Самоцветный быт - Михаил Афанасьевич Булгаков
– Драсьте…
– Чем могу служить? – обрадованно спросил его приказчик.
– Нам бы гражданина Лермонтова сочинение, – сказал гражданин, легонько икнув.
– Полное собрание прикажете?
Гражданин подумал и ответил:
– Полное. Пудиков на пятнадцать-двадцать.
У приказчика встали волосы дыбом.
– Помилте, оно и все-то весит фунтов пять, не более!
– Нам известно, – ответил гражданин, – постоянно его покупаем. Заверните экземплярчиков пятьдесят. Пущай ваши мальчики вынесут, у меня тут ломовик дожидается.
Приказчик брызнул по деревянной лестнице вверх и с самой крайней полки доложил почтительно:
– К сожалению, всего пять экземпляров осталось.
– Экая жалость, – огорчился покупатель. – Ну, давайте хучь пять. Тогда, милый человек, соорудите мне еще «Всемирную историю».
– Сколько экземпляров? – радостно спросил приказчик.
– Да отвесь полсотенки…
– Экземплярчиков?
– Пудиков.
Все приказчики вылезли из книжных нор, и сам заведующий подал покупателю стул. Приказчики забегали по лестницам, как матросы по реям.
– Вася! Полка 15-а. Скидай «Всемирную», всю как есть. Не прикажете ли в переплетах? Папка, тисненная золотом…
– Не требуется, – ответил покупатель. – Нам переплеты ни к чему. Нам главное, чтоб бумага была скверная.
Приказчики опять ошалели.
– Ежели скверная, – нашелся наконец один из них, – тогда могу предложить сочинения Пушкина и издание Наркомзема.
– Пушкина не потребуется, – ответил гражданин, – он с картинками, картинки твердые. А Наркомзема заверни пудов пять на пробу.
Через некоторое время полки опустели, и сам заведующий вежливо выписывал покупателю чек. Мальчишки, кряхтя, выносили на улицу книжные пачки. Покупатель заплатил шуршащими белыми червонцами и сказал:
– До приятного свидания.
– Позвольте узнать, – почтительно спросил заведующий, – вы, вероятно, представитель крупного склада?
– Крупного, – ответил с достоинством покупатель, – селедками торгуем. Наше вам.
И удалился.
1924
Три вида свинства
В наших густонаселенных домах отсутствуют какие-либо правила и порядок общежития.
Из газет
1. Белая горячка
Пять раз сукин сын Гришка на животе, по перилам, с 5-го этажа съезжал в «Красную Баварию» и возвращался с парочкой. Кроме того, достоверно известно: с супругами Болдиными со службы возвратилось 1½ бутылки высшего сорта нежинской рябиновки приготовления Госспирта, его же приготовления нежно-зеленой русской горькой 1 бутылка, 2 портвейна московского разлива.
– У Болдиных получка, – сказала Дуська и заперла дверь на ключ.
Заперся наглухо квартхоз, пекарь Володя и Павловна, мамаша.
Но в 11 часов они заперлись, а ровно в полночь открылись, когда в комнате Болдиных лопнуло первое оконное стекло. Второе лопнуло в двери. Затем последовательно в коридоре появился пестик, окровавленная супруга Болдина, а засим и сам супруг в совершенно разорванной сорочке.
Не всякий так может крикнуть «караул», как крикнула супруга Болдина. Словом, мгновенно во всех 8-ми окнах кв. 50, как на царской иллюминации, вспыхнул свет. После «портвейного разлива» прицелиться как следует невозможно, и брошенный пестик, проскочив в одном дюйме над головой квартхоза, прикончил Дуськино трюмо. Осталась лишь ореховая рама. Тут впервые вспыхнуло винтом грозовое слово:
– Милиция!
– Милиция, – повторили привидения в белье.
То не Фелия Литвин с оркестром в 100 человек режет резонанс театра страшными криками «Аиды», нет, то Василий Петрович Болдин режет свою жену:
– Милиция! Милиция!
