Владимир Кунин - Иванов и Рабинович, или Ай гоу ту Хайфа
Многострадальный «Опричник» с не менее многострадальным экипажем покидал неприветливые воды Стамбула и, сильно накренившись, под всеми парусами входил в открытое Мраморное море.
Справа, в утренней дымке еще проглядывали берега Турции, но слева и впереди уже была видна только вода, вода, вода…
На флагштоке, сооруженном из старой швабры для мытья палубы, трепетал на ветру и нахально сверкал на солнце новый флаг «Опричника» — зеленая шелковая шаль с золотым драконом, впопыхах забытая маленькой портовой проституткой в ночь любви и сражения!
Василий стоял за штурвалом, посматривал на компас и выглядел уверенно, что и подумать было нельзя, что еще две недели тому назад он впервые увидел море.
Обложившись картами и лоциями, в каюте сидел Арон и что-то писал в большую бухгалтерскую книгу. Над его головой, рядом с фотографией Марксена Ивановича Муравича, была прикноплена вырезка из турецкой газеты.
— Вась, а Вась!.. Как правильно писать — «паД-шие женщины» или «паТ-шие женщины»? «Дэ» или «Тэ» в середине?
— Пиши просто — «бляди», не мучайся!
— Не, Вась… Писать надо культурно. Еще Марксен говорил: «Вахтенный журнал — лицо судна». Так «Дэ» или «Тэ», Вася?..
— Если культурно, то «Дэ», Арончик, «Дэ»! «ПаД-шие».
Василий посмотрел направо, увидел высокий скалистый берег и крикнул Арону:
— Эй, писатель! Справа по борту, кажись, этот мыс… Как его? «Ельшикей»! Язык сломаешь, мать их за ногу… Что там у нас дальше?
— Джастер момент! — крикнул Арон, отложил вахтенный журнал и взялся за карту: Ельшикей… Ельшикей… Есть Ельшикей! Курс?
— Двести сорок!..
— Плюс пятнадцать и держи двести пятьдесят пять! Все! Мы в Мраморном море! И пошла она, эта Турция, знаешь куда!..
Василий довернул штурвал, сверился с компасом, но тут при изменении курса заполоскали паруса и он крикнул:
— Арон! В темпе — на гика-шкот! И подбери стаксель!
Арон проворно выскочил из каюты и так ловко управился с парусами, что Василий не удержался и спросил:
— Извините, Арон Моисеевич, ваша девичья фамилия не адмирал Нельсон?
К полудню Василий от усталости почти висел на штурвале. Нагрузка на его обессиленной организм была столь велика, что он и не пытался этого скрывать:
— Спать хочу!.. Жрать хочу!.. Руки отваливаются, ноги не держат. Арон! Посмотри на часы!.. Сколько мне еще стоять?
Арон шустрил на камбузе, помешивая в кастрюльке перловку.
— Потерпи минут двадцать!.. Сейчас перловка доварится, я все приготовлю и сменю тебя… Тебе что к перловке подать — частик или тушенку?
Вася из последних сил удерживал штурвальное колесо.
— Все равно!.. Лишь бы быстрее…
— Тогда я лучше частик открою. Он в томате, такой остренький. Сразу тебя взбодрит! А тушенка — один жир…
Арон наклонился к двум большим коробкам, забитым консервными банками, вытащил пару банок из одной коробки, положил их на столик у газовой плиты и, желая отвлечь Василия от бедственного состояния духа, сказал с наигранным оптимизмом:
— Не боись, Васенька! Прорвемся! Солярки у нас теперь — хоть на край света!.. Газа для плиты — трех быков можно зажарить, консервов навалом, пресной воды — пей, не хочу!.. Крупа, хлеб… Еще четыре луковки осталось!.. Да ты что, Васенька? Живем!.. А что бляди у нас доллары смылили, так и их понять можно… Тебе с твоей хорошо было?
— Хорошо… — через силу улыбнулся Василий.
— И мне с моей было хорошо! Так о чем жалеем?!.. Зато какой мы теперь имеем флаг?!! Ни у кого в мире такого флага нет!
Василий невольно повернулся, посмотрел на зеленую шаль с золотым драконом на флагштоке из швабры и рассмеялся.
Одной рукой Арон приставил свой пиратский нож острием к краю банки, а вторую занес для удара по рукоятке, приговаривая:
— Сейчас все приготовлю, стану за руль, а ты пожрешь и завалишься отдыхать… О'кей?
И Арон сильно ударил сверху по рукоятке ножа…
Тугая вонючая струя томатно-коричневого цвета со свистом и шипением фонтаном хлестнула ему в физиономию, залила с головы до ног и обгадила потолок и переборки камбуза…
Потом Василий сидел в кокпите по колени в сотне вздутых консервных банок, доскребывал из алюминиевой миски перловку, закусывал ее луковкой с хлебом и одновременно, меланхолически, одну за другой выбрасывал банки через плечо за борт…
Переодетый и умытый Арон стоял у штурвала. Перед ним стояла на крыше рубки миска с перловой кашей и горячий чай в кружке Марксена Ивановича. Без отрыва от ответственного процесса судовождения Арон обедал, придерживая тяжелый, напряженный штурвал одной рукой.
