Девушка по имени Йоханан Гелт - Алекс Тарн
– И что, она не вознаградила тебя ничем? – поинтересовалась я. – Когда уже будет обещанная любовь? Сразу после побега… на мотоцикле, в переулке… это так романтично!
Санта-Клаус застенчиво улыбнулся.
– Ну зачем же в переулке… Я привез ее на безопасную квартиру. Мы не выходили оттуда целую неделю, и это была лучшая неделя в моей жизни. Не думаю, что Инга любила меня хотя бы в четверть моего чувства. Она считала мужчин существами низшего порядка, выделяя меня из остального мужского стада лишь потому, что знала: я готов ради нее на все. Буквально на все. Я мчался к ней по первому требованию, в любой момент, по любому звонку, по любой весточке, полученной, как правило, через третьи, четвертые, пятые руки. К тому времени полиция арестовала почти всех командиров «Фракции Красной армии». Их держали в самой охраняемой тюрьме Европы, но я верил в гений моего воробушка. Я твердил Инге, что если кто-то может освободить Баадера, Ульрику и других, то только она. Ладно, сказала Инга, я займусь твоими камрадами немедленно после того, как освобожу своих. Напоминаю, что она принадлежала к другой группе: «Движению Второго июня». И что ты думаешь?
– У нее получилось и это?
– Именно так! Инга спланировала и провернула похищение лидера ведущей партии Западного Берлина, причем аккурат перед выборами! Ее камрадов выпустили из тюрьмы без долгих разговоров. Это был оглушительный успех! Теперь уже она могла заняться Андреасом и Ульрикой. Вернее, могла бы, потому что ее снова арестовали вместе с тремя камрадками по «Второму июня» и поместили в ту же тюрягу, откуда Инга сбежала двумя годами раньше. Понятно, что теперь даже речи не шло о телевизионной комнате. Ценой больших стараний и судебных апелляций им позволили пользоваться библиотекой – но лишь поодиночке и под наблюдением двух-трех надзирательниц. Библиотека находилась на самом верхнем этаже, так что над входной дверью имелось выходящее на крышу, заросшее многолетней грязью световое окошко. Без решетки.
– Как это? В тюрьме и без решетки?
– Ага. Дело в том, что это здание изначально не строили как тюрьму. Просто переоборудовали. К примеру, вокруг не было внешней стены и сторожевых вышек, а многие окна выходили на улицу. Думали, что для женской тюрьмы сойдет и так. Для женской – да, но не для Инги Вьетт. Не буду утомлять тебя подробностями, скажу лишь, что Инга ухитрилась изготовить ключи для всех четырех одиночных камер. Выбравшись в коридор в промежуток между обходами, они атаковали надзирательниц, связали их, забрали остальные необходимые ключи и вылезли на крышу через окошко в библиотеке. А дальше, как сказала мне Инга десятью минутами позже, чистая классика: спустились на улицу на связанных вместе простынях.
Старик замолчал.
– Ну? – поторопила его я. – И ты, конечно, снова ждал там с мотоциклом, а потом получил свою наградную неделю с певчим воробушком в постели?
– Увы, нет. Ждал не с мотоциклом, а с фургоном и сразу отвез беглянок на станцию. В Восточном Берлине их уже ждали. Инга успела лишь чмокнуть меня в щеку. По-моему, ей куда больше хотелось остаться наедине с одной из камрадок.
– Ой-вэй… – посочувствовала я. – А ты остался на Западе.
– Ну да, – уныло кивнул он. – Все это время мы пытались своими силами освободить Андреаса, Ульрику и остальных. Нам помогали союзники. Палестинцы Арафата, японские анархисты, итальянские «Красные бригады», братья из Латинской Америки. Угоняли самолеты, похищали политиков, промышленников, банкиров… Однако всякий раз что-то не вытанцовывалось. В мире имелась тогда всего одна гениальная голова, способная свести концы воедино: голова с прической «Гаврош» на плечах Инги Вьетт. Но как раз Инги не было рядом. В семьдесят седьмом году мы похитили важную птицу: главного промышленника Германии Ганса-Мартина Шляйера. Одновременно палестинские братья угнали самолет «Люфтганзы». Казалось бы, обмен неизбежен. Увы, лишь казалось. Властям надоели угоны и похищения: они взяли штурмом самолет, а потом просто поубивали наших камрадов.
