Владимир Сорокин - Роман
Завидя хозяйку дома, сидящие в телеге сошли на землю и откланялись. Антон Петрович и Роман пожали прибывшим руки, положили свои ружья в середину телеги, на сено, где уже лежали три ружья, затем, оживленно переговариваясь, стали занимать места.
- Антоша, только умоляю - не долго, - произнесла свое обычное напутствие Лидия Константиновна, помогая Аксинье получше уложить корзину.
- Радость моя, не кручинься! Иль на щите, иль со щитом! - басил дядюшка, ловя и целуя ей руку. Затем он, тяжело подпрыгнув своим грузным телом, ввалился в телегу.
- Ромушка, Петр Игнатьич, вы уж не оставляйте его... - начала было тетушка, но Антон Петрович сердито погрозил ей пальцем.
- Не беспокойтесь, тетушка, все будет хорошо, - успокаивал ее Роман, занимая место рядом с Антоном Петровичем.
- Благословите нас лучше на убийство, - обратился к ней сидящий с Красновским Клюгин, - Чтоб нам получше нынче убивалось.
- Ах, бросьте... - махнула она рукой, - Акимушка, вези полегче, не гони.
- Довезем в лучшем виде, - оскалил свои белые зубы Аким, разбирая вожжи и влезая на передок.
- Ну, с Богом! - проговорил Антон Петрович и шлепнул Акима по спине, Трогай, Самсон!
Аким чмокнул губами, дернул вожжи. Широкогрудый жеребец легко взял с места, и телега покатилась. Сняв шляпу, Роман помахал тетушке. Улыбаясь и качая головой, она ответно подняла руку.
Телега проехала сквозь липовую аллею, свернула вправо и, поскрипывая и побрякивая, покатила по дороге, именуемой "дальней", так как вела она к дальнему лесу, тянущемуся на горизонте голубой полоской. Ехать было не тряско - Аким наложил в телегу вдоволь сена, да и дорога была ровной, не побитой.
- Если не ошибаюсь, едем в Мамину рощу? - поинтересовался Рукавитинов.
- Святая правда, дорогой Николай Иванович! - громогласно отозвался Антон Петрович, - В Мамину, ибо все другое меркнет по сравненью с ней!
- Вы имеете в виду Выруб и Желудевую Падь?
- Именно.
- В Вырубе тоже хорошая тяга бывает, - проговорил Петр Игнатьевич.
- Бывает. Но не всегда.
- Там ноне токовали богато, - вставил Аким.
- Так тетерева токовали, а не вальдшнепы, - усмехнулся Клюгин.
- Я слышал, вчера в той стороне вроде стреляли, - заметил Роман, Интересно - кто?
Красновский пожал плечами:
- Понятия не имею. Мужики на вальдшнепов не ходят. Это им не ворон бить. Сноровка нужна.
- Роман Алексеевич, вы стрелять не разучились? - с улыбкой спросил Рукавитинов. Роман пожал плечами.
- Он никогда не разучится, - сказал Антон Петрович, - У него это в крови.
- Смотрите, не сглазьте, - пробормотал Клюгин, покачивая своей массивной головой в такт движению телеги.
Аким стегнул жеребца вожжами, он побежал резвей.
Вокруг распласталось огромное поле.
Позади остался Крутой Яр, справа виднелся зеленый островок соснового бора, слева вдалеке - мелколесье, за которым находилась станция, а впереди выплывала из предвечерней розоватой дымки все та же полоса леса, край которого именовался Маминой рощей.
Роману было приятно ехать с этими людьми, привычки и манеры которых он хорошо знал.
Дорога была сухой и даже слегка пылила.
Легкий западный ветер гнал по небу низкие кучевые облака.
- Антон Петрович, вы случаем патронами не богаты? - спросил Клюгин.
- А что, батенька, у вас мало? - не поворачиваясь, в свою очередь спросил Антон Петрович.
- Десять штук.
Все сидящие в телеге при этих словах дружно выразили сочувствие Клюгину: Роман улыбнулся, покачав головой, Красновский обреченно протянул: "Ну-у-у..", Рукавитинов пробормотал: "Это несерьезно", Аким обидно крякнул, подстегнув лошадь.
Антон Петрович же тяжело вздохнул и многозначительно произнес:
- Мдаааа...
Некоторое время ехали молча, потом Воспенников сказал:
- Дитя и то не отправится на тягу с десятью патронами. Что ж вы, голубчик, давеча не сказали?
- Запамятовал, признаться, - с кислой усмешкой пробормотал Клюгин..
- Запамятовали! - покачал головой Антон Петрович, - У вас оружие какого калибру?
- Двенадцатого.
- Мда... Стало быть, только я один и могу вас выручить. Что ж, дам вам штук семь.
- Благодарю вас, - кивнул лбом Клюгин.
- Антон Петрович, вы бекасинником заряжали? - поинтересовался Рукавитинов.
- Точно так.
- Бекасинником? - переспросил Красновский, - Зря. Очень зря.
- Это почему же? - обернулись к нему Роман и Рукавитинов.
