Прощайте, призраки - Терранова Надя

Надя Терранова

Прощайте, призраки

Addio fantasmi

Nadia Terranova

Перевела с итальянского Екатерина Даровская

Фотография на обложке Mirjan van der Meer (Mirjan Rooze)

Дизайн обложки: Riccardo Falcinelli (Falcinelli & Co)

This book was translated thanks to a grant awarded by the Italian Ministry of Foreign Affairs and International Cooperation

Эта книга была переведена благодаря гранту Министерства иностранных дел и международного сотрудничества Италии

© 2018 by Nadia Terranova

Published by arrangement with The Italian Literary Agency

© Даровская Е. Ф., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Поляндрия Ноу Эйдж», 2022

тем, кто продолжает жить

Меня никогда не покидало ощущение, что мы странная семья людей не бедных и не богатых — гораздо более богатых, чем бедные, и гораздо более бедных, чем богатые; так, сад наш был достоин дома обеспеченных хозяев, и при этом в уборной царил полумрак и росла плесень.

Однажды утром в середине сентября мне позвонила мама с известием, что через несколько дней крышу нашего дома начнут ремонтировать. Так она и сказала — «нашего дома». Но я уже давно жила в другом городе, в другом доме, который арендовала вместе с еще одним человеком; дома, который я могла бы назвать «нашим», больше не существовало, этот ярлык отвалился, когда я уехала, все последующие годы изо всех сил стараясь очистить память от болезненных воспоминаний. Да, я знала, что крыша рушится, она начала рушиться еще до моего рождения, она разваливалась и осыпалась все те годы, что я провела там, но моей вины в этом не было, человека нельзя привлечь к ответу за состояние жилья, которое он не хочет наследовать и от которого уже успел внутренне отречься. Я работала на радио, сочиняла для одной передачи истории, неожиданно ставшие популярными, у меня были муж, карьера, свой город, новые вечера и другая жизнь.

Мать посетовала, что ей вечно приходится решать все проблемы самой, что дом тяжким грузом висит на ее плечах, что она безмерно устала… Переделка крыши (та была плоской, облицованной керамической плиткой и служила террасой) будет последним проявлением щедрости с маминой стороны, ведь нельзя же выставлять недвижимость на продажу с такими дефектами. Когда ремонт закончится и у дома появится новый владелец, мать купит себе что-нибудь недорогое и более долговечное. В ближайшее время некая фирма заделает дыры в кровле, образовавшиеся из-за непогоды, плохой изоляции и неудачных ремонтов у соседей, а пока идут работы, мы с мамой решим, что делать с мебелью нашего дома («нашего», повторила она), утварью и книгами. Не желая, чтобы впоследствии я упрекала ее, что она выкинула мое добро, мать предлагала мне приехать и самой выбрать, с чем расстаться.

Мне подумалось, что это будет легко, ведь меня не волнует судьба моих старых вещей, если не считать красной железной шкатулки, лежащей на дне одного из ящиков письменного стола.

Я собрала чемодан, купила по интернету билет на поезд на следующий день. Маршрут был знаком до мелочей. Утром сяду в вагон, дождусь, когда начнется длинный отрезок калабрийской железной дороги, пролегающий вдоль моря, и буду неотрывно смотреть в окно, сойду с поезда в городке Вилла Сан-Джованни, пересяду на паром до Мессины, приеду к матери и помогу ей, чем смогу.

Ночью мне снилось, будто я тону.

Нога мужа, прижимающаяся к моей, согревала ее, и в какой-то момент своего сновидения я стала входить в воду.

Я шла, будто зная, куда идти, сперва вода холодила только мои лодыжки, икры, колени, затем бедра, живот, грудь и плечи, а потом дошла уже до подбородка и рта. Я попыталась заговорить, и в этот момент меня накрыло волной. Мгновением раньше я шагала, мгновением позже утонула; зрение не затуманилось, я не обессилела, просто сложилось так, что я погрузилась в море и мое тело перестало существовать.

