Владимир Чивилихин - Над уровнем моря
- Партия не с такими проблемами разбиралась и сейчас разберется, продолжал он немного нелогично, словно не слышал меня. - А ваша беда, Андрей Петрович, в том, что вы одиночка, самодеятельный бунтарь.
- Я уже не один.
- Кто еще? - быстро спросил Смирнов.
- Вы.
Он хитро засмеялся. Я чувствовал, что давно пора уходить, а мы все говорили и говорили - о будущем заседании парткома, о нашем толковом начальнике сектора, об Игоре Никифорове и других конструкторах, вообще о кадрах и принципах их выдвижения, о брошюре Терещенко, которую я пообещал подбросить Смирнову (я так и сказал-"подброшу"), и то, что мы разговаривали стоя, лишь подчеркивало этот уместный в данном случае стиль.
- И все же очень уж сложна жизнь, - сделал я еще одну попытку поплакаться.
- А что вы имеете в виду?
- Вообще...
- Уверен, что тут у вас позиции зыбкие.
- То есть? - встрепенулся я, подумав: "Не станет же он доказывать, будто жизнь - простая штука!" А Смирнов почти закричал:
- Встречаясь с бюрократизмом, криводушием и беспринципностью, утешаем себя: "Сложная все-таки эта штука - жизнь!" А это просто плохая жизнь! Вы заметили, что у нас повелось плохого человека называть "сложным"? Такие же комплименты мы жизни выдаем, фактически упрощая ее!..
- Это для меня очень интересная мысль, Владимир Иванович, честно скажу. Но это же действительность! И что делать?
- Прежде всего не .стонать: "Ах, какая сложная жизнь!" Неужели я зря потратил время? - недоуменно спросил он, и мне стало не по себе.
8. ИВАН ШЕВКУНОВ, ЛЕСНИК
- Явился? Гонял тебя леший! Люди делом занимаются, а мой?..
Это в конторе у нас думают, что лесник живет себе на курорте, прохлаждается. А тут крутишься-крутишься целое лето, и, когда присядешь к зиме, оно вспоминается одним крученым днем. Да и присядешь-то как на точило - жинка берется за свое, выговаривать-приговаривать. Сидишь и думаешь: "Скорей бы снега легли, чтоб с глаз долой в тайгу, белковать". Так-то она у меня баба отходчивая, и надо сдюжить только поначалу. Наговорится, а завтра уже другая, будто подмененная. Но первый день всегда хорошо отсидеться в норе, перемолчать...
- Я этой солью сколько бы капусты переквасила! Когда теперь еще завезут, жди, да и поселковые всю разберут про запас. И кабы кто проверять ходил твои проклятые солонцы! Положил ты горсть или десять - все одно никто не узнает...
Горсть. Скажет тоже! Марал должен утоптать место, запомнить его, хоть уйдет на ту сторону, в Туву или в Абакан. И первое дело - прилизаться важенкам, чтоб они молодых наводили на солонцовую тропу. Это я прошлой осенью в засидке три ночи просидел, все быка ждал, и насмотрелся, как мара
лухи телят обучают у соли. Погуманней час выберет, умница! Подходит неслышно, крадучись, замирает через каждый шаг, будто каменная делается, только уши работают, да сопатка без звука нюхтит. За ней мараленок на цыпочках - весь струна! Тонконогий, подбористый, аккуратненький, придумать такой красоты невозможно. Тоже подходит за матерью. Тебе дух перерывает, а сердце мрет, мрет, вот-вот остановится...
- До этого ты па три дня с лопатой уходил. Зачем? Кто видит твою работу? Люди добрые на Бело уже по стогу сена поставили, а ты возьмешься за покос, когда трава состареет, не продернешь? Люди с литовками в тайгу, а мой с лопатой. Молчишь? Сказать нечего?..
Ну что она может понимать? Галечники-то нужны глухарям, да еще как! Весна сильно задержалась в этом году, копа-лухи поздно вывели, и птенцы заранее должны к гальке привыкнуть, а то перемрут зимой от грубого корма. Это ж надо приспособление такое! Птица ест хвойные иголки, а камушками в желудке мельницу устраивает. Но в этом году я, правда что, зря занимался геологи бродят по тайге, расковыривают землю шурфами, и глухари, конечно, им скажут большое спасибо. А насчет сена это она мне хорошо напомнила. Сейчас другой сенокос идет вовсю. Пищухи траву подгрызают и тащат повыше, на сухие места, большие корни обкладывают, но вот ведь тоже приспособление съедает-то их запасы марал! И правильно. Марал тут главное добро, для него ничего не жалко. Зимой ему тяжело, корма нет, все под снегом. И если б не пищухи, едва ли он тут ужил бы. Места эти будто для марала придуманы. Багульник тоже ему здорово помогает перезимовать. И опять чудо - багульник не теряет лист на зиму...
- Ах! Горе-то какое! Опять чашку разбила. И это все ты, ты! Суешь свой мотор куда попало! Нет чтобы положить как люди в сторонку, а то прямо под полку с посудой...
