Мальчик - Фернандо Арамбуру
В субботу, когда он только собирался начать ремонт, Мариахе застала мужа сидящим в углу. Он плакал, изо всех сил стараясь сдержать слезы, но у него это не получалось. И не успела Мариахе спросить: что с тобой, милый, ты плохо себя чувствуешь? – как Хосе Мигель разрыдался в полный голос, и его надрывный плач был больше похож на рев умирающего быка. Он не мог произнести ни слова. Мариахе подошла и стала утешать его, а пока гладила по голове, заметила, что он тянет раскрытую ладонь вперед жестом попрошайки с паперти, только вот ничего не лежало на этой широкой шершавой ладони заводского рабочего, привыкшего к тяжелому труду. Нет… Что-то там все-таки было. Что? Волосок. Один-единственный светлый волосок, который Хосе Мигель нашел на полу. Это волос нашего сына, maitia, прошептал он, когда наконец смог говорить. А что ты собираешься с ним делать? Не знаю, спрячь его куда-нибудь сама. И тогда Мариахе, тоже едва сдерживая слезы, осторожно взяла волосок двумя пальцами и сказала мужу, что положит его в свою шкатулку с украшениями, но вместо этого пошла на кухню и выбросила в окно.
После взрыва в школе прошло несколько месяцев. И вот как-то днем Мариахе решила без предупреждения наведаться в парикмахерскую к своей подруге Гарбинье. Эта мысль пришла ей в голову, когда она сидела дома одна и разговаривала с материнским распятием. Но это не было молитвой (то есть никоим образом не напоминало те молитвы, которые верующие знают наизусть), скорее ее монолог можно было назвать неким суеверным ритуалом – вроде привычки стучать по дереву или избегать числа тринадцать. И этот ритуал Мариахе часто повторяла, чтобы убедить себя, что она еще окончательно не сошла с ума. А если говорила шепотом, то только потому, что боялась, как бы ее голос через тонкие перегородки не услышали соседи. Да, я разговариваю сама с собой, и пусть Господь Бог – существует Он или нет – сам решит, стоит ли мои обращения выслушивать, но меня это не очень-то и волнует, поскольку я ни о чем Его не прошу, хотя, если честно, все-таки хотела бы однажды получить от Него некий знак, услышать тайный сигнал – ну, не знаю, что-нибудь такое.
В доме наведен порядок, Хосе Мигель ушел на завод, ужин приготовлен и убран в холодильник… И вдруг Мариахе почувствовала неодолимое желание надеть туфли и выйти из дому. И она действительно вышла, даже не переодевшись, вышла в порыве своего рода эйфории, которую объяснила себе совершенно новым для нее обстоятельством – внезапным появлением конкретного плана.
Она доехала на автобусе до Баракальдо, а от автобусной остановки до парикмахерской ходу было не больше пяти минут. Я приехала, чтобы помочь тебе, только ради этого, понимаешь, мне надо непременно чем-то себя занять, а то кажется, что, если все и дальше будет продолжаться так же, от одиночества я в конце концов стану не менее набожной, чем моя мать… Но ты можешь мне ничего не платить. Гарбинье повторила свое предложение: пусть Мариахе войдет с ней в долю и станет совладелицей парикмахерской. Однако та все никак не могла на это решиться. И привела те же самые аргументы, что и в прошлый раз. Гарбинье не теряла надежды уговорить подругу: работы здесь слишком много, и, хотя у нее есть помощница, еще очень молодая девушка по имени Лурдес, они и вдвоем еле-еле справляются. У нас рук не хватает, а вот если к нам присоединишься ты, то, я уверена, дело будет процветать, к тому же мы сможем нанять еще кого-то. Чего ты боишься? Возьми кредит. Да нет, я не кредита боюсь. А тогда чего? Дай мне время подумать.
Мариахе стала по два-три раза в неделю приезжать в парикмахерскую и помогать Гарбинье – то утром, то днем, в зависимости от наплыва посетителей. Сперва она мыла и сушила клиенткам волосы, а также выполняла всякую мелкую работу, какую обычно доверяют ученицам, – главным образом потому, что чувствовала неуверенность, поскольку уже несколько лет, как не занималась этим делом и какие-то навыки могла утратить. Подруга ее подбадривала, и со временем Мариахе стала браться и за более сложные вещи, хотя и не без опаски, но на самом деле справлялась с ними без малейших затруднений. Правда, как и в самом начале, отказывалась брать плату за свою помощь. Знаешь, я ведь прихожу сюда только потому, что не хочу сидеть дома одна.
И вот как-то раз Гарбинье знаком поманила ее в кладовку, где их не могли слышать ни Лурдес, ни клиентки, и там спросила в лоб, что с ней все-таки происходит. Ведь причина явно не только в том, что ты не хочешь сидеть дома, думаю, возникла и какая-то другая проблема, не пытайся меня обмануть. Что-то не так с мужем? Едва сдерживая слезы, Мариахе замотала головой. Это из-за сына? Да, в общем-то, из-за сына, но уже не только из-за бедного Нуко. Так в чем все-таки дело? Наша беда еще и в том, что у нас ничего не получается с новым ребенком. Они с мужем, по ее словам, все последние месяцы очень старались, но, как оказалось, впустую. Ничего у них не выходит! И Мариахе призналась, понизив голос, что тайком от Хосе Мигеля съездила в Бильбао и была на консультации у врача. Ну и?.. Там не нашли у меня никаких отклонений. Со мной все в порядке.
Шли дни, и наши попытки становились все более механическими. Можно сказать, что вроде как по обоюдному согласию мы думали исключительно о результате, а не об удовольствии. Гарбинье прочитала в каком-то журнале, что есть позы, при которых мужской орган проникает глубже, и это, по логике вещей,
