Прощайте, призраки - Надя Терранова
Понемногу моя душа начала смиряться. Папа выбрал море и теперь обращается к нам посредством водной стихии, говорила я себе. Для меня не имело значения, что поиски его останков ни к чему не привели и что живым отца тоже нигде не видели. С того времени я начала слушать воду.
«Ты прожила ужасные события так, будто они были нормальными, и наоборот», — сказал мне однажды Пьетро. Он понимал меня без лишних расспросов, как полагается понимать того, кого любишь, — просто чувствовал, и все тут.
Другие дома
— Ты так и не удосужилась поговорить с соседями?
Мама права, надо срочно решать вопрос с этими наглыми тремя сантиметрами. Я хотела сходить к соседям раньше, но отложила визит из-за начавшейся грозы. Теперь в небе снова светило солнце.
Открыв шкаф, я сняла с вешалки светлое платье осенней расцветки, которое когда-то носила мама. Основной тон ткани был охристым (как у того одеяла, которым они с отцом укрываются на фотографии), по нему бежал узор в виде сплетенных листьев, воротник застегивался на две белые пуговки. Несмотря на жару, я продела их обе в петлицы. Я по-прежнему не носила одежду, которую привезла с собой из Рима, ничто из той жизни — моей жизни, строго напомнила я себе, — не могло мне пригодиться здесь, ни в одной из своих столичных вещей я не чувствовала себя в Мессине свободно. Пройдя по коридору, я вошла в мамину спальню, чтобы посмотреться в единственное в доме зеркало, в которое можно было увидеть себя в полный рост. Мама ниже меня, платье, доходившее ей до колен, обтянуло мои бедра; я распустила волосы, отвела их от лица гребнем, который вынула из комода, оттуда же достала серебряный браслет c эмалевым крючком и застегнула его на запястье, пощипала скулы, чтобы они порозовели, и наконец, обмундированная как рыцарь, вышла на лестничную площадку.
Я нажала на звонок, из соседской квартиры слышались детские голоса и звон посуды, затем быстрые и легкие шаги к двери. Мне открыла молодая женщина с длинными каштановыми волосами, перехваченными лентой, одетая в шорты, тапочки и темную трикотажную футболку, — жена и мать. Я узнала в ней третью из пяти детей евангелистов; итак, квартира досталась ей вместе с царившим там беспорядком, трещинами в стенах, перегородками, которые можно было снести, и несущими конструкциями, которые не следовало трогать, с разномастной мебелью, требующей реставрации и косметического ремонта, с лавиной воспоминаний и новых впечатлений… Параллельный моему, ее новый мир на поверку оказался куда хуже, в нем происходили тягостные скандалы с братьями и сестрами, недовольными результатами раздела родительского имущества. Я, будучи единственным ребенком в семье, была избавлена от этих сомнительных удовольствий.
— Ох ты, Ида! Привет!
— Привет! Ты меня помнишь?
— Я слушаю тебя по радио.
— А-а, ты про тексты.
— Это любимая передача моего мужа.
— Правда? Большое спасибо. Прости, если я не вовремя. Вы, кажется, обедаете?
— Прошу, входи. Как поживаешь? Давно приехала из Рима?
— Да нет, — уклончиво ответила я и виновато опустила глаза, будто бы то, что мы с ней не встретились раньше, было моим упущением, а не нормой для людей, которые просто делят одну лестничную площадку.
Хозяйка пригласила меня войти. Идя за ней, я украдкой оглядывалась по сторонам. Ага, сделали перепланировку — ликвидировали коридор, его большинство наших сверстников считает бесполезным. Мы вошли в просторную комнату, за столом я увидела детей и мужчину, работал телевизор, окно было распахнуто настежь, на стульчике для кормления валялась цветная книжка-пищалка, девочка надавила на страницу, мальчик тотчас пожаловался на шум, отец кинулся их успокаивать, на тарелках лежали макароны с помидорами и отдельно баклажаны с базиликом. Я вспомнила, что дети не любят смешивать разные по вкусу продукты в одну кучу.
— Карло, посмотри, кто здесь! Это наша соседка Ида Лаквидара, она приехала из Рима.
Солидный молодой мужчина с короткой стрижкой и темными глазами, словно рожденный быть отцом семейства, поднялся и радушно протянул мне руку.
— Здравствуйте, приятно познакомиться, я не пропускаю ни одного эфира вашей программы. Пожалуйста, поешьте с нами, мы только сели за стол.
Они что-то говорили о детях, представляли их по именам, наливали газированную воду в стакан, накладывали макароны на чистую тарелку, я едва успела отказаться от двойной порции баклажанов.
— Спасибо, мне достаточно.
Усевшись за стол, я стала гадать, как зовут соседку, лицо которой мелькало передо мной на лестнице и в дверях, голос которой я десятки раз слышала летними и зимними вечерами, когда вместе с домашними она пела псалмы и восхваляла Бога, до которого нам с матерью не было дела, потому что он не мог нам помочь больше, чем мы сами. Мне хотелось бы начать сейчас разговор, обратившись к соседке по имени, но, увы, я не знала его.
— Так вот где вы пели, — произнесла я вслух.
Хозяйка квартиры недоуменно уставилась на меня.
— Вечерами вы всей семьей молились в этой комнате. Вон та стена примыкает к нашей гостиной, — пояснила я.
— Тут раньше тоже была гостиная, кухня находилась там, после замужества я кое-что поменяла. Мы вам мешали? Родители как-то раз хотели позвать вас в гости, мы позвонили в вашу дверь, но никто не открыл, и мы решили, что твоя мама ушла по делам.
— Это было как будто вчера, правда?
Банальная фраза, да к тому же лживая. На самом деле я вовсе не считала, что это было вчера или сегодня, скорее, это было в прошлом, которого я так и не забыла, как могла бы забыть, став взрослой. Это было не вчера и не сегодня, это было всегда; пока крыша моего дома рушилась, стены внутри соседского дома успели разобрать и возвести заново. Я завидовала повседневной жизни своей соседки — у нее были плита с духовкой и запах чистоты в доме, у нее были будущее и скатерть с принтом в виде сладостей и рецептов на английском языке, возможно купленная в медовый месяц, фотографии которого, должно быть, красуются на стенах и в альбоме, на жестком диске компьютера и
