Голец Тонмэй - Андрей Васильевич Кривошапкин
В ожидании гостей без дела не сидят. Несколько семей по просьбе Горго откочевали до Эгден Кунтэк. Там они заготовят дрова для растопки. Наедут гости. Поставят свои чумы. После долгой езды они не должны тратить силы и время на заготовку дров для очага. Сородичи Горго заранее заготовят много сухостоя и завезут до места общей стоянки на реке Эгден Кунтэк. Это дрова для всех.
Заодно отремонтируют кораль-загон. Оленей станет много. Надо сделать так, чтобы в корале им не было тесно. Поездят по ягельным местам, чтоб проверить следы хвостатых. Заодно узнают, есть ли волки в тех местах или обходят стороной. Если наткнутся на следы, то надо уточнить, сколько особей. Так делают для безопасности оленей.
Дальновиден старый Горго.
Он попросил Гирге, чтобы тот оставался при нем. Когда сын рядом, отец спокоен, приходится с ним держать совет по разным житейским вопросам. Гирге – дельный, толковый парень. Отец сыну, конечно, так не говорит.
Оказалось, Горго, оставляя сына при себе, как в воду глядел. Через пару ночей тот пришел к отцу и говорит:
– Снегу много на пути едущих к нам соседей. Олешкам трудно на глубоком снегу. Ама, пожалуй, я поеду навстречу им. Как ты на это смотришь?
– Коли так, как ты говоришь, то надо ехать. Тебе виднее, Гирге. Ты просто так говорить не будешь, поезжай.
* * *
Молодые олени ложатся на снег и не поднимаются. Другой бы на месте Тонмэя отчаялся, не зная, как дальше быть.
Ехавший сзади Дэгэлэн Дэги догнал Тонмэя с оленями. Впереди поджидал Гякичан. Его упряжные отдыхают лежа. Им особенно тяжело, когда приходится грудью пробиваться сквозь толщу снега.
– Подождем немного, пускай отдохнут, – предложил старик.
– Опасно, дедушка, могут не подняться олешки.
– Я прожил на свете долго. Не припомню такого обильного снегопада. Моя маленькая голова не знает, как поступить. Ты парень с головой. Скажи, как быть дальше?
– Нам бы как-нибудь пробиться вон до того леса. Там бы остановились на ночь. В лесу снег мягче бывает. – Тонмэй спокоен.
– Уставший олень обычно не поднимается. Скорее подохнет, чем встанет.
– Мы во что бы то ни стало пригоним их к старцу Горго. Так велел мой отец, – твердо откликается Тонмэй. Он представил себе больного отца. «Коли не доедем до сородичей, усугубим болезнь отца. А прорвемся, значит, подымем его дух. Другого не дано. Когда это было, чтоб ламут приуныл и повернул обратно? Какой позор, коли не преодолеем эту снежную целину…» Мысли у Тонмэя вертелись в голове, как косяк оленей в тесном загоне.
– Дедушка, кажется, я нашел выход, – голос Тонмэя оживился.
Он упал на колени и стал молиться Гольцу Тонмэю с просьбой помочь им в пути.
– Тогда объясни. – Дедушка Дэгэлэн Дэги, всегда многословный и неунывающий, на этот раз как-то сник. Видно, сильно устал, да и годы давят.
– Сейчас оленей оставляем тут. Пускай покуда отлежатся. А мы втроем прорвемся вон к тому лесу. Олени почувствуют сладость дыма и по одному потянутся к нам.
– Дельно думаешь… – воодушевился старик.
– Впереди пойду я сам. За мной Гякичан. А ты, дедушка, поедешь за нами.
Тонмэй повел за собой верхового оленя. С каждым шагом проваливается в снег по пояс. С трудом выбирается.
К нему пробрался Гякичан. Остановился, чтоб отдышаться.
– Что решил? – спрашивает Гякичан. – Мои олени выбились из сил.
