От кочевья к оседлости - Лодонгийн Тудэв
— Кстати, возник такой вопрос, — продолжает Очир. — Магная мы приняли в объединение, как говорится, безлошадным. Родители ему скота не выделили. Можно ли в принципе принимать людей, у которых ничего нет?
— Разумеется! Если у человека нет имущества, руки-то у него всегда при нем. Обобществит свой труд. Труд, товарищи, это тоже своего рода капитал, да еще какой!
— Вот это правда! — подает голос старый Пил. — Кто работает, у того и губы в масле.
— Много ли в объединении молодежи и ревсомольцев? — интересуется Сурэн.
— Почти половину членов объединения составляет молодежь, а ее большую часть — ревсомольцы.
— Славно, славно! — радуется Сурэн. — С молодежью можно горы своротить.
— Итак, немало еще хозяйств осталось за пределами объединения, — подытоживает Очир. — Для членов партии работы здесь достаточно. Организация труда в объединении, распределение трудовых обязанностей — проблема за проблемой встает…
Дооху слушает и думает, что надо непременно добиться, чтобы каждый член объединения участвовал в организации и ведении общественного хозяйства. Дело пойдет на лад, когда люди на своем личном примере убедятся в преимуществах коллективного хозяйствования. Да… А чтобы животноводство развивалось, нужно о земледелии заботиться, ох как нужно!
Слушает Очира и Сурэн, а сам прикидывает, как лучше организовать работу с каждым членом партии и со всеми вместе, с чего начинать.
Давно наступила ночь, когда люди спохватились, что неплохо было бы провести остаток ее в постели. Очир забеспокоился — в юрте не было кровати, нельзя же такого человека, как Дооху, на полу укладывать. Он нахлобучил на голову меховой малахай и направился к выходу.
— Куда же вы, товарищ Очир? — окликнул его Дооху. — Час поздний, неровен час, заблудитесь.
— Иду кровать для вас раздобывать. Вам же спать не на чем.
— Что я, девушка, по-вашему? Нет, не неженка я… Как и вы, вырос в юрте, так что не валяйте дурака, а раздевайтесь, спать пора, — засмеялся Дооху и принялся разматывать пояс. По его же инициативе в юрте устроили одно большое спальное место для всех. Заметив, что его собираются выделить, уложить отдельно, он решительно запротестовал:
— Товарищи, ночь холодная. Чтобы не замерзнуть, лучше лечь потеснее, поближе друг к другу.
Очир, улегшийся было в почтительном отдалении, тотчас же подхватил свой матрац и устроился рядом с Дооху.
— А вы что же, старина, у дверей легли? — спросил Дооху у Пила. — Вас там наверняка продует. Забирайте свое одеяло и идите сюда, на гостевое место, здесь вам будет удобнее.
Пил было встрепенулся — подумал, не затлело ли у него одеяло от нечаянной искры, а когда разобрался, с места не тронулся — в северной части юрты положено спать гостям, тем более, что Дооху уже там устроился.
— Оставайтесь на своем месте, председатель, — сказал Магнай, — а я с дедушкой поменяюсь местами. — Не долго думая, он поднял старика на руки и перенес на свой войлочный коврик. Вскоре из-под одеяла донесся дребезжащий старческий тенорок:
— Зачем вы со мной столько возитесь, братишки? Ведь я, как дряхлый верблюд, никому не нужен. — В голосе Пила стояли слезы.
— Бросьте, старина! — улыбнулся Дооху. — Нашему государству дорог каждый его гражданин.
Пил зажмурился так крепко, словно веки его смазали клеем. Он долго не мог уснуть, пытаясь осмыслить все, что говорил председатель. И слова-то какие нашел, слова… «Нашему государству дорог каждый его гражданин». Как это хорошо сказано! Значит, он, старый Пил, уже проживший свой век на земле, тоже нужен стране? Выходит, что так. Председателю виднее. У него чистая душа, добрая. Наверное, у Дооху есть старый отец… Интересно, будь Пил на месте председателя, конечно, если вообразить себя молодым, как бы он повел себя? И старик со стыдом признался самому себе, что уж он-то распорядился бы разбить отдельную юрту для своей особы, не отказался бы от разных почестей. «Нынче совсем другие времена настали, прошлое уходит безвозвратно!» — с этой мыслью старый Пил погрузился, наконец, в сон и уже не слышал, как Дооху, погасив свечу, вполголоса сказал Сурэну:
— Дайте срок: объединение встанет на ноги, мы своих гостей не так принимать будем, мы для них настоящую гостиницу построим.
— Непременно, непременно, — сонно пробормотал Сурэн, и в юрте воцарилась тишина.
ЛЮДСКИЕ РАСЧЕТЫ
Когда наступило утро, кони Дооху и Сурэна стояли уже оседланные. Пурга улеглась, день обещал быть ясным, однако очень холодным. Но уж лучше мороз, чем песок в лицо. После чаепития Дооху и Сурэн поехали дальше, каждый в свою сторону, потому что для ускорения дела они условились объехать аилы порознь и на месте познакомиться с людьми, с обстановкой, в которой им предстояло работать.
Провожая начальство, старый Пил сокрушенно сказал:
— Вся дверь в юрте облезла, а ведь ее красили только в позапрошлом году.
Дооху невольно обратил внимание на дверь: большие щели, остатки краски — жалкое зрелище. Оно почему-то больше всего вдруг подействовало на Дооху. «А и впрямь мне придется очень трудно», — подумал он, вскакивая в седло.
Понукая своего коня, председатель взял курс к северо-западным горам, а Сурэн — к хребту Хара-Азрага.
Перед взором председателя открылась безлюдная, словно вымершая ледяная пустыня Шаргын-Гоби. Далеко-далеко впереди она уперлась в невысокие куполообразные горы, напоминающие гигантские перевернутые чаши, выстроенные в ряд. Это был хребет Сутай. С востока к нему примкнули горные цепи Тайширского хребта, его склоны поросли густым лесом, который сбегает в глубокую лощину. Там располагаются земли нового объединения. Справа от хребта Сутай и лежит хребет Хара-Азрага.
Окидывая взглядом местность, председатель думает о предстоящем землеустройстве объединения — в лощине, если она не особенно глубока, надо завести пашню. Долину Шаргын-Гоби следует обнести деревьями — меньше будут хозяйничать здесь буйные ветры. Овец и коз удобнее выпасать в горах справа, крупный рогатый скот — слева. Ну а верблюдам лучше всего в предгорьях. Центральную же усадьбу целесообразнее всего расположить у южного склона горы Халиун, в долине реки того же названия. Дооху кажется, что лучше места и не придумать: находится оно в самом центре округи, и дорога от него в аймачный центр удобная.
Если верить календарю, в этих краях уже должна начинаться весна. Но весной даже не пахло, напротив, мороз поджимал так, что Дооху опустил уши у своей барашковой шапки и поплотнее закутался в теплый дэл. И все-таки промерз до костей, пока дорога не привела его в лощину. У первого же аила он туго натянул поводья.
Покуда привязывал коня, из юрты донеслись до него возбужденные голоса. Похоже, он приехал не вовремя: люди внутри шумно