- Потому что вальдшнеп - не бекас. Вот почему. Я на гаршнепа и то восьмым заряжаю, а гаршнеп гораздо субтильней вальдшнепа.
- Голубчик, Петр Игнатьевич, - нравоучительно начал Антон Петрович, - Я имею удовольствие уже тридцатый год ходить на тягу. И ни разу - слышите - ни разу не заряжал чем-либо другим. Только бекасинником. Вашим восьмым нумером можно смело бить рябца, а вы на гаршнепа им заряжаете. Из пушки по воробьям...
- Да что вы говорите, Антон Петрович! - всплеснул руками Красновский, - Я в позапрошлом году ходил по бекасам и этим вашим бекасинником сбил молоденького витютеня. Сбил, положил в ягдташ и пошел домой. А дома вытряхнул Настасье в подол пару бекасов и этого подлеца витютеня. А он на моих глазах крыльями захлопал, подлец, да из подола и улетел. Летел, а из него ваш хваленый бекасинник так во все стороны и сыпался!
Все, за исключением Антона Петровича, рассмеялись.
- Позвольте вас спросить, любезный Петр Игнатьевич, вы сколько пороху кладете в заряд? - с непроницаемым лицом задал вопрос Воспенников.
- Полторы мерки.
Горько усмехнувшись, Антон Петрович вздохнул:
- Как терпит небо? Нет громов в запасе? С вашими полуторами мерками можно смело отправляться на воробьиную тягу. А вальдшнепа и пятым нумером не пробьешь.
- Полторы маловато, Петр Игнатьевич, - сочувственно произнес Рукавитинов.
- Маловато, - мотнул головой Клюгин.
- Да нет, это просто смешно! - воскликнул Антон Петрович, - С испокон веку я сыпал две. А тут - нате. Полторы! И это говорит мне Петр Игнатьич Красновский! Бывалый охотник!
Красновский махнул рукой, словно отгоняя мух:
- Всю жизнь клал полторы и буду класть. От ваших двух мерок, Антон Петрович, скулу на бок своротит. И ружья быстрей ломаются.
- Это просто невозможно! - восклицал Антон Петрович, - Причем здесь скула?
Красновский молчал, глядя в сторону приближающегося леса. Роман с улыбкой смотрел на дядю, покусывая сухую травинку. Клюгин, опустив голову, болтал длинными ногами, обутыми в старые хромовые сапоги. Николай Иванович поглядывал вокруг, поблескивая стеклами очков.
До Маминой рощи ехали молча.
Когда телега въехала в мелколесье, Антон Петрович властно положил свою руку на плечо Акима:
- Стой, любезный. Аким остановил жеребца.
Антон Петрович слез на землю, морщась и держась за поясницу, сделал несколько шагов:
- Итак, братья-разбойники, предлагаю спешиться и следовать к месту боя. А ты. Чернобородый, езжай к Лысой поляне, разложи там костерок и к темноте жди нас.
Аким понимающе кивнул.
Охотники слезли, разобрали ружья.
- С Богом! - тряхнул головой Антон Петрович и, держась одной рукой за патронташ, другой - за ремень висящего на плече ружья, шагнул с дороги в молоденькую траву.
Остальные последовали за ним.
Аким хлестнул жеребца, телега тронулась и поехала в лес.
Роман шел рядом с дядюшкой, с каждым шагом молодея все больше. Этот край Маминой рощи, исхоженный им вдоль и поперек, хранил в своей земле стреляные гильзы, брошенные шестнадцатилетним Романом; в стволах молоденьких берез еще были целы дробины выпущенных им зарядов, а где-нибудь в кустах лежали останки его соломенной шляпы, потерянной им в то печально памятное августовское утро, когда, двадцатилетний, он бежал за своей собакой, смертельно раненой заезжим столичным идиотом, в тумане принявшим ее за волка.
С Маминой рощи начался Роман-охотник, и не было во всей округе места более близкого его охотничьему сердцу. В этих смешанных перелесках он бил вальдшнепов; совсем на краю - сидел в шалаше, слушая токующих чернышей; в глубине рощи - ходил по тетеревиным выводкам, а по первой пороше - тропил зайцев и лис. Здесь ему доводилось убивать по семь тетеревов за зорю, здесь он подстрелил огромного старого глухаря, здесь, в левом краю Маминой рощи, он учил Зою стрелять...
Он шел, вглядываясь во все знакомое и такое родное, что сердце замирало в груди и слезы подступали к глазам.
"Вот сейчас за теми кустами будут два валуна и дядя Антон скажет, что для себя места лучшего, чем это, не видит", - думал Роман, направляясь к кустам.
Следующий за ним Антон Петрович обогнул широко разросшийся куст волчьего лыка, подошел к двум наполовину ушедшим в землю валунам и, поставив ногу на один из них, произнес:
- Итак, господа хорошие, давайте становиться. Мне признаться, это место дороже всех других, так что прошу не оспаривать. Я, с вашего позволения, здесь стану... Андрей Викторович, возьмите патроны... - Он расстегнул патронташ.