— Все вспухли? — спросил Арон, глядя на горизонт.
— Все.
— И тушенка?
— И тушенка.
— Интересно, сколько же они лет на складах валялись? — задумчиво спросил Арон.
— А что мы жрать будем — тебе не интересно?! — Василий злобно пнул ногой кучу банок с протухшими консервами. Ни продуктов, ни денег!
— Ты кончай ногами дрыгать! — опасливо оглянулся Арон. — Они вот-вот взрываться начнут. Пол-яхты разнесут и нас поубивают!
— А я уж и не знаю, что лучше… — в отчаянии проговорил Василий. — Мгновенная гибель или медленное голодное умирание… Я что-то в этом роде в одном кино по телевизору видел. Жуткая картина!..
Арон тяжело вздохнул, покачал головой и спросил:
— Вась… А ты не можешь сейчас припомнить какое-нибудь другое кино? Где все хорошо кончается.
Василий отложил пустую миску в сторону, подумал и ответил:
— Нет. Сейчас — не могу.
И снова принялся методично выбрасывать за борт одну банку за другой…
Как маленькие острова рождают большие сомненияВечером, почти в темноте, подошли к маленькому скалистому островку с крутыми берегами, лишенному всякой растительности, со смешным и непривычным для русского уха названием.
— Хай-ир-сы-зада!.. Хайирсызада… — удивленно повторял Василий и убирал спущенный стаксель в мешок на носу яхты. — Надо же было так сложно назвать эту груду камней! Тоже мне — остров…
Изнемогающий от усталости и бессонницы, Арон тяжело укладывал большой парус на гик. Посмотрел воспаленными глазами на берег, сказал Василию:
— Гляди, Васька… Ни одной живой души!..
— А может, он необитаемый? Давай, Ароша, останемся здесь навсегда! Я — Робинзон, ты — Пятница…
— Почему это именно я — «Пятница»? — обиделся Арон.
— Ну, ты — Робинзон, я — Пятница… Какая разница? Я и не думал, что ты так тщеславен, Арон! У тебя прямо-таки восточная тяга к власти!.. — воскликнул Василий.
Но Арон ему не ответил. Он тревожно вглядывался в скалистый берег, до которого было всего метров пятьдесят.
— Эй, Васька! Тебе не кажется, что нас сносит на камни?!
Василий поднял голову, увидел надвигающийся берег.
— Точно!.. Мамочка милая… — прошептал он. — Сейчас нас об этот остров как…
— А хрен ему в грызло!!! — рявкнул Арон. — Держись крепче!..
Он молниеносно спрыгнул в кокпит и лихорадочно стал нажимать на приборном щитке кнопку стартера двигателя.
Но двигатель чихал, кашлял, покрехтывал, из выхлопной трубы вырывались синие клубочки дыма, но не заводился…
Яхта была уже совсем близко от гибельных камней, и течение неудержимо влекло «Опричник» к трагической развязке.
— Что же ты, Арон?! — панически закричал Василий, мертвой хваткой вцепившись в носовой релинг.
— Выручай, родимый… — шептал Арон и все нажимал и нажимал кнопку стартера. — Выручай, дружочек…
В момент, когда яхта уже должна была неминуемо шарахнуться о торчащие из-под воды прибрежные скалы и закончить свое существование на этом свете возле маленького островка с длинным, нелепым названием, двигатель услышал мольбы Арона и взревел средними оборотами!..
Не веря до конца в привалившее счастье, Арон пару секунд слушал постукивание двигателя, а потом уверенно толкнул сектор газа вперед, довел обороты до максимума и круто переложил штурвал вправо.
Медленно, словно нехотя, «Опричник» уходил от собственной смерти…
Когда же на Мраморное море и на коварный островок Хайирсызада опустилась ночь, яхта уже стояла на якоре в защищенной от ветра крохотной бухточке и впечатывалась черным неподвижным силуэтом в чужое фиолетовое небо.
Измученные Арон и Василий лежали по своим койкам в каюте.
Над головой Василия теплилась маленькая лампочка. Он читал «Справочник яхтсмена» Боба Бонда и что-то подчеркивал в нем карандашом.
— Кончай, Васька… — сонным голосом проговорил Арон. — Побереги аккумуляторы. Не дай бог опять что-нибудь… и труба.
— Сейчас, Арончик. Только дочитаю раздел «Выбор якорной стоянки и постановка на якорь».
— Так стоим же уже на якоре… Чего читать?
— Я хочу понять, что мы делали неправильно.
Арон открыл глаза, уставился в деревянный потолок каюты, помолчал и негромко сказал:
— А мы, Вась, все делаем неправильно…
Что-то в интонации Арона заставило Василия насторожиться:
— О чем ты, Арон?
— Да обо всем на свете…