Полусвет. Страшный смешной роман - Елена Викторовна Котова
«Stille Nacht, heilige Nacht» – тихая ночь, святая ночь и так далее.
«Oh, Tannenbaum, oh, Tannenbaum», – о елочка, о елочка, тара-па-па, та-ра-рам…
До рождественской ночи оставалось еще время, и Хельмут занялся челночной дипломатией. «У вас столько общего, вы духовные сестры», – убеждал он поочередно свою бывшую и нынешнюю спутниц жизни. Ему удалось свести их за ужином, прихватив для комплекта бедненького Йенца, и выяснилось, что общего у дам и правда немало.
Обе считали, что мусульманские мигранты – это беда, обе уверяли, что борьба с изменением климата – Quatsch, ересь, и обеим, – о, ужас! – нравился Трамп! Эльзе, правда, нравился и Брекзит. На вопрос, чем же Брекзит хорош, Маруся в ответ получила невнятное: «брюссельская бюрократия, все зарегулировано…» – не только московские инстаграм-девицы с рыбьими губами черпают убеждения из соцсетей. Крыса-Эльза сидела в фейсбуке постоянно, точь-в-точь как московские demimondaines, что-то поминутно зачитывая вслух и строча комменты. Узнав, как много у нее общего с Марусей, крыса ее зафрендила, а спустя месяц забанила. Правда, на то были веские причины.
Как-то после Нового года, когда думать крайне лениво, Маруся написала пост про «одну мажорку в брюликах». Которая при своих мажорных деньгах колесит по заправкам Берлина в поисках бензина на цент дешевле, сжигая при этом на своем BMW в разы больше. Марусе в голову не могло прийти, что, крыса с помощью Goоgle translate читает все, что Маруся пишет.
Эльза залочила Марусю, запретив бедненькому Йенцу переступать порог дома на Хафеле, куда так бесцеремонно вселилась русская аферистка с израильским паспортом. Маруся жалела только о том, что этот афронт не приключился раньше, избавив ее от ночи в амбаре с семейкой Аддамс… Но это случилось уже в Новом году, который пока надо было встретить на полную катушку.
– Хельмут, к нам на Сильвестр едут Матвей Самойлов с женой из Лондона – ты же его помнишь, мы в Тель-Авиве ужинали. Главное, не спутай: тогда он был с Корнелией, а сейчас с женой Леной.
– А как ты объяснишь это Корнелии?
Маруся только рукой махнула: не понять Хельмуту, что это не тема. У нее опять тренькнул айфон.
– Глеб в телегу бросил, они с Наташей, женой, тоже приезжают.
– Какой Глеб и в какую телегу?
– В Telegram, Глеб других мессенджеров не признает.
– Вы новое поколение, у вас свои мессенджеры, вы обеими руками строчите в телефон, а я одним пальцем тыкаю, – вздыхал Хельмут.
По крайней мере, он вспомнил, кто такой Миша Наумов и его жена Ася, они Хельмуту нравились. И очень вовремя вспомнил, потому что Миша днем позже доложил, что они тоже летят в Берлин, надо навестить родителей. Они в курсе, что в Берлине слёт, и это правильно! А Жуковой без базара задание – заказать ресторан.
Gendarmerie оказался единственно приличным местом, работавшим в Сильвестр до трех ночи. Хоть и похож на вокзал размерами и столиками, расставленными, как в бистро, но есть в нем особый вайб. Психоделическое огромное полотно на светлой стене причудливо сочетается с типично берлинскими темными шкафами, где рядами лежат бутылки: винная коллекция в Gendarmerie отменная. И меню под стать: устрицы, seafood, французские паштеты… Никаких бычьих хвостов, свиных рулек и прочего немецкого фольклора.
Компания собралась пестрая: Глеб притащил приятеля Борю Маркова, прикатившего из Мюнхена, а Хельмуту на хвост села Эльза – никакие силы небесные не могли заставить «мажорку в брюликах» упустить шанс пожрать на халяву. Пусть даже в компании русской аферистки с израильским паспортом и ее приятелей. Если бы она знала, что у семьи Самойловых паспортов по четыре штуки на нос…
Маруся, куря у входа с Матвеем, потешалась: Эльза явилась в майке на лямках и в свитере, спущенном на плечо, чтоб лямку показать. И в красных мокасинах на босу ногу. А что за пассажира Глеб притащил?
