Сергей Есенин - Страна негодяев (сборник)

Воспоминание

Теперь октябрь не тот,Не тот октябрь теперь.В стране, где свищет непогода,Ревел и вылОктябрь, как зверь,Октябрь семнадцатого года.

Я помню жуткийСнежный день.Его я видел мутным взглядом.Железная витала тень«Над омраченным Петроградом».

Уже все чуяли грозу.Уже все знали что-то.Знали,Что не напрасно, знать, везутСолдаты черепах из стали.

Рассыпались…Уселись в ряд…У публики дрожат поджилки…И кто-то вдруг сорвал плакатСо стен трусливой учредилки.

И началось…Метнулись взоры,Войной гражданскою горя,И дымом пушечным с «Авроры»Взошла железная заря.

Свершилась участь роковая,И над страной под вопли «матов»Взметнулась надпись огневая:«Совет Рабочих Депутатов».

Льву Повицкому

Старинный друг!Тебя я вижу вновьЧрез долгую и хладнуюРазлуку.Сжимаю яМне дорогую рукуИ говорю, как прежде,Про любовь.

Мне любо на тебяСмотреть.ВзгрустниИ приласкай немного.Уже я не такой,Как впредь —Бушуйный,Гордый недотрога.

Перебесились мы,Чего скрывать?Уж я не я…А ты ли это, ты ли?По берегамМорская гладь —Как лошадьЗагнанная, в мыле.

Теперь влюбленВ кого-то я,Люблю и тщетноПризываю,Но все жеТочкой корабляК земле любимойПриплываю.

Цветы

I

Цветы мне говорят прощай,Головками кивая низко.Ты больше не увидишь близкоРодное поле, отчий край.

Любимые! Ну что ж, ну что ж!Я видел вас и видел землю,И эту гробовую дрожьКак ласку новую приемлю.

II

Весенний вечер. Синий час.Ну как же не любить мне вас,Как не любить мне вас, цветы?Я с вами выпил бы на «ты».

Шуми, левкой и резеда.С моей душой стряслась беда.С душой моей стряслась беда.Шуми, левкой и резеда.

III

Ах, колокольчик! твой ли пылМне в душу песней позвонилИ рассказал, что василькиОчей любимых далеки.

Не пой! Не пой мне! Пощади.И так огонь горит в груди.Она пришла, как к рифме «вновь»Неразлучимая любовь.

IV

Цветы мои! Не всякий могУзнать, что сердцем я продрог,Не всякий этот холод в немМог растопить своим огнем.

Не всякий, длани кто простёр,Поймать сумеет долю злую.Как бабочка – я на костёрЛечу и огненность целую.

V

Я не люблю цветы с кустов,Не называю их цветами.Хоть прикасаюсь к ним устами,Но не найду к ним нежных слов.

Я только тот люблю цветок,Который врос корнями в землю.Его люблю я и приемлю,Как северный наш василек.

VI

И на рябине есть цветы,Цветы – предшественники ягод,Они на землю градом лягут,Багрец свергая с высоты.

Они не те, что на земле.Цветы рябин другое дело.Они как жизнь, как наше тело,Делимое в предвечной мгле.

VII

Любовь моя! Прости, прости.Ничто не обошёл я мимо.Но мне милее на пути,Что для меня неповторимо.

Неповторимы ты и я.Помрём – за нас придут другие.Но это всё же не такие —Уж я не твой, ты не моя.

VIII

Цветы, скажите мне прощай,Головками кивая низко,Что не увидеть больше близкоЕё лицо, любимый край.

Ну что ж! пускай не увидать.Я поражён другим цветеньемИ потому словесным пеньемЗемную буду славить гладь.

IX

А люди разве не цветы?О милая, почувствуй ты,Здесь не пустынные слова.

Как стебель тулово качая,А эта разве головаТебе не роза золотая?

Цветы людей и в солнь и в стытьУмеют ползать и ходить.

X

Я видел, как цветы ходили,И сердцем стал с тех пор добрей,Когда узнал, что в этом миреТо дело было в октябре.

Цветы сражалися друг с другом,И красный цвет был всех бойчей.Их больше падало под вьюгой,Но всё же мощностью упругойОни сразили палачей.

XI

Октябрь! Октябрь!Мне страшно жальТе красные цветы, что пали.Головку розы режет сталь,Но всё же не боюсь я стали.

Цветы ходячие земли!Они и сталь сразят почище,Из стали пустят корабли,Из стали сделают жилища.

XII

И потому, что я постиг,Что мир мне не монашья схима,Я ласково влагаю в стих,Что всё на свете повторимо.

