Якуб Колас - На росстанях

- Моему сопернику и коллеге нижайшее почтение, - обратился к Соханюку Лобанович.

- Вот молодец тельшинский учитель! - восхитилась матушка. - Сразу делает вызов нашему учителю!

- Вы меня не так поняли, - заметил Лобанович. - Коллега - мой соперник совсем другого рода, мы боремся с ним за гарнцы.

Отец Кирилл заинтересовался этой историей, и Лобанович рассказал, что за борьба завязалась у них.

Отец Кирилл смеялся, смеялся и сам Соханюк.

- Наш учитель - хозяин, имеет кабанчика и коровку, - заметила матушка.

- Только хозяйки не хватает, - добавил Лобанович. - Так и быть, коллега, женитесь - сделаю вам такой подарок к свадьбе, отдам свою ссыпку.

- И хорошо сделаете, - смеялся Соханюк. - Я человек практичный и отказываться от того, что идет на пользу человеку, считаю неразумным. Если жить, то жить со вкусом, а разбрасывать рубли ради того, чтобы помирить двух буянов мужиков, не вижу смысла.

Соханюк кивнул в сторону Лобановича и засмеялся. История с вьюшкой была здесь уже известна. Лобанович не нашелся что сказать, он немного смутился.

- Да, - подтвердил и отец Кирилл, - наш учитель умеет жить. - Но его симпатия и сочувствие были явно на стороне тельшинского учителя.

- Вот что, коллега, - обратился Соханюк к Лобановичу, - вас приглашают на вечер к писарю, и мне выпала честь сообщить вам об этом. Даже и записку вам передали.

- Кто же это оказал мне такое внимание? - спросил Лобанович, беря записку.

- А дочка землемера там будет? - спросила матушка.

- Н-не знаю, - не сразу ответил Соханюк.

- Идите, идите, наставничек! - уговаривала матушка. - Там панечки будут и в том числе, вероятно, панна Людмила.

- Не хочется мне туда идти, - проговорил Лобанович. - Не люблю бывать в большой компании.

- Больше любите быть в компании одной-единственной, - пошутила матушка.

...Гостиная в доме писаря была ярко освещена двумя лампами. Переступив порог и окинув взглядом гостей, Лобанович в замешательстве остановился: к кому прежде подойти и с кем поздороваться? Он не знал, куда деваться, - так много здесь собралось гостей. Надо бы начать с хозяина, но хозяин сидел за столиком, держал полную горсть карт и внимательно в них вглядывался. Напротив блестел воротник урядника. Сбоку сидел фельдшер Горошка. Он подгонял писаря:

- Ходи, ходи, кум! Под туза! Под туза ему!

Но писарь не торопился. Он долго вглядывался в свои козыри, и казалось, вот-вот чихнет.

Сиделец по фамилии Кляп выказывал все признаки нетерпения, раздраженный такой медлительностью писаря.

- Не пори горячки, ведь и так останешься без одной, а будешь горячку пороть, без двух останешься.

Максим, сын фельдшера Горошки, порхал, как мотылек, от одной паненки к другой. Как видно, в этой деятельности он имел большой опыт. Лобанович был порядочно удивлен, увидев здесь пана подловчего: ведь тот немного брезговал компанией писаря. Дубейка, зажав шею в накрахмаленный тесный воротничок, очень мило и очень красиво, как ему казалось, кивал своей птичьей головой то одной, то другой барышне.

В глубине комнаты в мягком кресле сидела Людмила. Рядом с нею примостился Суховаров. Теперь Лобанович догадался, что пан подловчий вынужден был уступить Суховарову и поехать с ним, чтобы познакомить его с Людмилой, которой также заинтересовался и Суховаров.

- А-а, паночку! - проговорил подловчий. - Смотри, какой он прыткий! Я заходил к нему, чтобы вместе с паном Суховаровым поехать, а он уже здесь!

Подловчий весело поздоровался со своим соседом, взял его под руку и подвел к Людмиле.

- Будьте знакомы: пан Лобанович, профессор больших букв.

Людмила улыбнулась своей приветливой улыбкой и игриво проговорила:

- Мы уже почти знакомы, - и подала свою мягкую ручку.

- Значит, наш профессор гораздо ловчее, чем я думал, - проговорил подловчий.

- В тихом омуте черти водятся, - добавил Суховаров, и на его влажных губах застыла кривая, слегка пренебрежительная улыбка.

Суховаров был одет в парадный мундир с блестящими пуговицами и свысока смотрел на всех местных кавалеров.

Поздоровавшись со всеми, Лобанович выбрал себе наиболее спокойное местечко и начал присматриваться к гостям. Старшая дочь писаря, как хозяйка, часто отлучалась. Молодые люди из вежливости уделяли ей много внимания, чем она была очень польщена.

- Ну, как живете? - спросил Лобановича Дубейка. - У нас, видите, не то, что у вас, - публики много, барышни... Как вам нравится наша Людмила?

