Владимир Кунин - Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа

— А мы, Вась, все делаем неправильно…

Что-то в интонации Арона заставило Василия насторожиться:

— О чем ты, Арон?

— Да обо всем на свете…

— А конкретно?

Арон тягостно молчал. Наконец глухо сказал:

— Может, мы поторопились, Вася?.. Может, надо было подождать? Посмотреть, чем там у нас кончится… Может, помочь кому-нибудь. А так ведь все потеряли — страну, город, дом… Ривку с Клавкой… Марксена… Какого мужика с места сорвали! И не уберегли. А теперь — вокруг все чужое. И мы на старости лет — как слепые котята.

Василий разволновался, отложил Боба Бонда, сел.

— Погоди, Арон!.. Ну что уж так-то!.. Доберемся до Израиля, продадим эту яхту… Ты слышал, все говорят, что она миллионы стоит. Купим себе большой дом! Заведем солидное дело. По всему миру будем путешествовать!..

Арон молчал, смотрел в потолок. Потом вздохнул и тихо сказал:

— Но это будет чужой мир, Вася. Чужое дело… И дом, который мы купим, будет чужим. Вот что страшно, Васенька….

Под парусами нахально вошли в пролив Дарданеллы и включили двигатель только тогда, когда справа по борту возникли бледно-желтые утесы восточного склона горы Ак Ярлар.

Ветер был слабенький, попутный, и убрать паруса не представляло большой сложности. Тем более, что в действиях Василия и Арона уже зримо проглядывал тот необходимый комплекс навыков, о котором при выходе из Одессы они и мечтать не смели.

Но так как в жизни ничего не дается даром, а, выражаясь научно, все проистекает по строгим законам компенсаторного замещения, то, приобретя кое-какую уверенность в управлении яхтой, Арон и Василий стали быстро утрачивать тот нормальный человеческий облик, в котором они, казалось бы, совсем недавно покидали родные берега.

Одежда их была уже сильно потрепана, количество пуговиц — значительно меньше количества соответствующих им петель. Загорели похудевшие лица — не бриты, из-под черных пиратских шапочек с длинными козырьками и желтыми иероглифами вылезали нестриженные полуседые космы.

Несмотря на жару, в голосах появилась простудная хрипотца. Глаза провалились от постоянного недосыпа и усталости, руки были иссечены шкотами.

— В Гелиболу будем заходить? — спросил Василий, уступая Арону штурвал.

Арон встал к рулю, обстоятельно осмотрел ближний правый берег и сказал:

— Принеси карту.

Вася притащил из каюты карту. Арон заглянул в нее и сказал небрежно:

— Пошла она, эта Гелибола! В гробу я ее видел вместе со всеми Дарданеллами… Дойдем до Чанаккале, там и заночуем. Посчитай расстояние и загляни в лоцию.

Что-то в интонации Арона прозвучало такое, что Василий посмотрел на него с уважительным удивлением и безропотно полез в каюту.

— Да!.. И еще, Вася… — вспомнил Арон. — Я там пошуровал на камбузе — так перловка и пшено малость того… Отсырели. Пока идем под двигателем, да пока солнышко, расстели стаксель на рубке, просуши крупу. А то заплесневеет — совсем по миру пойдем. В порту встанем — кашки наварим, постираемся. А то от меня, как от козла уже… О'кей?

— Ноу проблем! — крикнул Вася из каюты.

В табуне больших и малых судов и суденышек входили в порт Чанаккале…

Только было направились к причальной стенке для яхт и прогулочных лодок, как от пирса сразу же на большой скорости отвалил полицейский катер и, вздымая за собой высоченный водяной бурун, помчался наперерез «Опричнику».

В катере стояли представитель иммиграционной полиции, чиновник службы безопасности, таможенник и два репортера.

— Это они, они… — сказал полицейский и ткнул пальцем в Стамбульскую газету с фотографиями «Опричника» и его владельцев.

— Это их почерк! — обеспокоенно проговорил чиновник службы контроля безопасности. — Не запросить ни лоцмана, ни разрешения захода в порт, не дать о себе никакого радио!..

— А может быть, у них вообще нет радио?! — вступился за «Опричник» один из репортеров.

— На яхте стоимостью в несколько миллионов долларов? Не смешите меня!.. — сказал таможенник.

— Но вы не имеете права запретить им подойти к причалу! — сказал второй репортер.

— Я осуществляю контроль безопасности своего государства и имею право на все!

— А я получил строжайшее указание от своего начальства… — начал было полицейский, но первый репортер перебил его:

— Их связи с пиратами Ши Го-сюна не доказаны! Запрещая им стоянку в Чинаккале, вы нарушаете все международные правила! Это может вылиться в скандал мирового уровня!