– Как это? Прямо в тюрьме?
– Прямо в тюрьме. Обставили это как самоубийства. Грязные палачи… – Призрак потер ладонью лоб. – Но вернемся к Инге. Год спустя она снова высвистала меня для новой операции. На этот раз речь шла о побеге двух парней из «Второго июня», сидевших в тюрьме «Моабит». Не знаю, слышала ли ты об этом заведении, но это действительно настоящая тюряга. Из таких не бегут. Инга и ее подруга нарисовали себе адвокатские документы и прошли в крыло для свиданий как раз в тот момент, когда парни встречались там со своим адвокатом. И не просто прошли – пронесли два автомата и пистолеты. Понятия не имею, как это им удалось. Так или иначе, из «Моабита» они вышли с боем, застрелив чересчур геройского надзирателя и ранив еще нескольких. Правда, из двух парней вывели только одного – Тиля Мейера. Второго задержали тюремщики.
– И ты опять получил только чмоки-чмоки?
– Нет, – усмехнулся старик. – Теперь уже я был ученый и ушел на Восток вместе с ними. В Восточном Берлине нам сказали, что мы можем продолжать революцию на Ближнем Востоке. Что прятаться в ГДР не получится. Что лучше переехать в Болгарию и там подождать, пока палестинские братья решат, как и где нас употребить. И мы поехали на поезде в Болгарию. И я уже размечтался, представляя, как мы с Ингой кувыркаемся в номере гостиницы на берегу Черного моря. Но что ты думаешь? Болгары нас предали. Свои же братья-социалисты арестовали нас, чтобы передать в руки западногерманской полиции! Немыслимо, но факт. Нас с Тилем отправили на Запад.
– Только вас с Тилем? А Инга и ее подруга?
– Догадайся сама.
– Неужели сбежали?
– Ага. Сбежали, теперь уже от болгар. Говорю тебе, этот воробушек был гением. Мне дали шестнадцать лет тюрьмы, выпустили через десять, в восемьдесят восьмом.
– И ты сразу нашел Ингу?
– Думаешь, это было легко? Все эти годы она скрывалась под чужими именами в Восточной Германии. Я даже не знал, жива ли она. Но потом советский блок распался, Берлинская стена рухнула, и все камрады, прятавшиеся под крылом «Штази», остались без защиты. Какой-то подлец опознал Ингу и донес ментам. Шел уже девяностый год. Прокуратура затруднялась представить улики по делам шестидесятых-семидесятых годов. Казалось, Инга выйдет на свободу, но случилось иначе: всплыло старое французское дело. В восемьдесят первом году она в очередной раз помогала нашим друзьям из «Штази» и по ходу застрелила парижского мента. Этот идиот привязался к ней за езду на мотороллере без шлема, но Инга решила, что ее хотят арестовать. Глупость, что и говорить. Ей дали тринадцать, отсидела семь.
– И не сбежала?
– Всему есть предел, – грустно проговорил Санта-Клаус. – Даже самого крепкого человека одолевает усталость. Помня историю Инги, за ней в тюрьме довольно строго наблюдали. К тому же ей было уже под пятьдесят.
– Но потом-то вы встретились? Или у тебя в жизни так и осталась всего лишь одна неделя?
Он безразлично пожал плечами, то ли утратив интерес к разговору, то ли желая наглядно продемонстрировать, как человека одолевает усталость.
– Одна неделя – не так уж и мало. Мы с Ингой заново встретились уже в этом веке. Кто бы мог подумать, что революционеры могут прожить так долго… Но это уже совсем другая история. Другой этап, другие задачи и, главное, другой возраст. Спасибо, что выслушала старика… – Он взглянул на часы. – Время еще есть. Пойдем, покажу тебе твое место. Отдохни пока. За тобой придут.
6
По чистоте и порядку просторные помещения стритфайтеров выгодно отличались от тесноватого крыла веганов, квиров и феминисток. Мне досталась отдельная, видимо, гостевая келья, маленькая, но своя.