2. Законным браком
Когда молодой человек с усами в штопор проследовал по коридору, единодушно порхнуло восхищенное слово:
– Ах, молодец мужчина!
Ай да Павловнина Танька!
Подцепила жениха!
Молодец мужчина за стыдливой Таней, печатницей, последовал прямо в комнату № 2 и мамаше Павловне сказал такие слова:
– Я не какой-нибудь субчик, мамаша. Беспартийная личность. Я не то, чтобы поиграть с невинной девушкой и выставить ее коленом. А вас, мамаша, будем лелеять. Ходите к обедне, сам за вас буду торговать.
Пошатнулась суровая Павловна, и поехал мерзавец Шурка по перилам в Моссельпром за сахарным песком.
Обвенчался молодец мужчина в церкви св. Матвея, что на Садовой ул., и видели постным маслом смазанную голову молодца мужчины рядом с головой Тани, украшенной флер-д’оранжем.
А через месяц сказал молодец мужчина мамаше Павловне:
– И когда вы издохнете, милая мамаша, с вашими обеднями. Тесно от вас.
Встала Павловна медленно, причем глаза у нее стали как у старого ужа:
– Я издохну? Сам сдохнешь, сынок. Ворюга. Обожрал меня с Танькой. Царица небесная, да ударь же ты его, дьявола, громом!
Но не успело ударить громом молодца мужчину. Он медленно встал из-за чайного стола и сказал так:
– Это кто же такой «ворюга»? Позвольте узнать, мамаша? Я ворюга? – спросил он, и голос его упал до шепота. – Я ворюга? – прошептал он уже совсем близко, и при этом глаза его задернулись пеленой.
– Караул! – ответила Павловна, и легко и гулко взлетело повторное: – Караул!
– Милиция! Милиция!
Милиция!
3. Именины
В день святых Веры, Надежды и Любови и матери их Софии (их же память празднуем 17-го, а по советскому стилю назло 30-го сентября) ударила итальянская гармония в квартире № 50, и весь громадный корпус заходил ходуном. А в половине второго ночи знаменитый танцор Пафнутьич решил показать, как некогда он делал рыбку. Он ее сделал, и в нижней квартире доктора Форточкера упала штукатурка с потолка, весом в шесть с половиной пудов. Остался в живых доктор лишь благодаря тому обстоятельству, что в тот момент находился в соседней комнате.
Вернулся Форточкер, увидал белый громадный пласт и белую тучу на том месте, где некогда был его письменный стол, и взвыл:
– Милиция! Милиция!
Милиция!
1924
Счастливчик
Выиграл! Выиграл!
Вот счастливец…
Он всегда выигрывает.
Песня
Вечером в квартиру железнодорожника Карнаухова на ст. Н. постучали. Супруга Карнаухова, накинув пуховый платок, пошла открывать.
– Кто там?
– Это я, Дашенька, – ответил за дверью под всхлипывания дождя нежным голосом сам Карнаухов и внезапно заржал, как лошадь.
– Напился, ирод? – заговорила Дашенька, гремя болтом.
Луч света брызнул на лампочки, и в пелене дождя показалось растерянное и совершенно трезвое лицо Карнаухова, а рядом с ним из мрака вылезла лошадиная морда с бельмом на глазу. Супруга отшатнулась.
– Иди, иди, Саврасочка, – плаксивым голосом заговорил Карнаухов и потянул лошадь за повод. Лошадь, гремя копытами, влезла на крыльцо, а оттуда – в сени.
– Да ты?! – начала Дашенька и осталась с открытым ртом.
– Тпррр-у… Дашенька, ты не ругайся… Но… но… о, сволочь, – робко заговорил Карнаухов, – она ничего – лошадка смирная. Она тут в сенцах постоит!..
Тут Дашенька опомнилась:
– Как это так в сенцах? Кобыла в сенцах? Да ты очумел!!
– Дашенька, нельзя ее на дворе держать. Сарайчика ведь нету. Она
