модели, размеры... Пойти домой? Там еще хуже. Одному быть хуже всего. А вечером вернется Маринка. Уставшая, но такая любящая, счастливая, что, я уверен, я не сдержусь и наконец наговорю ей что-нибудь, испорчу настроение...
Уже почти неделю я не нахожу себе места, а она ведет себя как ни в чем не бывало. Неужели до сих пор не чувствует?.. Первые трое суток все было нормально, и мы, после моего приезда из треклятого Петрозаводска, трахались каждый вечер, потом - на четвертую ночь - не трахались, и на следующий день я понял, что со мной что-то не то... А вдруг не от той из кафе "Калевала" у меня триппер? Может, Маринка тут с кем-нибудь?.. Да нет, она не могла... Хотя что - уломал ее какой-нибудь стриженый вроде Джона, увел на полчаса в темноту кулис... Или Володька, он ведь как-то полушутя сетовал, что проглядел в свое время Маринку. Может, решил наверстать...
После того как я понял, что заболел, мы с ней не были, как говорится, близки. Мне стало не до того. Вечером я делал вид, что очень устал, отворачивался к стене. Она пыталась меня расшевелить, я сонным голосом отвечал: "Мариш, давай лучше утром". А утром, раздражительный, не выспавшийся, долго мылся, пытаясь освободиться от зуда, и потом старался скорее слинять из квартиры. Пускай думает что хочет...
