«Афганец»: оставшийся в прошлом - Левсет Насурович Дарчев
К ним спешно приближался старик с противоположной стороны улицы. Он остановился и поднял взгляд на Семена.
– Кто вы такие и что вы здесь ищете?
Семен растерялся.
– Это дом моей жены Резниченко Светланы.
Старик приблизился и слезящимися глазами стал всматриваться в лицо Семена:
– Семен?
– Да, тот самый.
– Не может быть, вернулся с того света, – он опустил голову, потом отвел взгляд в сторону, не в силах переосмыслить услышанное. – Она так любила тебя, ждала тебя.
«Ну, спроси, – приказывал себе Семен. – Спроси!» У него язык не поворачивался, чтобы спросить: «А где она?»
Старик потух, вздохнул, согнулся и стал отходить.
– Отец, я что-то вас не помню. – Семен застыл с протянутой рукой. – А где она?
– На кладбище, – старик отвернулся, повел пальцами по глазу, и потопал в обратную сторону.
Таксист с расстояния наблюдал за Семеном и стал строить догадки, почему он скис и растерялся. Время шло. Таксист прокричал:
– Семен, поехали! Что случилось, Павлович?
– Поехали!
– Куда?
– На кладбище.
У таксиста в недоумении вытянулось лицо.
Охранник кладбища долго листал толстую книгу, затем взял другую, постарее, потом еще. Семен не мог ни о чем думать. Он сейчас боялся, что этот мужик с бледным лицом зачитает имя его жены. Так и случилось: он поднял взгляд с безразличием и зачитал: «БЕЛОЗЕРОВА СВЕТЛАНА ТИМОФЕЕВНА. 1988 год. Пятый ряд».
– Она умерла? – спросил Семен, потеряв контроль над своими словами и мыслями.
Сторож округлил глаза.
– Выходит, да, – сказал мужик с холодным взглядом, закрывая книгу записей. – Умерла.
Семен шел среди надгробий с охапкой цветов, покачиваясь из стороны в сторону с помутневшим разумом – бледный, убитый, с чувством вины и отчаяния.
«В тот прощальный день Света с утра была в странном настроении: ее поддельная улыбка напоказ была смешана с безысходным ожиданием конца света. Как только они приехали на вокзал, она попросила его пройти в тот зал, где они впервые увиделись. Она, попросив двух мальчиков освободить ту скамейку, посадила его туда, грустно сказав:
– Здесь началась моя любовь, Семен, – она положила руку на скамейку. – Если тебя долго не будет, я буду приходить сюда, чтобы общаться с тобой, любимый.
Семен сел на поезд, она осталась на перроне. Поезд тронулся, и она бежала вслед за ним, махая рукой. Семен все время рисовал себе эту картину, где он хотел вернуться к ней обратно, чтобы взять ее теплую руку в свою и больше не опускать ее никогда».
Вот она. Гранитный камень серого цвета с фотографией посередине: ее открытые глаза смотрят на него издалека – с того света.
Семен лихорадочными движениями распутал тонкую проволоку и ступил на могилу. Он припал лицом к холодному фото, и его мужественный подбородок задрожал.
Арон, чтобы удовлетворить свою любознательность – эти 53 розы не давали ему покоя – решил так просто пройтись за Семеном. Но потом горько пожалел: он не любил и не желал быть свидетелем человеческого горя и, увидев душераздирающую картину, вернулся к машине и свернулся за рулем в комок – о переплате за простой такси не могло быть и речи.
Семен вернулся домой, нажал на кнопку двери. Не имея терпения, нажал еще раз.
– Семен, ты? Так быстро? Ты ее нашел? – с волнением спрашивала его тетя Виктория – она осталась с Семеном на некоторое время, как и обещала своей сестре перед ее смертью.
Семен, не сказав ни единого слова, прошел в кухню и молча встал возле стойки, где он обычно готовил кофе.
– Семен! Ты меня не слышишь? – ему в спину спросила Виктория.
– Да, я нашел ее.
– А почему молчишь? Где она?
Снова молчание и тишина.
– В могиле, – пауза. – Она погибла через семь лет после нашей разлуки…
Виктория округлила глаза и приставила ладонь ко рту.
– Какой ужас! – уронила она. – Да, Семен, не жизнь у тебя, а роман. Ты столько выстрадал. Я была уверена, что у тебя начнется новая жизнь.
– Нет, – трагически сказал Семен. – Больше в моей жизни ничего не будет.
– Ты не отчаивайся, ты… – безудержно стала лепетать тетя Виктория. – В Библии написано…
Семен медленным движением потянулся к полке за сигаретой, последней в пачке, затем взял чашку с кофе, ушел на балкон и закрыл дверь, перекрывая монотонный монолог Виктории Федоровны, – ее слова не помогали.
Он сделал глубокую затяжку, и он почувствовал, как никотин обволакивает его мозги, приводя нейроны мозга в движение, – и на мгновение он вновь вернулся в Афганистан.
Он остановил «УАЗик» далеко от кишлака, и как только отпустили главного моджахеда в темноту, за спиной раздалась автоматная очередь. Только сейчас дошло до Семена, что они сделали ради спасения друга. Руксат отстреливался, а Семен гнал машину во всю мощь. В один момент перед его глазами вспыхнул яркий свет, и он ослепил его. Яркая вспышка – полная тишина, потом – невыносимая боль.
С балкона квартиры он видел внизу людей, которые сновали в разные стороны: кто в магазин, кто на работу, но ему никуда не надо. Он еще раз поднес руку с сигаретой к губам, вдруг его заштормило, и он, потеряв контроль над своим телом, пошатнулся и тихо по стенке сполз на пол. Полная темнота и никаких чувств.
Лена в больнице
После осмотра врач попросил Лену подождать в коридоре, но ее муж остался у врача для обсуждения деликатного вопроса о состоянии ее здоровья.
– Это синдром Шульца, – сказал врач, глядя на Сергея. – У нее проблемы морального свойства, с которыми она не в состоянии справиться.
– Это серьезно, Виктор?
– Я выписал лекарства, – продолжал невропатолог. – Видишь ли, они не могут кардинально помочь, если не решить саму проблему.
– Понятно, – выдохнул Сергей, опустив глаза на свои руки, которые покоились на коленях. – Значит, надо искать ее отца.
Доктор не понял и помотал головой. Сергей в двух словах объяснил ему, кто является источником ее душевных переживаний.
Доктор, кивая головой, сказал:
– Да, конечно надо всеми силами помочь ей, чтобы не случились осложнения.
Лена тихо сидела в коридоре клиники и ждала мужа в полной прострации среди больничного шума и суеты. Только что перед ее глазами два врача поспешно пронесли каталку с больным в сопровождении шокированных родственников – двух мужчин и одной пожилой женщины.
Лена откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза, чувствуя полное опустошение. И между этими событиями протекает жизнь: одни живут счастливо, другие – в нужде, а третьи – в
