Безутешная плоть - Цици Дангарембга
Глава 8
– Что с ней такое?
Твои веки расползаются. Земля вращается. Щурясь от очень яркой зари, ты лежишь на земле возле автобусной остановки.
На тебя сверху вниз смотрят двое немолодых мужчин. На них костюмы цвета хаки и колпаки: повара, едут на работу в северные предместья.
– Кто их разберет? Что угодно может быть, – говорит один после минутного размышления.
– И что теперь? Что делать? – спрашивает другой.
– Когда такое случается с женщинами, – отвечает первый, – понятно, в чем дело. Предки их крутят. – Он распрямляется, и над тобой вырастает его тень. – Варят любовное зелье, вот чем они занимаются. Только и делают, что гноят утробу своих мужей и убивают их одного за другим. Не трогай ее. А то вляпаешься во что-нибудь. Сущие ведьмы.
Пот, керосин, долго не мылись. Тебя окутывает запах.
– Сказал, не трогай ее. Возьмет твое, и пиши пропало.
Запах ослабевает.
– Ты видел, чтобы кто-то что-то трогал? – спрашивает мужчина, которому рекомендовали тебя бросить.
Шуршание.
– Э, ты что! – восклицает первый. – Выброшенные деньги.
– Поскольку она здесь, то еще не умерла, – отвечает второй. – Я бы сказал, что не выброшенные.
В ладонь тебе вжимается пятидесятицентовая монета. Шаги удаляются, и ты отключаешься.
* * *Позже ты опять открываешь глаза и наклоняешься, чтобы вырвало. Месиво заполняет трещины в асфальте. Муравьи и крошечные паучки в негодовании расползаются. Ты с трудом поднимаешься, сжимая пятидесятицентовую монету, твой улов. Муравьи и паучки бегают по телу.
Целые полки муравьев и паучков плюют на слабый напор во вдовьем душе. Яростно соскребая их мочалкой вместе с собственной кожей, ты думаешь: «Я из тех, кому два повара дают монетку. Нет, я не такая. Нет, такая. Не такая. А если бы была такая, я бы знала?»
Когда ты, молодая, боевитая, выращивала на семейном поле кукурузу и продавала ее, копя деньги на школьные взносы, ты была не такой, какой стала. Когда и как это произошло? Когда ты училась вместе с самыми блестящими учениками, несмотря на то, что бегала до школы много километров и делала уроки при свете чадной свечи? Нет, это не могло случиться тогда. Ни потом, в средней школе при миссии дяди, где ты по-прежнему была сосредоточена на лучшей жизни и поэтому по-прежнему выделялась. Остается только следующее учебное заведение, колледж Святого Сердца. Должно быть, метаморфоза произошла тогда. И все-таки как ужасно сознавать, что близость к белым людям в монастыре сокрушила сердце и матка, из которой ты воспроизводила сама себя, прежде чем дать жизнь кому-то еще, съежилась между тазобедренными костями.
Ты перестаешь сопротивляться тому, что поняла, и в конце концов сдаешься жестокой правде, с которой впервые столкнулась в университете. Писательница из Ганы Ама Ата Айду, по ее признанию в одном из интервью, понятия не имела, что она именно того цвета, о котором скоро узнала; прозвание «черный» не имело для нее никакого смысла, пока она не оказалась среди белых людей. Прочитав это, ты рассмеялась и подумала: «Тебя будто окунули в краску». Теперь, когда под слабыми струйками еле теплой воды, вытекающими из засоренного душа, по тебе ползают яростные, как всегда, муравьи, ты понимаешь еще кое-что. История ганки напоминает тебе кузину Ньяшу, ее привычку, которая тебе не нравилась, но которую ты вынуждена была терпеть, пока жила с ней в одной комнате при миссии, – говорить о белых людях неприязненно, почти насмешливо и в то же время с оттенком обиды. Тогда тебя пугало, насколько враждебно кузина относится к европейцам. И вот теперь, когда ты пытаешься понять, в какой момент твоя жизнь покатилась вниз, мысль о людях, с такой злобой и пренебрежением воспринимающих других, опять вызывает в тебе отвращение.
Свист Кристины. Сегодня утром она выбрала мелодию, которую пели все, когда утверждалось, будто война окончена и все, что нужно было завоевать, завоевано. «Большой брат принес высокие моральные принципы. Большой брат принес счастье». В торжественный ритм она подпускает печали. Ты понимаешь, что хочешь пойти в сад и присоединиться к ней, чем бы она ни занималась – сеяла, полола, поливала. Ты тоже хочешь петь, укладывая слова в мелодию.
Через несколько минут, вытирая руки и ноги, ты душишь желание выйти к спутнице по прошлой ночи, это глупо и уводит в сторону, не позволяя тебе вернуть ситуацию в нужное русло. Кристина показала, что не может помочь тебе хоть как-то улучшить жизнь. Ты выходишь из ванной, приняв решение в качестве следующего шага к успеху отныне держаться подальше от бывшей воительницы. Ноги оставляют мокрые следы на паркете. Ты забыла шлепанцы и теперь пачкаешь ноги.
Когда ты открываешь дверь, муравьи вползают вместе с тобой, мимо тебя и в тебя. Проявление нездоровья, свидетельствующее о том, что трезвость относительна, вызывает панику. У тебя такое ощущение, будто ты ползешь вверх по краю пропасти и скала манит тебя; хуже того – ты испытываешь тайное желание упасть туда, в забвение, и возможности остановить падение нет, так как ты и есть пропасть.
В страхе ты ходишь по комнате. Даже усевшись на кровать, ты понимаешь, что не будешь заниматься тем, чем нужно. Ты плюхаешься на матрас, а насекомые ползут по ножкам кровати и забираются под одеяло. Ты закрываешь глаза, а разум бьется над тем, как уйти от того, что на роду написано. Шаг за шагом ты разрабатываешь план. Ты уедешь туда, где нет людей вроде хозяйкиной племянницы, которые живут воспоминаниями о войне и несправедливости. Кроме того, тебе нужно оградить себя от потрясений, которые несет с собой слишком