– Нам нужно как-нибудь вон до того леса добраться. – Тонмэй шумно дышал. – Не вешай нос. Поведу твоих оленей, чтобы пробить санную дорогу. А ты возьми моего учага. Устал ты сильно, как вижу.
Так и сделали.
Тонмэй, стиснув зубы, упорно продвигался вперед. Пускай медленно, но шел. Не останавливался. Оглянулся назад. Обрадовался, увидев во след идущий караван. Гякичан тоже пробивался пешком, ведя учага Тонмэя. А к нему за шею связал упряжных оленей дедушки Дэгэлэн Дэги. Остальные олени все еще лежали. Только их головы еле виднелись над снегом.
Тонмэй двинулся дальше. Снежный наст крепок, как лед. Еще немного, еще… Тонмэй вспотел, но не останавливается. И вдруг… О чудо! Снег стал мягче. Остановился, поджидая спутников. Когда те подъехали, Тонмэй подошел к ним.
– Лес вон рядышком. Заживем теперь. Снег уже помягче стал, – голос Тонмэя уже другой.
Настроение у его спутников заметно улучшилось. Отдышавшись, двинулись дальше. Тонмэй вновь вырвался вперед. Олени Гякичана и дедушки тоже оживились.
– Здесь есть сухие дрова… – донесся бодрый голос Тонмэя.
Наконец подъехали спутники. Тонмэй разгреб снег.
– Ягель! Есть тут ягель! Значит, заживем! – вскричал он.
Всех оленей распрягли и отпустили на волю.
– Дедушка, мы сами управимся. А ты посиди пока на нартах. Отдохни, – обращается Тонмэй к деду.
– Одной смертью умрем. Зачем мне сидеть?! – живо откликается Дэгэлэн Дэги.
– Гякичан, а это что?! Видишь? – отойдя шагов на двадцать, удивленно воскликнул Тонмэй. – Подойди сюда.
Гякичан подошел и увидел прислоненные к толстому суку громадного дерева старые шесты для илуму. Он и удивился, и обрадовался.
– Как я вижу, здесь когда-то останавливался охотник. Видно, с семьей. Место удобное. Бери их и ставь остов для илуму. А я дров нарублю, – сказав так, Тонмэй с топором двинулся в глубь леса. «Вот же рядом сухостой стоит. А он почему прошел мимо?» – удивленно подумал Гякичан.
Вдвоем быстро поставили илуму.
Тонмэй нарубил много дров. Дэгэлэн Дэги развел огонь. А Гякичан деревянным ковшиком наполнил котел и чайник зернистым снегом. Ламуты весьма разборчивы в этом деле. Каким попало снегом не станут наполнять посуду. Они знают толк в этом. Из поколения в поколение накопили знания о снеге. Верхние слои снега не пригодны для питья. В них микробы и источники разных болезней. Набирают только зернистый снег, состоящий из блестящих ледяных крошек. Он чистый и годный.
Над илуму потянулись вверх, словно радуясь, клубы густого дыма. Это был проверенный на вековых тропах кочевья непреходящий знак жизни.
Раз появился и струится дым, значит, жить можно. У каждого из путников есть чем заняться. Гякичан разбирает вещи на нартах, сортирует их. Дед занимается чайником. Следит и вовремя подкидывает порции зернистого снега.
Тонмэй натаскал сухих дров, нарубленных крупно. Такие дрова горят долго. А мелкие быстро прогорают без видимой отдачи. Ламуты и тут опытны.
Тонмэй свалил несколько молодых деревьев, собрал их мерзлые ветви и затащил охапками в илуму для подстилки.
– Вот это хорошо! – вырывается у Дэгэлэн Дэги. Видавший и преодолевший множество трудностей на своем долгом веку, дед радуется не только хвойной подстилке, но отдает должное трудолюбию и выносливости Тонмэя. «Совсем, как отец», –
