Рукотворный рай - Дмитрий Николаевич Москалев
–Бабань, – шепотом позвал о неё, – тут что-то есть! Посвети! – старуха поднялась, подхватила с пола лучину и посветила Егорке, который уже потерял дар речи от испуга.
Вылез белым из под нар.
–Смотри сама, бабань! Толи мне показалось? – старуха влезла и охнула, в корыте лежали человеческие отрубленные руки.
–Бабань, что там? – спросил сиротка, держа её за подол, та перекрестилась.
–Давай-ка не шуми! И быстро полезай в то окно, и я следом!– на кухне гремела посуда.
–Я сейчас! – прокричала баба, – только в сени схожу! Уже готово! – хлопнула дверь, голые ноги пошлепали ко времянке.
–Поторопимся, а ты говоришь – добрая баба! – старуха открыла ставни, и мальчик живо спрыгнул на улицу, помог старухе неуклюже спуститься через узкое окошко.
–А теперь, бегом к кусты, в те! Там и спрячемся, и кустами отсюда рысью! – в то время воротилась баба, а побирушек и след простыл.
Нашла открытые ставни изнутри и выглянула в окно, в это время вошел высокий мужчина с топором в руке.
–Ну и где они? – чего ради ты меня подняла, дура? – огрызнулся он, так и будешь в окошко пялиться?
–Чего пялиться-то? Искать их надо! Говорила ж не оставляй их тут! Увидели, теперь всем растрезвонят! Это ты, дурень, Иуда ты! Спать надо меньше! К тебе дичь сама в рот лезет, а ты не берешь! А теперь иди и охоться за ней! Далеко они не ушли, не мне ж за ними бегать? Иди ищи их! Пока не поздно! – заревела она.
Наблюдающие Егорка и старуха увидели ещё один мелькающий силуэт.
–Надо бежать! Вот и кормилец её пришел, за нами! Так что если что, ты беги, а мне уж помирать пора!
–Не надо так говорить, бабань! Не найдет! Нас никто не найдет, идем на дорогу, надо спрятаться у обочины в траве, высокой, и ждать, кто мимо проезжать будет, только не этой дорогой, я видел ещё одну, там колея от телег, ай да! – согнувшись, две тени поползли из деревни.
–Ночь на дворе! Где я их найду? – удивился мужчина, а сам ушел на кухню, – это ты им что ль жарила? Нищеброда кормить?
–Да уж им, за тобой бы не пришла, гляди! Нам пожарила! – ты что жрать сел? – мужик закинул в рот пару кусков, а баба рассвирепела и принялась его хулить, когда же пыл спал, то угомонилась, выпрямилась, сложила руки на поясе.
–Иди ищи их! Худо будет нам! – завизжала она, исступленно.
–Иду, иду, батька уж скоро воротится? – спросил он.
–Поутру, неужто ждать собрался? – удивилась она.
–Какой ждать?! За вилами пошел! – мужик вышел, посыла проклятия беднякам, пришедшим в его дом. Он был сыт, и поэтому не стремился напасть на добычу, и она ушла от его сильных рук, которыми он переколол, перерезал, передушил не один десяток человек, на пару с отцом.
Размахивая вилами, положив их на плечо, выбежал из сеней, и принялся рыскать вокруг деревни, по дорогам, пробегал мимо Егорки раза два, но поутру, воротился, не найдя сих.
Старуха спала крепким сном от усталости, прямо на сырой траве. Егорка прижался к ней, чтобы согреться, так и проспали, пока лучи солнца не разбудили их.
Вокруг стояла тишина. Вдали чернела деревня, которая осталась в стороне, и все ещё пугала сиротку своим мертвым видом. В неё уже давно прибыла телега со стариком, хозяином того дома, но мальчик и старуха этого не заметили, скрип колес не разбудил их.
Ближе к обеду на дороге появилась новая телега, в которой сидел здоровенный бородатый мужик, погонявший клячу. Иногда мужик сходил на землю, чтобы помочь лошадке продвинуть телегу, иногда покрикивал, а иногда и добрым ласковым словом подбадривал свою старую подругу.
Мужик сурово посмотрел на старуху и ребенка, вышедших ему на встречу.
–У меня ничего нет, добрые люди, – громким голосом окликнул попрошаек и стегнул кнутом кобылу.
–Но! Пошла! – скомандовал он ей.
–Нам и не надобно чего, милый человек, только спаси нас, увези отседа! – зарыдала старуха.
Мужик изумился старушечьим искренним слезам, заплакал и сиротка, которые не отставали от телеги.
–Да что случило-то? – он остановил клячу, – аль какой черт обидел бедных людей? Аль кто ограбил, побил?
–Не побил, нет, хуже! – успокоилась старуха, – увези нас, а мы тебе по дороге все расскажем.
–Ну что же, вижу слезы ваши настоящие, так садитесь! Вместе покуда веселее, Блошку мою благодарите, она вас везет – мужик улыбнулся.
–Почему Блошка? – спросил сиротка.
–А в мелкие пятнышки вся, словно блошки завелись, чистишь, чистишь, думаешь, то ли грязь, то ли блохи, а она то такая сама по себе, поэтому и Блошка! Старая уже, ели обоз тянет… Иной раз придется идти так, что готовьтесь, дорога будет тяжелой, а до ближайшей деревни часа два ковылять! Ну, держитесь – свистнул мужик и стегнул кнутом поверх спины лошади.
Старуха рассказа о злом гостеприимстве. О бегстве с пиршества.
–Да, – сказал мужик, – знаю, в той деревне люди плохие живут! Повезло вам, что сказать! Расскажу тогда об этом властям, как доберусь, обязательно расскажу, пусть посмотрят, чего они там едят! Им советская власть мясо запретит есть, будут одни мослы грызть, – рассмеялся он, – а людей жалко, ишь, из-за такой сволоты люди и пропадают! И так бедствуем, так ещё и более человек повинен, чем природа, одни с войной, другое со злом своим приходят. Меня, как домой отпустили с фронта, уже ничего не удивляет, бывает люд и хуже фашистов, ведь свой же люд, а не чужой, свой! Тем и хуже он – что свой. Тьфу, – сплюнул он и замолчал.
Молчали с часу, каждый думал о своем, а затем запел свою песню мужик, до самой деревни пел. Оттого на сердце у Егорки сделалось тяжело, любил он песни, но ни одной серьезной не знал, только веселые частушки, с какими побирался в городе, с какими плясал, не от веселья, а от голода.
Расстались, мужик обнял сиротку, потрепал за волосы.
–Не могу тебя взять милок, у самого трое детей! Бедствуем, хоть и работаем! Держись, и не робей!
–Хорошо, дядь, – улыбнулся Егорка и пожал огромную ладонь мужику, как смог пожал.
–Удачи мать! – простился он со старухой.
–Прощай, сынчка! Бог отблагодарит! Будет милостив с тобой! – так они разошлись по разные стороны мира. Тогда и Егорка оставил старуху и двинулся своей дорогой – дорогой в будущее.
Мальчик побрел по новым деревням, которым не было конца и
