Шлейф - Елена Григорьевна Макарова
— Это поле мое! — раздался бархатный голос.
Неужели Алексей Федорович все слышит?
— Захотелось рассказать про опыт над муравьями. Я поставил его невольно во время рубки дров.
— Вы работали дровосеком?
— Нет. Лоботрясничал в предместье Берлина. За еду и жилье помогал старичкам заготовлять топливо на зиму. Так вот, отломав часть ствола, я заметил, что она полна мурашей. Обнаружил я это только тогда, когда принес ее на место сбора поленьев, где-то метров за сто от того места. Муравьи были в полном ауте. Мой отлом расколол их жизнь. Несчастные суетились и бегали взад-вперед. Нарушены «нормальные связи», как при распаде СССР. На другой день прихожу — ни единого мураша!
— А в оставшейся части ствола?
— Ни одного. А я-то ожидал увидеть там трупы возвращенцев — муравейник-то не резиновый. Ничего подобного. Оставшиеся потеснились и по-братски приняли новоприбывших. Людям бы так!
— Ваш двоюродный дедушка тоже говорил о духовном братстве, только не муравьев, а людей.
— Откуда ты знаешь?
Он к ней то на «ты», то на «вы». За кого он ее принимает?
— Из его книг. Но самое интересное из того, что он написал, не об этом.
— О чем же?
— О ведьмах.
— Он сочинял сказки?!
— Нет. Научные труды.
— Научные труды о ведьмах?
Смех Алексея Федоровича еще долго звенел в ее ушах.
Товарищ вагоновожатый
И Яков Абрамович смеялся, вспоминая курьезную историю, произошедшую в Берлине. Он вез своей бывшей коллеге, осевшей там, подарок. Но она отказалась от встречи и вдобавок обозвала его «Bote des Teufels», в переводе с французского — посланник дьявола. А подарок-то был его книгой «Средневековые процессы о ведьмах»! С этим раритетным дореформенным изданием он и возвращался домой.
«Средневековая религиозная мысль отводила дьяволу весьма обширное место въ мiрозданii. По верованiямъ средневековыхъ людей, власть надъ мiромъ, надъ человечествомъ оспаривается двумя силами, почти равными по могуществу, но различными по своимъ принципамъ — Богомъ и сатаной».
Поначалу как-то неуютно было писать «бога» со строчной, что за панибратство? — но вскоре он привык и к маленькому богу, и к отмене ижиц, ятей и еров. Однако читать себя, дореволюционного, было куда приятнее.
«Богъ могъ бы уничтожить сатану и его силу, но Онъ сохраняетъ его и предоставляетъ ему, на предустановленномъ основанii, право действовать въ Mipe, искушать и совращать человечество для того, чтобы последнее своимъ сопротивленiемъ соблазну нечистой силы заслужило спасенья».
Товарищ вагоновожатый вернулась по звонку за посудой и сообщила, что пора готовить документы, подъезжаем к границе.
Паспорт и визитную карточку Яков Абрамович хранил в папке между статьями о правовых идеях в советском законодательстве, о коллективном договоре как юридическом институте, о юридических последствиях объединения германской марки и даже о сделках, совершаемых при посредстве телефона. Логика проста — портфель с рукописями потерять невозможно.
Вот он, Яков (Янкель) Абрамович Канторович. Родился в 1859 году 25 сентября по новому стилю, проживает по адресу Невский проспект, 82, кв. 76. В визитной карточке он значится издателем журналов «Судебное обозрение» и «Вестник судебной практики». Немцам это ни к чему, а наши могут и полюбопытствовать: кто таков, чем занимался за границей.
То, что он сын купца, мещанина 2-й гильдии Абрама Боруха Иоселя, что умершую, но прежде родившую его, Якова, жену отца звали Фейга Сара, а вторая жена Бася родила отцу Владимира, — пограничникам знать ни к чему. Равно как и то, что он, Яков Абрамович, внес пару мелких поправок в конспект договора. Как все пройдет в Генуе? И что даст нам подписание на практике? Продвижение в военной сфере. Доступ к использованию достижений германской военной промышленности, возможность изучать современные методы германского генштаба… Рейхсвер, со своей стороны, будет готовить группы летчиков, танкистов и специалистов по химическому оружию, обучать офицеров обращению с тем оружием, создание коего, равно как и владение им, прежде запрещалось.
Поезд остановился. Два ражих немца шлепнули печати в паспорт и ушли. А вот советские взялись придираться. Не к нему, к товарищу вагоновожатому. «Пошла вон, б., немецкая шпионка, мразь!» Услышав брань и визг, Яков Абрамович вышел из купе и встал у окна. Пренеприятные юноши тащили ее по платформе к какой-то будке. Из-за багажа он не мог покинуть вагон и броситься на помощь. Оставалось уповать на Рапалльский мир, который непременно положит конец шпиономании.
Яков Абрамович вернулся в купе. Свидание с домом на Невском оттягивалось. Как же соскучился он по дому, по русской истории, которая жила в нем. В 1834 году инженер-майор Брюн выстроил это здание для себя. На первом этаже был музыкальный магазин. С 1836-го по 1849 год там работала постоянная выставка «Общества поощрения художников». В 1863 году, когда Якову Абрамовичу было неполных четыре года, в нем поселился писатель Лесков, о чем с придыханием рассказывали родители. В 1892-м на первом этаже открылась лечебница «Общества врачей-гомеопатов», а в 1900-х — кабинет искусственных зубов И. Гиршфельда.
Если что-то, кроме непрерывной работы ума, и способствовало долголетию Якова Абрамовича, так это гомеопаты и