— Никакого скандала не будет, — спокойно сказал таможенник. — Сегодня они не принадлежат ни одной стране. За них просто некому заступиться…

— Тем более это отвратительно! — потряс газетой второй репортер, вгляделся в «Опричник» и охнул: — О, Аллах всемогущий!.. Что у них за флаг на корме?!

Полицейский поднес бинокль к глазам и презрительно сказал:

— К тому же они еще и идиоты. Такие тряпки носят почти все портовые проститутки!..

И прокричал в мощный мегафон по-английски:

— Яхта «Опричник»! Прекратить движение, остановить двигатель!..

— Кян ай э терминал?! — надрывался Арон. — Ай гоу ту Хайфа, едрена вошь!!! Васька! Кажется, Яцек был прав. — Теперь они нас будут всю дорогу тормозить, суки…

Спустя полминуты «Опричник» и катер стояли в пятнадцати метрах друг от друга, и это небольшое расстояние было покрыто таким чудовищным русским матом, такими истошными криками иммиграционного полицейского и представителя службы безопасности порта Чанаккале, что казалось, по этому участку воды, разделявшему катер и яхту, можно пройти легкой походкой Иисуса Христа «аки по суху»…

Репортеры щелкали камерами, записывали на магнитофон весь этот гвалт и всячески поддерживали Арона и Василия, пока иммиграционный полицейский и представитель службы безопасности не крикнули хором:

— Ноу!!! — и недвусмысленно показали, дескать, «Вон из бухты!».

Катер взбутетенил за кормой воду, бешено набрал скорость, угрожающе обогнул «Опричник» и ушел, на прощание обдав его почти до середины мачты высоченной веерной волной…

…которая окатила Василия и Арона с головы до ног и мгновенно смыла С КРЫШИ РУБКИ ВСЕ ОСТАТКИ ПЕРЛОВОЙ И ПШЕННОЙ КРУПЫ, в секунду лишив владельцев многомиллионной яхты последнего провианта и предоставив им полную возможность в скором времени умереть тихой и голодной смертью!..

На вторые сутки скандального и трагического захода в Чанаккале, уже в Эгейском море, совершенно обессилевший от голода Василий буквально висел на штурвале.

Руки его были заняты, и он снова нацепил на шею пюпитр, и теперь, без отрыва от судовождения, вслух читал лоцию…

Арон при помощи пассатижей, молотка, трех гвоздей и старой консервной банки, служившей до сего момента пепельницей, изготавливал уродливую, но внушительную блесну.

Лица их еще потемнели, небритая щетина начала превращаться в некое начальное подобие бород.

— «…Плавание в Эгейском море с использованием радиотехнических средств не представляет трудности…». Слышишь, Арон?

— Слышу!

— «…так как обрывистые берега моря и многочисленные острова четко изображаются на экране радиолокатора». Арон!.. Ты смотришь на экран радиолокатора?

— А как же! Не отрываюсь… — пробормотал Арон, расклепывая самодельный крючок на «теле» блесны.

— Думаешь, что-нибудь поймаем?..

— А хрен его знает… — Арон взялся привязывать к блесне конец тонкого капронового шнура, намотанного на большую катушку.

— «К особым явлениям, которые следует учитывать при плавании в Эгейском море, следует отнести сейсмическую и вулканическую деятельность и миражи…» — читал Василий.

— Только этого нам еще не хватало!.. — Арон безуспешно пытался совладать с премудростями морского узла. — Васька! Помоги завязать беседочный узел… Я с голодухи все позабыл.

— Подержи баранку… — Василий передал штурвал Арону и ловко завязал узел на блесне. — Только затяни потуже. У меня сил нет… Откуда такой шнур?

— Нашел среди вещей Марксена Ивановича.

— Он нам даже после смерти ворожит… — тихо сказал Василий.

Арон туго затянул изготовленный Василием узел, раскрутил блесну, словно пращу, над головой, и с криком:

— Помоги, Господи, жрать же хочется!.. — далеко забросил блесну в море.

Сел лицом к корме и уставился на воду. В одну точку. Туда, куда уходит белый капроновый шнур Марксена Ивановича Муравича…

— «…в Греции следующие нерабочие (праздничные) дни»… — снова читал Василий. — «Первого января — Новый год; шестого января — Крещение; двадцать пятого марта — День независимости…» Ну, как там, Арон?..

— Не клюет, стерва. Читай дальше…

— «Двадцать первого мая — День святого Константина; пятнадцатого августа — Успенье…» Ну, и так далее. И во все эти праздничные и выходные во всех портах Греции — полная халява! Представляешь? Вода, электричество, стоянка — все бесплатно! Ай да греки!.. Надо же!