Некоронованные - Дмитрий Георгиевич Драгилев
Ким снова взглянул на ломтики и ловко спрятал один из них себе в карман. Причуд у Кислицына было достаточно. Окружающие прозревали в нем черты аутиста. Приглядевшись, допускали, что это обман зрения, что перед ними аутист несостоявшийся. Однако посторонних настораживало периодическое «присутствие отсутствия», пугал и непредсказуемый разброс мыслей. Не понимали, как расценить и расшифровать этот внутренний ритм. Люди, знавшие Кима ближе, свыклись, не ища подвоха и, как говорится, сборочной документации. Кислицын часто погружался в себя, редко выныривал. Следить за нитью разговора, тем более не терять ее стоило ему видимых усилий.
А между тем беседа за соседним столиком приняла особенно жаркий характер, видимо, кто-то из собеседников оказался слишком запальчив. До Кислицына донеслось:
– Был дурацкий день рождения. – Это сообщил хрипевший и сразу же сделал паузу, слегка поперхнувшись пивом. Чуть погодя дополнил свой месседж: – Да, совершенно волшебный день рождения был, безобразный до высших мер. Начали, понимаешь, друг друга пихать, пинать, щипать. Скандалили. Несмотря на закуски, торт «Наполеон» и одноименный коньяк. Но раньше это как-то снималось сексом. Я бросил ей рюмку, бутерброд с горбушей. Переступил. Я не стал встречать с ней Новый год. – Хрипевший опять поперхнулся.
Любопытство наконец взяло верх над брезгливостью, и Кислицын обернулся. За столом у окна сидели два неопрятных субъекта. Хрипел обрюзгший, щедровитый мужик в потертом двубортном пиджаке, показавшемся Кислицыну громоздким. Экипировка другого – вислоусого, с двух-трехдневной щетиной – описанию не поддавалась.
– Ты же говорил про день рождения? – спросил вислоусый.
Щедровитый поморщился, дополнив гримасу характерным жестом всезнайки, которому задали глупый вопрос.
– Неважно. Зачем вообще праздновать дни рождения? Пусть этим занимаются дети. Точнее – пущай родители устраивают для своих деток, пока чадам самим нечего праздновать. Кроме плохой успеваемости.
«Алтернуз, – подумал Кислицын, – старый нос». Это словечко Ким слышал не раз от знакомых евреев.
– И кто она? – Вислоусому требовались пояснения.
– Жена одного моего однокурсника. Бегал за ней. В итоге венчались.
– Кто? – Вислоусый не мог успокоиться.
– Они, конечно, – со значением произнес щедровитый, помолчал и веско добавил: – А у меня появилась новая баба. И пошел я с ней в театр. Опаздывали, но успели. После спектакля говорю: «Дорогая, как ты смотришь на то, чтобы нам пройтись по центру города?» Телка соглашается. Заглянули в модный отельчик. Заказали коктейли Джеймса Бонда. И затеял я фотосессию. Натюрморт с бокалом. В ту же ночь в пять утра выставляю в фейсбук наши фото.
– И что дальше?
– Жена однокурсника вернулась из ревности, мы помирились и стали жить у нее.
– Круть!
– Круть? Ты главного не понимаешь. Все достижения народного хозяйства похерены с той, которая не нужна!
Щедровитый пропел на мотив из «Веселых ребят»: «А я колечком покалечен» – и стал массировать свой висок. Мысленно сосредоточился и его собеседник, то ли не желая длить дискуссию, то ли не найдя нужных слов для ее продолжения. Оба уставились в мобильные телефоны. Продолжался лишь звон посуды и мартовский птичий гвалт за окном.
«Суждения, интересные чрезвычайно», – отметил для себя Кислицын. Он вспомнил о своей экс, в очередной раз споткнувшись на эмоции крамольно дешевой: после того как благоверная – «кукла с пуговичными глазами» – ушла, жить стало чуть-чуть спокойнее. Хотя злопыхатели утверждали, что, по сути, он сам, Ким, был выброшен прочь, навроде плюшевого медведя, которому оторвали уши. Ведь принцесса не просто ушла, но ушла к другому. Ушлая очень. А что выгадала? С новым хахалем не осталась, в итоге все равно одна. Точь-в-точь супруга приятеля – пианиста Игоря Панталыкина. «Раньше прохлаждалась, трудясь только на кухне, терлась по камбузу, детей не рожала. Теперь стала подрабатывать бебиситершей, нянечкой. Так мне пишут из России», – иной раз скрежетал Игорь. «С носом она сидит, а не с детьми», – комментировал еще один дружбан – Павел Дутцев, журналист и музыкальный критик. Панталыкин только зубоскалил и подмигивал: «Зато не унывает. Каждый вечер на форуме дает советы для женщин, как научиться самостоятельности». «Она не живет с ним больше, но благодаря этому адюльтеру освободилась от меня, разорвала круг», – мрачно рефлексировал Кислицын, перебирая в уме собственные подробности, предшествовавшие разрыву.
В женский день Ким послал бывшей открытку по мессенджеру. В числе отправлений прочим адресатам. «Общим потоком». Открытка была черно-белой. Ответ пришел быстро:
«Сколько яда в тебе. Открытка совсем черная. Дерьмо ты!» «КК – du, Kakadu, какаду», – непроизвольно перевел Кислицын на язык немецких младенцев. В очередной раз отметив, что с инициалами ему не повезло.
В свое время Ким не догадался сделать дубликаты ключей от четырех замков, врезанных в дверное трио, что вело к старому жилищу. Хотя он по-прежнему числился ответственным квартиросъемщиком. Впрочем, ему хватило бы и двух железных «сезамов-кунжутов», отпиравших парадный подъезд и вход со двора на лестничную. Способов пробраться к почтовому ящику было не слишком много, но в очередной раз поджидать соседей или тревожить их звонком в домофон совсем не хотелось.
Под вечер, когда все приличные букеты исчезли, Ким все же решился купить цветы. Дабы воспользоваться собственным методом из почти легендарных времен ухаживаний и мелкого гусарства. На сей раз подфартило, на глаза попались почти удобоваримые розы. Может быть, и не самые эффективные, но вполне подходящие для создания эффекта ассамбляжа на металлической коробке, в которую даже конверты формата С4 помещались с трудом: письмоносцы оставляли такую почту снаружи. Действия, дававшие возможность приступить к процедуре декорирования ящика, уже и так имитировавшего что-то вроде плетеной корзинки, Ким совершил без долгих размышлений. Расхрабрившись и одновременно пугаясь собственной отваги, возникшей от категорического нежелания ломать голову в поисках нового сим-сима, он молниеносно справился с задачей. Хотя еще час назад миссия казалась муторной и едва выполнимой. Дверь в подъезд поддалась плечу, дверь на лестничную открыл бывший сосед. След от света в квартире, пробивавшийся через глазок (на окна Ким не смотрел), подвúг Кислицына на еще один подвиг. Он поскребся. Тишина. Постучал. Никто не ответил. Прислушался. Никаких шагов, звуков и шевелений.
«Нет так нет», – размышлял Ким. Довольный тем, что ему удалось осуществить хотя бы программу-минимум, по дороге от бывшего жилища к нынешнему он почему-то стал думать о борще, решив сварить его на ночь глядя. Рецепт Кислицын когда-то подсмотрел у супруги. Так запоминались любимые стихи, их не требовалось заучивать наизусть.
Уже у самого дома Ким внезапно услышал странное тявканье. Удивляли
