Надежда Горлова - Мои сны глазами очевидцев
Приближался назначенный срок свадьбы. Матрешкин мечтал стать порнозвездой. "Я уже договорился с мамой, она нам на свадьбу подарит видеокамеру. Хотела стиральную машинку, но я ее переубедил. А что, Зяблик умеет снимать! А потом Женьку Финкеля попросим подержать камеру. Хотя, наверное, ее можно так настроить, чтобы она сама снимала, и Финкель к нам присоединится!" - рассуждал рецензент книжек "Слова" и "Нового литературного обозрения". Похолодало, поэтому в сквер и на балкон мы ходить перестали, зато ночи напролет изучали порнографические сайты.
Не помню, откуда, но все узнали, что я наконец-то выхожу за Матрешкина. Поздравляли, отговаривали, напрашивались в гости, давали деньги в долг и так далее. Наконец, предложили командировку в Таиланд. Я не смогла отказаться, и свадьба автоматически отложилась. "И как я там буду без тебя целых две недели?" - пощипывала я Матрешкина. "Там будет столько симпатичных молодых людей! Что же, ты не найдешь мне замену? - кокетничал Матрешкин, - наконец и у тебя появится интересное приключение!"
Перед отлетом я поняла, что Матрешкин мне больше не дорог, и прощание в аэропорту расценила как последнюю встречу. Но из вредности решила в этом не признаваться - пусть ждет! Крикнула: "Отпразднуем мое возвращение с Финкелем и Зябликом!"
В Таиланде у меня была аллергия. Я могла находиться только в помещениях с кондиционированным воздухом, но не жаловалась на судьбу.
Школьницей я высматривала его через тюлевые ресницы занавесок занюханного кафе, а теперь увидела в прищур жалюзи пятизвездочного отеля. Он крестил экзотическую пищу в ресторане и, как нечистое, отвергал все морепродукты, кроме тривиальной рыбы.
Однажды у нас пролетала комета. Это было белесое пятно, стоящее на ночном небе, как на засвеченной фотографии. Астрономы дали мне посмотреть на нее в телескоп. Комета заметно изменилась: такое снится во снах и является в видениях, - зыбкое, светоносное, в радужных искрах, великое предо мною и малое пред Богом, идущее от Него ко мне. Меня захлестнули волны эндоморфина, и ничего, кроме "Дивны дела Твои, Господи" на ум не приходило. Так же бывает, когда начинается любовь, - кто-то вдруг поднесет к твоим глазам невидимый телескоп, и увидишь: вот кто, оказывается, связывает меня с горним миром, вот у кого ключи от моего нездешнего дома.
Поэтому меня не удивило, что черноглазый хулиган, который доводил училок до обмороков тем, что держал во рту бритвенные лезвия и бегал по карнизам, превратился в живую копию архангела Михаила из Звенигородского чина, хотя, конечно, пришлось констатировать, что такого я не ожидала. Дима, он же Димитрий, учился в Духовной академии, и приехал в Бангкок на семинар "Диалог культур" как один из лучших студентов. Мы прогуливались по фойе гостиницы, под истерический шелест искусственных водопадов, и беседовали, главным образом, о вере и церкви.
Матрешкин растворился в моей душе как ложка соли, брошенная по ошибке вместо сахара, и напоминал о себе только неприятным привкусом. Страницы десятилетней летописи моей жизни свернулись наподобие шпаргалки и спрятались в потайной карман судьбы.
Димитрий возвращался в Москву на два дня позже меня, а я прослезилась в самолете, наблюдая облака, похожие на полярные снега, и отсеченные ими горные вершины, у которых тучки бились как пенистые волны. "Моав умывальная чаша Моя", - мыслила я теперь библейскими категориями, представляя вулканический кратер, заполненный мыльной пеной облаков для бритья Божия.
Димитрий должен был написать мне по электронной почте, как только вернется в Москву, но не спешил с этим делом. Зато Матрешкин, с которым я решила больше не общаться, закидывал меня интимными письмами с вложенными порнографическими картинками. Я не подавала признаков жизни, пока у меня не сломался компьютер. Посмотреть электронную почту хотелось. Я вспомнила, как, возвращаясь с работы утром, папа говорил маме: "Леночка, чувства надо проверять!", и пошла к Матрешкину, проверить чувства к Димитрию и электронную почту. Сразу сказала, что буквально на полчасика, сунула подарок - авторучку с драконами и белые тапочки, украденные в гостинице, и бросилась к компьютеру. Письмо от Димитрия было. Я написала боговдохновенный ответ и простилась с Матрешкиным.
Прошло две недели. Димитрий писал редко и довольно-таки сдержанно.
Я знала, что на этой презентации будет Матрешкин, и надела новый лифчик на случай непредвиденного падения.
