Владимир Чивилихин - Над уровнем моря
- Да перестаньте вы наконец! - не выдержал я. - Вы же не у себя в квартире!
Они смолкли, словно оглушенные, но женщина тут же набросилась на меня:
- А вы не слушайте чужих разговоров! Развесили уши! Ему мешают!.. Садитесь на первый ряд, если плохо слышите!..
И так далее и тому подобное. Замолчать таких не заставишь, возражать дело пустое, а слушать противно и стыдно. К счастью, она быстро выдохлась, но радоваться было рано.
- Ты был там? - задышал вдруг мужчина мне прямо в ухо. На экране в это время наши танки входили в Вену. -Ты там был? Нет? Ну вот, а еще кричишь. А я эту Вену брал! Понял? А ты кто такой? Где ты был? Где? Молчишь?
- Мой отец погиб в Вене, - тихо сказал я, чувствуя, что больше уже ни слова не смогу произнести - разрыдаюсь.
- Если сын такой хам, то и отец, наверно, был свинья! - сказал он, будто подвел окончательный итог, и заскрипел креслом.
Я размахнулся и наотмашь ударил его по лицу. Люди впереди обернулись и, видимо, ничего не поняв, продолжали смотреть на экран. А я уже не видел экрана, не слышал голоса диктора, трясся, как на вибростенде.
- Ну что ж, - услышал я срывающийся голос соседа. - Ты, я вижу, смелый. Но я тебя проучу. Ты меня запомнишь. Выйдем сейчас, поговорим.
Экран погас, и я встал.
- Я покажу тебе, как распускать руки! - сказал он, но в голосе его я почувствовал не силу, а власть. - Идем! И он попытался схватить меня за рукав.
- Не трогайте!
- Я отведу тебя, куда следует!
- Почему "я" и почему "отведу"? Пойдем вместе. У выхода рядом с нами оказался какой-то хорошо одетый человек, он вполголоса заговорил с моими соседями.
- Кто он такой? - услышал я.
- В милицию, в милицию его! - закричала женщина. В милиции нас встретили удивленно - было около двенадцати часов ночи. И вежливо. У вошедших за мной деликатно осведомились, что случилось. Странно, почему об этом не спросили меня?
- Заберите хулигана! - тоном приказа сказал мужчина. - Пусть до утра посидит.
- А что он сделал? - У лейтенанта изменилось выражение лица, и он засуетился, усаживая супругов.
- Ударил человека в кинотеатре.
- Вы спросите у него, за что я его ударил!
- Ваши документы! - Дежурный нетерпеливо протянул РУКУ.
Я развернул и хотел показать удостоверение, но лейтенант вдруг вырвал корочки у меня из рук.
- Не надо, товарищ, - устало сказал я и тоже сел на скамью. - Вы же на работе.
- Сами распускаете руки, а нас пытаетесь воспитывать!
- Я не воспитываю вас, но все же сначала надо выяснить, кто виноват.
- Разберемся завтра, - решил лейтенант, рассматривая мое удостоверение. - Гражданин Крыленко! К девяти часам утра быть здесь с письменным объяснением. Удостоверение останется, завтра на работу не пойдете. Все.
- Зачем хулигана отпускаете? - воскликнул мужчина.
- Никуда не денется, - сказал лейтенант. - Извините, а вы будете писать заявление?
- Да, сейчас же.
Я пошел в общежитие, думая о том, почему у этого типа не потребовали документы. Что сей сон значит? Ребята уже спали. Я выпил бутылку кефира и сел писать объяснение. Разволновался, накатал девять страниц и лег. Утром я коротко рассказал ребятам и дал почитать объяснение.
- Ну, ты даешь!.. - сказал Игорь Никифоров. - Тебя бы замполитом в армию...
Когда я сдал объяснение, меня попросили подождать минутку, но я просидел часа два. Потом провели в кабинет начальника отдела. Пожилой майор со шрамом через всю щеку глянул на меня равнодушно, как на вещь.
- Я внимательно прочел и это заявление и ваше объяснение. Вы ничего тут не придумали? Что-то не верится. Он ведь тож'е воевал. Как мог фронтовик, солдат оскорбить память солдата?
- Об этом надо у него спросить, а не у меня!
- Скажите, а как вы докажете, что не были пьяны?
- Это уж слишком, товарищ майор! Я был трезв, как пучок редиски.
Он улыбнулся одной стороной лица.
- Вы не встречалась с ним раньше?
- Нет.
- И не знаете, кто это?
- Знаю, - сказал я. - Негодяй.
- Это наш новый председатель райисполкома. Вон оно что! Уж этого-то я не предполагал. Это мне сове оставить последнее слово за собой. - Хорошо, я демагог! Но прошу вас, объясните мне, в чем состоит моя демагогия?
- Вы же сами сейчас назвали себя демагогом!
- Вот с вашей стороны это действительно демагогия! - закричал я, и у меня появилось неудержимое желание схватить со стола письменный прибор со спутником и стукнуть Дзюбу по голове - будь что будет! Или себя - по воспаленным мозгам, чтобы затмить все.