...багульник не теряет лист на зиму, а сворачивает его опять же для марала. Кормушек бы успеть наделать - пищухи сообразительные, сразу же начнут таскать сено под карнизы, где дожди его не погноят...
- Отдыхающий взялся было косить на косогоре, только почто это чужой человек станет на нас горб гнуть?
...Какой отдыхающий? Что это она мне сразу не сказала? Ты в тайге дело делаешь, а тут какой-то отдыхающий присоседился?! Это не его там балаган за баней поставлен? И спиннинг в сенях. А я думаю, откуда взялся у нас фабричный хлестун? Туристов этих я бы убивал. Наверно, они люди неплохие, когда сидят по своим городам, но сюда приезжают - это уже не люди. В прошлом году Алтын-Ту подожгли. И ее не затушить, потому что обрывы - шапка падает, на смерть туда не полезешь. Полмесяца горела, пока не пошли дожди. А на озере закидывают консервными банками хариусные тони, шкодничают. Этой весной в Больших Чилях поставил столб и написал на доске, чтоб туристы вели себя по-людски, однако они этот столб подрубили и сожгли в костре. Нет, оседлый турист, он лучше...
- Человек хороший, смирный. Не то что подплывал тут один отряд с гитарой. Заграничные, говорят не по-нашему. Водки на "Алмазе" купили, гуляли долго, на мохе заночевали да и спихнули всю твою заготовку в озеро.
...Нет, я бы их убивал! Зачем они мох-то? Попросил меня Туймишев, бригадир из колхоза, моху ему надрать для шпаклевки избы. Туймишев мужик работящий и справедливый, всем бы нам такими быть, и я ему уважил. Мох уже высох было под берестой, а они его в озеро? Паразиты, больше ничего. А еще иностранцы называются. Пожалуй, надо бы их поймать на озере, если они еще тут, да заставить денек полазить по сырым бочажинам - они бы поняли цену этого мха...
- На Кыныш с ними ушел. Я их из подойника парным молоком попоила, они и побегли ходом. Там человек погибает с экспедиции, они его на гольцы будут тянуть оттуда. Пока с ним Тобогоев там... Иван, а Иван! Пошел бы ты помог, а? Ведь человек, может, помирает, а? Ваня!..
...Как помирает? Заболел, что ли? Надо собираться, мало ли что там. Она вря сразу про это не сказала. Вот вечно так- ходит вокруг да ходит, говорит да говорит. Пока все слова не скажет, дела от нее не жди.
- Ты же такой у меня, я тебя знаю - чего захочешь, то и сделаешь! Я уж тебе собрала тут кой-чего. Прямиком пойдешь? А на Беле вертолет сидит с понедельника; может, им там надо чего сообщить?..
Постой-ка, сегодня какое? Пятнадцатое, что ли? Середа. Может, они его уже вытянули? Видно, придется в Белю сгонять. Ничего, на моторке мигом обернусь. Правда что, надо узнать, какое положение. И чего его это в Тушкем занесло, экспедипионщика-то? Значит, Тобогоев там, с ним? Это хорошо.
И хорошо, что мотор у меня сразу завелся. Другой раз дергаешь, дергаешь, всю руку отмотаешь. А тут, видно, отдохнул за неделю и схватил с первой же прокрутки. Сейчас развернусь по заливу - и на Белю. Пошел! Вода впереди масляная, утренняя.
Да, насчет мха-то! Надо будет все равно пред Туймпшевым слово сдержать. Алтайцы любят, если кто своему слову хозяин, уважают. И сами не сорят словами зазря. Я бы их за это превознес, будь моя воля, потому что словам надо верить, иначе вся жизнь рассыпается.
Только зря этих алтайцев у нас собрали в колхоз. Ну, на Чулышмане другое дело. Там козы, овцы, лошади, это алтайцы все умеют, и колхоз так разбогател на шерсти, что председатель стал только два пальца подавать. А в нашем озерном колхозе все стадо - тридцать коров. Не коровы, а собаки. Мослы торчат во все стороны, по тайге лазят, правда что, как собаки. Им кормов надо на зиму, однако алтайцы сроду сена не ставили. Земли там пахотной десять гектаров, на ячмень для толкана, только-то. И, сказать по чести, они землю не любят и никогда не полюбят.
Или вон Тобогоева лесничий приставил за помидорами ходить - это же для алтайца смех и горе. Алтаец - вечный таежник, он тут тыщу лет тайгой жил, и его в земледелие не повернуть. Да и зачем, разобраться, поворачивать-то? Наша тайга больше государству может дать. Белка уходит в Туву да Монголию и там отмирает по природе, соболиные места еще не все знаемы. С наших гор пушнины еще брать да брать. И орех, когда урожай, мы не выбираем даже в лучших урочищах.
Эти алтайцы на орехе - молодцы! Не хуже белок лазят по таким кедрам, что наш брат только ахает. И есть молодые ребята, которые даже прыгают с кедры на кедру. Алька-радист увидел это прошлой осенью, сна лишился. Он парень спортивный, его заело, и, может, из-за этого начал по озеру плавать на волне, а вовсе не из-за девахи. Нет, алтайцы, если их вернуть к извечному своему промыслу, много из этой тайги могут добывать добра...