– Боря Марков, мой приятель по Лондону, – Мотя был весел, как всегда. – Они с Глебом дружат, их нынешние телки тоже подруги.
– Какие телки, Глеб же снова с Наташей? А тот, бритый, все при ней?
– Черт их разберет, это вечнозеленая мыльная опера… Слышал, что Куки уговаривает вас с Ваней писать сценарий сериала с бесконечным количеством сезонов. Круть идея!
– Мотя, какой сценарий, что вы пристали!
– Может бомба получиться. Стержневой идеей, в горизонталь, пустить второе гражданство. Ради второго и третьего паспорта каждый пускается во все тяжкие. Полански с Тарантино слезами от зависти обольются.
– Слово в слово повторяешь Кукины доводы, но мне не до этого, клиент косяком идет.
Боря Марков оказался пассажиром из Мухино с немецким и британским паспортами. Самойлов стал подмигивать Марусе и излагать всем свою нев… неве… роятную идею сериала. Хельмут приставал к Маркову, спрашивая, как это его не заставили сдать британский паспорт, выдавая немецкий, – Германия же не признает двойного гражданства. А как он живет в России без русского? Ах, у него вид на жительство…
Никто, кроме Маркова, Маруси и аборигенов не говорил по-немецки. У Самойловых и Глеба английский был отличный, у Наумова и Наташи – приличный, у Аси и Эльзы – топорный. То Боря с Марусей переводили с немецкого, то Матвей с женой – с русского на английский. Марков затеял с Хельмутом игру – кто больше назовет непроизносимых слов немецкого языка. Aufenthaltsgenehmigung, Wohnberechtigungsschein, Vorfälligkeitsentschädigung и так далее. Эльза спелась с Наумовым на тему достоинств Трампа, и совсем на ура пошла тема климатического синдрома, самый хит того сезона.
– Впервые сижу в компании космополитичных русских. Объясните, почему вы все такие правые? – спросил Хельмут.
– Мы при совке пожили, знаем цену вашим инфантильным утопиям! – выпалил Миша. – Ваши байки про климат отдают поворотом сибирских рек…
– Поворот рек? – опешил Хельмут.
– Ну, вы же гоните ветряную энергию с севера на юг, в Баварию. Это метафора, Хельмут, не зацикливайся, – бросила Маруся.
– Нам смешно слышать про социализм с человеческим лицом, где вы видели то лицо? Хоть один пример приведи, Хельмут! – кипятился Наумов.
– Евреев в совке чморили по пятому пункту, они знали, что за защитой бежать некуда, и не ныли. А у вас ноет каждый второй. Тех не тронь, об этих не заикнись, мусульмане, климактерические активистки – святые коровы… – вторил ему Самойлов.
– Если бы Меркель сегодня сказала то, что говорила десять лет назад, ее бы тоже назвали правой экстремисткой, – не удержался и Глеб.
– А еще квиры угнетенные, – вспомнил Миша.
– Вы не любите геев? – ужаснулся Хельмут.
Хельмут не понимает, они вовсе не против геев, а против пидоров, которые пытаются всех гнуть под себя. А под них мир сам прогибается! Они в Берлине посмотрели все лучшее – от Чек-пойнт Чарли до моста шпионов Глинике и остатков стены с граффити – East Side Gallery. Главное – без фанатизма, это ж только туристы до обморока осматривают достопримечательности. Им не менее важно посидеть с такими же своими, поесть, накатить хорошего вина. У них свобода, деньги, паспорта на все случаи жизни, они живут на полную катушку в ладу с собой и с миром.
Поленова подсела к Марусе: есть разговор по недвижимости, Маруся ведь дока в этом. Нет-нет, это не о доме Глеба…
На следующий день после позора дня рождения, отмокнув в спа, Наташа с трепетом встретила своего любимого. Любимый в тот вечер ни о чем не говорил, складывая в голове пазл. Главное, не торопиться и не поминать день рождения.
– Дурачок Самойлов болтанул, что есть одно берлинское поместье на продажу, цена вопроса – сорок миллионов, – за завтраком сказал любимый. – У меня обширная клиентура, я в Лондоне ко всем вхож, но не хватает информации. У тебя же подруга в Берлине живет, как ее… Мы в Тель-Авиве в ресторане с ней сидели.
– Маруся Жукова?
– Она ведь девелопер или что-то вроде этого? Собери через нее информацию о поместье. Тут комиссия на миллион, если не больше.
Хоть чем-то помочь Игорю, хоть
