Сто тысяч раз прощай - Дэвид Николс
– С этим не поспоришь, – сказал я, и тут она вдруг схватила меня за руку:
– Вот тебе и причина сыграть в этой постановке! Новые впечатления, новые люди… – Оглянувшись, Фран понизила голос. – Нет, понятно, с виду они немного того… – она скорчила гримасу, – но в принципе нормальные ребята, им только надо пообвыкнуться…
– Я не смогу.
– Да почему?
– Работаю.
– Это здорово! А где?
– На заправке.
– И что же, разрешите полюбопытствовать, привлекло вас в мир этой профессии?
– Запах бензина. Мне нравится, как он пропитывает одежду, волосы.
– И вдобавок всякие соблазны тут же, на полке.
– Само собой: и чипсы, и сладкое, и порнушка…
– Есть чем себя побаловать? Я про сладкое, а не про порно.
– Ну, порно, кстати, запечатано в целлофан…
– В качестве милого сюрприза.
– …а сладкое – нет. Разве что «Твикс», да и то не всегда.
– Ты, как я погляжу, знаток. А что по деньгам?
Я опустил глаза на свои ногти:
– Три двадцать в час.
Она присвистнула.
– И сколько часов в неделю?
– Десять-двенадцать.
– Ну ничего, о времени можем договориться. Отмазка у тебя хилая, так и знай. Впрочем, никакие другие отмазки тоже не принимаются.
Слово за слово – мы успели спуститься под горку и оказались у перекрестка с шоссе, возле бетонного павильона автобусной остановки.
– Отсюда меня папа забирает. Мы живем вон в той стороне.
И она упомянула не то поселок, не то деревушку из двадцати с лишним домов, побеленных, крытых соломой, всем на зависть. Ну-ну, подумал я, это многое объясняет, тогда все сходится.
– Подождешь со мной? Он чуть позже приезжает.
Но как только я представил, что через считаные секунды мимо нас, кивая и ухмыляясь, потянется вся труппа, мне, скрытному и зажатому, сразу захотелось оттуда сдернуть.
– Нет, поеду, наверно. Вечером еще на работу. – Я сел на велосипед, неловко зацепившись за седло внутренней стороной бедра.
– Что такое? Голова кружится?
– Нормально все.
– Ну ладно тогда. Хорошо, что мы потрепались.
– Ага.
– И вот еще что… – Она вытянула перед собой руки, сжимавшие распечатку текста. – По крайней мере, я пытаюсь.
Бросив взгляд в сторону автобусной остановки, где пересмеивалась и ухмылялась вся труппа, я повернулся к Фран и заговорил по-шпионски, негромко, но твердо:
– Слушай, без обид: в понедельник я не приду.
– А что так?
Передернув плечами, я устремил взгляд куда-то вдаль:
– От меня проку – ноль.
– Многие этим прикрываются. Никто не говорит: от меня будет очень большой прок, я готов с пользой вступить в любое дерьмо, вот такой я молодец.
– Нет, в моем случае…
– Это твое невступление… из-за того, что ты бунтарь или дикарь?
– И то и другое – надо же чем-то прикрываться.
– Я так и поняла. Не вижу в этом ничего хорошего. – Она снова протянула мне текст. – Вступить – не предосудительно, особенно если дело того стоит.
– Но в моем случае все не так! Я пришел только потому… как это… не знаю… ну, короче, чтобы пригласить тебя на кофе там или на чай, типа того, понимаешь? Можно, кстати, и на чай, и на кофе, я только за. Или, скажем, в паб – знаю я тут одно место, где наливают всем без разбора… я не в смысле… просто если не высовываться… посидим на открытой террасе, ну или как ты скажешь, но меня, если честно, прет эта шекспировская тема. Как пить дать, я облажаюсь. Вот как сейчас под деревьями, если не хуже.
Пока я распинался, она то хмурила, то вздергивала брови, щурилась, покусывала прядь волос и убирала за ухо; а я с каждым ее движением все сильнее тушевался, прерывал себя на полуслове, издавал какие-то нелепые звуки, которые наконец-то иссякли, как последние капли из садового шланга.
– Ну вот. Как-то так. Что скажешь?
И когда мой фонтан пересох окончательно, Фран отчетливо произнесла:
– Нет.
– Нет?
– Нет.
– Ясно. Ну ладно.
Она пожала плечами:
– Прости.
– У тебя есть парень?
– Нет.
– Из-за Майлза или как?
– Что? Что?! Нет!
– Ладно, ладно.
– Я не понимаю… При чем тут, собственно, Майлз?
– Ну, не знаю, я просто… может, тебе неохота… все нормально…
– Не в этом дело.
– Ну намекни хотя бы, а то мне напряжно в угадайку играть.
– Некогда мне! Вот это видишь? Столько выучить нужно…
Она помахала текстом пьесы у меня перед носом.
– Зато роль какая – заглавная.
– Вот именно! Я халтурить не собираюсь.
– Ну, может, на выходных…
– Нет, на выходных я с друзьями тусуюсь. А с тобой могу встретиться разве что…
– Начала – договаривай…
– Ну, приходи в понедельник.
Покрутив головой, я вгляделся в лица, наблюдавшие за нами из-под бетонного козырька.
– Только в понедельник? Один раз?
– Нет, можно всю неделю. Продержись хотя бы до пятницы.
И когда на расстоянии вытянутой руки передо мной опять возникла распечатка, я выразился, как подобало поэту:
– Бл… Блин, блин, блин!
Она рассмеялась:
– Уж извини, таковы условия.
– Но в пятницу-то мы куда-нибудь сходим?
– Нет, в пятницу я еще только серьезно подумаю.
– И примешь решение?
– Да.
– Исходя из чего?
– Как заведено. Если мы сработаемся…
– Хочешь проверить, на что я годен?
– Ну зачем так? Это же не пробы.
– Смотря как поглядеть.
– Если даже пробы, то не такие, как ты подумал.
– Но это еще не точно? Кофе, то-се?
– На данном этапе переговоров все условия уже озвучены.
– Это называется шантаж.
– Нет, шантаж – это когда тебе приходится краснеть за содеянное.
– Как в «Театральном марафоне»?
– Нет, здесь, скорее, подкуп. А точнее, стимул.
И когда она в очередной раз протянула мне все те же страницы, я сдался и торопливо запихнул их в рюкзак.
– Еще подумаю, – бросил я, поставил ногу на педаль и приготовился оттолкнуться. – Пока.
– Ну, давай! – С этими словами она мимолетно коснулась моего плеча, а когда я обернулся, быстро прильнула щекой к моей щеке (на коже – то ли у нее, то ли у меня – чувствовалась испарина) и прошептала мне на ухо: – Сто тысяч раз прощай… и так далее.
А потом, уже на пути к своей компашке, помедлила и еще раз обернулась:
– До понедельника!
По дороге на работу в голове крутилось: «Сто тысяч раз прощай», до чего же красиво сказано. «Сто тысяч раз прощай». И только