Усилием воли я взял себя в руки, подумал, не схожу ли я действительно с ума? Дзюба, вероятно, заметил, что со мной что-то необычное, мгновенно переменился, стал предупредителен и вежлив. Он подвинул сигареты и сказал, что на следующее заседание парткома придет сам Смирнов и со мной, как с некоторыми другими инженерами, он хочет поговорить предварительно.
- Странно, откуда он тебя знает? Я ничего не докладывал... Ты уж там смотри, не ерепенься, - предупредил он, почему-то переходя на "ты". Кстати, что у тебя там за история в милиции?
- Дал пощечину одному мерзавцу, - 'неохотно сказал я, отметив про себя, что секретарь, оказывается, не знает подробностей.
- Что-о-о? Драка в общежитии? - приподнялся он. - Этого еще нам не хватало!
- Да нет, в кино дело было.
- Тогда другой коленкор. С кем же ты поцапался, с хулиганами?
- Нет, с мэром нашего района.
- С кем это?
- С предрайисполкома.
Дзюба испуганно отшатнулся, а когда я коротко объяснил, что произошло, сказал:
- Да он мужик вроде ничего. Выдержанный, спокойный. Прежний председатель вечно придирался к заводу по мелочам - то за гудки, то за ямы, а этот не беспокоит попусту.
"Не беспокоит"! Лучше не скажешь. То-то весь поселок машиностроителей в гря.'>и, в канавах, всюду завалы из разбитых железобетонных балок и труб. Сквер, посаженный при старом директоре, погублен, и даже у бюста Ленина клумба вытоптана. А мы все это безобразие даже перестали замечать! Я поднялся.
- Да! - остановил меня секретарь. - К Владимиру Ивановичу сегодня вечером, в двадцать ноль-ноль. Чтоб точно был, без опозданий...
И вот я у высшего начальства. Человек не старый и не молодой. Обыкновенные - не "волевые", не "вдумчивые", самые что ни на есть обыкновенные глаза в глубоких глазницах. Встретил он меня нестандартно, неказенно и не то чтобы "сразу расположил", а просто побудил меня посмотреть на себя, как на человека вполне нормального, не взвинченного до предела "вопросами" и неприятностями.
- Ваш трактат я прочел с интересом, - приступил Смирнов к делу. Переживаний многовато, позитивная часть не продумана, а суть правильная...
И он заговорил о том, чтобы я не понял его так, будто он осуждает меня за переживания, от них в наше время никуда не денешься, но посоветовал точно, как Симагин! - переплавлять их в нечто полезное. И я ему, оказывается, даже нравлюсь, потому что, мол, искренне болею за дело, а то развелось равнодушных - пруд пруди, это хуже всего. Однако мое предложение - все поломать - не годится, и так много наломано дров. Мне совершенно необходимо, как он сказал, "тонизироваться", "войти в спектр серьезной реальности". Никакой ломкой или командой сверху не изменишь психологии людей и "микропорядки", надо "тянуть лямку", начав, наверно, в данном случае с дисциплины и научной организации труда.
- У нас все об этом думают, - поднял голову я.
- Есть предложения? - оживился он. Никаких конкретных предложений у меня не было, и я почувствовал себя мальчишкой.
- Ну что? - Смирнов смотрел на меня и смеялся глазами. - Ваше предложение - снять директора? А кого поставить? Вы знаете, мы вот тут сидим, а Сидоров все еще толчется на заводе, потому что план горит...
- Толку-то что! - не выдержал я.
- Вот видите, мы и поняли друг друга! Знаете, я вот думаю иногда: сяду-ка снова на завод, это мне ближе, я инженер. Но будет ли толк, я не уверен! - Он устало посмотрел на меня. - Да что там я? Сядет какой-нибудь новый Тевосян, и то не будет толку! За эти годы у многих из нас почему-то притупилось чувство ответственности, планирование запутали так, что сам черт ногу сломает. Кое-что, я согласен, ломать все же надо...
Я был ему благодарен за то, что он так говорит со мной, рядовым инженером, но у меня-то, у меня не было предложений! Хорошо еще, что Смирнов сказал, чтоб к заседанию парткома они были.
- Я вам верю, хотя первый раз вижу, - перешел он к инциденту в кино. - А его знаю давно, и для меня большая неожиданность, что он не соблюдает элементарных правил поведения. Избрали его недавно, опыта еще нет, но работник он перспективный, это бесспорно. И тут такая заковыка! Конечно, депутат народа, Советская власть, он должен пользоваться всеобщим уважением... Вы-то что думаете делать?
- Не знаю. Может, в газету напишу.
- Неужели придется отзывать? - Секретарь был искренне огорчен. - Как его накажешь? За что? За то, что разговаривал в кинотеатре, оскорбил вас и память вашего отца?.. Получил пощечину. А может, он заберет назад свое заявление?