- А почему она ваша, а не наша? - спросил Лобанович. - Ну что ж, девушка как девушка.

- Вы посмотрите, как возле нее этот железнодорожник увивается!

- А вам завидно? Почему же вы не увиваетесь?

- Мое от меня не убежит! - гордо заявил Дубейка. Недавно земский начальник обещал ему должность писаря.

Подошел Максим Горошка.

- Что вы так редко у нас бываете? - спросил и он Лобановича.

Максим был вертлявый, низкого роста, но довольно красивый парень с тонкими черными дугами бровей и живыми глазами. Среди паненок он считался интересным кавалером, хоть и невыгодным женихом. Максим любил вести разговоры на общественные темы. Он ничего не делал, нигде не служил. Почему? Да просто потому, что никакая должность его не удовлетворяла и никакая профессия не отвечала его взглядам на жизнь. Он был немного шалопай и распутник, отличался острым языком и любил высмеивать людей.

То тот, то другой из гостей подходил к тельшинскому учителю и что-нибудь говорил ему. Соханюк сыпал шутками в кругу паненок. К Людмиле он не подходил, хотя исподтишка очень внимательно следил за ней.

XXVII

Панна Людмила несколько раз порывалась подойти к Лобановичу, так как потеряла надежду, что он когда-нибудь подойдет к ней сам. Ей любопытно было узнать, что он за человек. "Ну и бревно какое-то!" - заметила про себя панна Людмила. Тем не менее она попросила у своего кавалера прощения и с милой улыбкой подбежала к Лобановичу.

- Можно возле вас присесть? - спросила она сладким голосом.

- Прошу, прошу! - проговорил Лобанович и подставил ей стул.

- Вы как будто за что-то сердитесь на меня. Правда?

- О нет, сохрани боже! - горячо проговорил счастливый учитель. - Разве на вас можно сердиться? Да и за что?

- Ну, скажите мне правду: почему вы ни разу к нам не зашли?

- Я живу далеко от вас, с вами до этого дня не был знаком и вообще не было случая.

- А еще какие были причины? - допытывалась панна Людмила.

- Других причин я вам не скажу.

- А они были?

- И об этом умолчу.

- Ну, скажите! Ах, какой вы злой!

- Что делать, и злые люди живут на свете.

- Нет, вы добрый! Я слышала, что вы добрый!

- Мало ли что говорят. Да еще говорят ли?

- Так вы мне не верите?

- Я и сам себе не верю.

- Вот это мило! Как же это вы себе не верите? - спросила панна Людмила.

- А вот бывает так: думаешь одно, а делаешь другое. Хочешь жить так, а живешь иначе.

- А почему так получается?

- А потому и получается, что внутреннее состояние человека очень изменчиво. На него имеет влияние погода, люди, особенно ваш брат...

- А какое влияние имеет на вас наш брат?

Лобанович подумал и ответил:

- И хорошее и плохое.

- Ха-ха-ха! - засмеялась Людмила. - Неужто на вас имеет влияние, как вы говорите, наш брат? Не верится что-то. Вы, простите, действительно какой-то... святой.

- Я знаю, - с оттенком легкой грусти сказал Лобанович, - что паненкам святые не нравятся, хотя, правда, святым я являюсь с вашей точки зрения...

- Нет, нет! Вы не обижайтесь, прошу вас. Я только хотела сказать, что вы... ну, совсем не такой, как другие, не такой в лучшем смысле.

- Очень вам благодарен, но, снявши голову, по волосам не плачут. И обиды здесь никакой нет. Иной человек всю жизнь бьется и ломает голову над тем, как бы стать святым, а мне это легко далось.

- О! Молодец, профессор больших букв! - шутил подловчий, подойдя к Лобановичу. - Один завладел панной Людмилой!

- Это я завладела профессором, просто силой взяла его, не спрашивая, рад ли он этому или не рад, - ответила панна Людмила.

- Простите, - усмехнулся Лобанович и глянул ей в глаза так, будто он знал гораздо больше, чем думала панна Людмила, - а так ли это?

Девушка на мгновение смутилась, потом вскинула на него свои бойкие глаза.

- Ой, хитрый же вы, хитрый!

- А как вы думаете, святость и хитрость не мешают друг другу?

- О нет! Вам они не мешают.

- Ну, это другое дело. Но можно ли быть святым, оставаясь и хитрым?

- В вопросах святости я ничего не понимаю, - ответила панна Людмила. Оставим это. Скажите, почему вы так быстро тогда убежали, помните, у Абрама?

- Я никак не ожидал встретить вас там, и мне стало неловко... Скажу вам правду: я не хотел, чтобы вы подумали, будто я зашел туда для того, чтобы увидеть вас.

- А разве вам так неприятно было увидеть меня?

- Вот вы и поймали меня. Теперь выкручивайся как хочешь, - засмеялся Лобанович.

- Вы мне говорите правду, слышите? Чистую правду! - горячо наступала Людмила.