На банкете Матрешкин не пил, обижая всех предлагавших заносчивым и, в общем-то, лживым ответом: "Не пью в середине недели!" и, пока все пили, рассматривал книжную выставку. Я болтала с культурологом Л., выясняя тонкости его отношений с падчерицей. "Ненавидите?" "Иногда!" "Что, "Лолиту" не читали?" "Ну, ей до Лолиты далеко!" "Что, слишком молода?" "Наоборот старая карга студентка!" Матрешкин отсутствовал, поэтому мы с культурологом так увлеклись беседой, что стали целоваться. Памятуя о сексуальном демократизме Матрешкина, я думала, что он только порадуется такому повороту событий, но Матрешкин оторвался от книжных новинок и ледяным голосом сказал, что уходит. Впрочем, может подождать меня 2-3 минуты. "Куда пойдем?" - не понял контекста культуролог. В качестве отступного я подарила ему журнал "Мир Паустовского" и побежала за Матрешкиным. Матрешкин наотрез отказался целоваться в гардеробе и с надутым видом объяснил, что не хочет "запятнать свою репутацию". Я рассердилась и бросила его посреди улицы. Матрешкин меня не догнал.
"Ну, слава Богу, все кончилось без долгих объяснений!" - думала я.
Матрешкин крепился неделю, а потом пришло письмо с картинкой:
"Привет!
Вот девушка с большими сиськами.
Впрочем, это лирика. А вообще, скучаю по твоему телу. Особенно хочется погладить грудь и лизнуть соски. Не прочь и снова сфотографироваться. Хотя бы и с кем-нибудь третьим.
Пиши, что думаешь на этот счет. Пока!
О.М."
Так завязалась переписка.
"Дорогой Олег! Я решила прекратить наши интимные отношения. Они меня не устраивают по ряду причин. Во-первых, они не приносят мне сексуального удовлетворения. (Этот тезис показался мне не слишком правдоподобным, поэтому я решила его развить) Я все это время надеялась, что, как это обычно бывает, со временем начнут приносить. Но не начали. Во-вторых, я не хочу пить таблетки, а ты - пользоваться презервативами, что делает нас как партнеров несовместимыми. (Тут сквозит юношеский максимализм, ну да ничего) В-третьих, я боюсь, что моя сексуальность извратится, и меня будет устраивать только то, что для меня сейчас забава и шалость, а нормальный секс - не будет. Под извращениями я понимаю доминирующие в наших отношениях эксгибиционизм, вуайеризм, и фетишизм. (Тут я хватила, ну да ладно) В-четвертых, в эмоциональной и социальной сферах ты ведешь себя со мной не как мой мужчина (жених, партнер, любовник, не важно, как назвать), а как просто знакомый, бывший сослуживец, коллега. Это тоже тяжело переносить, и надежды на то, что и это изменится, не оправдались. Я отношусь к тебе очень тепло и хорошо, и надеюсь, что друзьями мы останемся навсегда. Но, чтобы я смогла с тобой общаться просто как с другом, должно пройти какое-то время. Так что не обижайся, и я не обиделась, просто у нас есть кое-какие психологические несоответствия. В связи с вышеперечисленными разочарованиями я постепенно, медленно и с трудом перестаю тебя любить как мужчину, но как человека, литератора и Друга буду любить всегда. Надя"
Когда человек со мной холоден, фиг скажу ему что-нибудь такое, с ложным смирением добиваюсь благосклонности. Но как только он обнаруживает привязанность, зависимость, слабость ко мне: ура, Месть! Это не сознательное коварство: невольно пользуешься тем, что человек изменился, как стрела пользуется отпущенной тетивой.
Ответом Матрешкина я была тронута. Но он так охотно согласился с тем, что он "извращенец", как соглашаются только с мифами.
"Дорогая Надя!
То, что ты пишешь - грустно, печально, но, наверное, (увы?) справедливо и закономерно. Я действительно всегда ощущал себя человеком с ненормальными наклонностями, и потому инстинктивно старался отдалиться от женщин, чтобы не травмировать их этим при сближении. Но не всегда удавалось. Тем более что на первых порах я, вероятно, кажусь нормальным. Потом, когда все выясняется, бывает тяжело.
Со мной все ясно. Печально, но факт: я извращенец. Пусть и в мягкой, безобидной форме. Ничего тут поделать нельзя. Остается переписываться по e-mail или лично - чисто дружески - общаться с тобой, если будут на то взаимное желание и силы. Настроение мое, конечно, после твоего письма ужасное, но стараюсь подбадривать себя черным юмором (самоиронией) и стоической мудростью.
В общем, если захочешь, пиши и звони, я обещаю без особой нужды не досаждать тебе больше своими извращенными идеями. Их неуместность мне теперь совершенно понятна, каюсь в наиболее радикальных и непристойных прожектах.