Моментально проснувшись, я поднялась на локти и села. Окликнула Пьетро, своего мужа, — мне казалось важным сообщить ему о том, что я умираю, и хотелось, чтобы он был свидетелем этого. Мои руки, плечи и подмышки взмокли от пота, лоб покрылся испариной. Муж с трудом открыл глаза, взял меня за руку и уселся подле. Ни он, ни я не знали слов, которые даровали бы мне утешение, а увиденный сон в очередной раз подтвердил, что своим бременем и страхом я не могу поделиться ни с одним человеком.

Десять с лишним лет назад, когда мы были вместе всего несколько месяцев, я попеняла Пьетро за то, что он недостаточно серьезно относится к моим ночным кошмарам. В детстве бабушка по отцовской линии учила меня не молчать о плохих снах. «Если не расскажешь, ты от них не освободишься», — поясняла бабушка, и теперь, когда ее больше не было на свете, если Пьетро не проявлял сочувствия, я не могла ничего рассказать и ни от чего не освобождалась. С того дня он стал справляться о том, как я спала. Замечая, что я резко просыпаюсь посреди ночи, старался успокоить, а утром непременно просил: «Расскажи, что тебе приснилось». Я пыталась рассказывать, но это не помогало, ухищрения вообще не помогают, если переносишь их из одной эпохи в другую. Воспоминания должны оставаться воспоминаниями, а не разрушать настоящее. Зря я проболталась Пьетро о бабушке — возле нее, на большой кровати, пропитанной запахом старых простыней, рассказ складывался сам собой, а вот открыться мужу мне не удавалось. В эту ночь все повторилось, ни один из нас не был в настроении разговаривать, и это единство между нами было давним, таким же давним, как те времена, когда на страх мы отвечали желанием, а на кошмары сексом.

Схватив с ночного столика пластиковую бутылку воды, я сделала несколько жадных глотков. Муж коснулся моей спины с той усталой любовью, которая характеризовала наши отношения на нынешнем этапе, — любовью, переходящей в статичную привязанность, на короткое время создающей иллюзию общности и тут же вновь превращающей нас в два обособленных существа. Я выпила еще воды, Пьетро подержал меня за руку, я легла, он тоже лег, я устроилась на боку, муж повернулся сперва ко мне, затем от меня, отчего наши спины соприкоснулись. Наблюдать за мной сквозь сон — таков был его способ любить меня, способ, которым люди могут любить друг друга, проведя вместе свыше десяти лет. Наши тела больше не работали в общем режиме сна и бодрствования, каждый из нас сделался для другого неким амортизатором.

Секс — это язык, и мы с Пьетро много говорили на нем в начале наших отношений, когда я только сбежала с Сицилии, удрала из разрушенной молчаливой семьи, а он встретил меня в Риме, став товарищем, родителем, братом. Вместе с городом я обрела новую себя, а Пьетро всегда был рядом, и это трогало меня до глубины души. В те первые месяцы мы раздевались при каждом удобном случае, любили друг друга до изнеможения и были счастливы, не обращая внимания на знаки, предупреждавшие, что долго это не продлится: так, мы никогда не занимались любовью два раза подряд, а, удовлетворившись одним, тотчас отстранялись и принимались одеваться. Нам удавалось получить и дать все, что мы искали, за минимальное время; закончив, мы восстанавливали отчужденность, которая тоже была частью нашего притяжения. Но вскоре — слишком скоро для истории любви, претендовавшей на то, чтобы быть любовью всей жизни, — эта отчужденность превратилась в нашего врага. Тело перестало быть пространством общения, нежность вытеснили повседневные ритуалы, диалоги и хлопоты. Даже если мы ругались, ни один из нас не причинял второму страдания, мы жили словно в тени друг друга, Пьетро проявлял ко мне заботу, какой я не знала прежде. Некоторое время после того, как желание угасло, мы еще старались получить от секса взаимное удовольствие, а потом и это занятие стало бесполезным, точно старый словарь.