И потому, что я пою,Пою и вовсе не впустую,Я милой голову моюОтдам, как розу золотую.

Батум

Корабли плывутВ Константинополь.Поезда уходят на Москву.От людского шума льИль от скопа льКаждый день я чувствуюТоску.

Далеко я,Далеко заброшен,Даже ближеКажется луна.Пригоршнями водяных горошинПлещет черноморскаяВолна.

Каждый деньЯ прихожу на пристань,Провожаю всех,Кого не жаль,И гляжу все тягостнейИ пристальнейВ очарованную даль.

Может быть, из ГавраИль МарселяПриплыветЛуиза иль Жаннет,О которых помню яДоселе,Но которыхВовсе – нет.

Запах моря в привкусДымно-горький,Может быть,Мисс МитчелИли КлодОбо мне вспомянутВ Нью-Йорке,Прочитав сей вещи перевод.

Все мы ищемВ этом мире буромНас зовущиеНезримые следы.Не с того ль,Как лампы с абажуром,Светятся медузы из воды?

ОттогоПри встрече иностранкиЯ под скрипыШхун и кораблейСлышу голосПлачущей шарманкиИль далекийОкрик журавлей.

Не она ли это?Не она ли?Ну да разве в жизниРазберешь?Если вот сейчас ееДогналиИ умчалиБрюки клеш.

Каждый деньЯ прихожу на пристань,Провожаю всех,Кого не жаль,И гляжу все тягостнейИ пристальнейВ очарованную даль.

А другие здесьЖивут иначе.И недаром ночьюСлышен свист, —Это значит,С ловкостью собачьейПробирается контрабандист.

Пограничник не боитсяБыстри.Не уйдет подмеченный имВраг,Оттого так частоСлышен выстрелНа морских, соленыхБерегах.

Но живуч враг,Как ни вздынь его,Потому синеетВесь Батум.Даже море кажется мнеИндигоПод бульварныйСмех и шум.

А смеяться есть чемуПричина.Ведь не так уж многоВ мире див.Ходит полоумныйСтаричина,Петуха на темень посадив.

Сам смеясь,Я вновь иду на пристань,Провожаю всех,Кого не жаль,И гляжу все тягостнейИ пристальнейВ очарованную даль.

Как должна рекомендоваться Марина

Скажу Вам речь не плоскую,В ней все слова важны:Мариной ИвановскоюВы звать меня должны.

Меня легко обра́мите:Я маленький портрет.Сейчас учусь я грамоте,И скоро мне шесть лет.

Глазёнки мои кариеИ щёчки не плохи,Ах, иногда в ударе яМогу читать стихи.

Перо моё не славится,Подчас пишу не в лад,Но больше всего нравитсяМне кушать «шыколат».

«Пускай я порою от спирта вымок…»

Пускай я порою от спирта вымок,Пусть сердце слабеет, тускнеют очи,Но, Гурвич! взглянувши на этот снимок,Ты вспомни меня и «Бакинский рабочий».

Не знаю, мой праздник иль худший день их,Мы часто друг друга по-сучьи лаем,Но если бы Фришберг давал нам денег,Тогда бы газета была нам раем.

«Вижу сон. Дорога черная…»

Вижу сон. Дорога черная.Белый конь. Стопа упорная.И на этом на конеЕдет милая ко мне.Едет, едет милая,Только не любимая.

Эх, береза русская!Путь-дорога узкая.Эту милую, как сон,Лишь для той, в кого влюблен,Удержи ты ветками,Как руками меткими.

Светит месяц. Синь и сонь.Хорошо копытит конь.Свет такой таинственный,Словно для единственной —Той, в которой тот же светИ которой в мире нет.

Хулиган я, хулиган.От стихов дурак и пьян.Но и все ж за эту прыть,Чтобы сердцем не остыть,За березовую РусьС нелюбимой помирюсь.

Капитан Земли

Еще никтоНе управлял планетой,И никомуНе пелась песнь моя.Лишь только онС рукой своей воздетойСказал, что мир —Единая семья.

Не обольщен яГимнами герою,Не трепещуКровопроводом жил.Я счастлив тем,Что сумрачной пороюОдними чувствамиЯ с ним дышалИ жил.

Не то что мы,Которым все такБлизко, —Впадают в дивоИ слоны,Как скромный мальчикИз СимбирскаСтал рулевымСвоей страны.

Средь рева волнВ своей расчистке,Слегка суровИ нежно мил,Он много мыслилПо-марксистски,Совсем по-ленинскиТворил.

Нет!Это не разгулье Стеньки!Не пугачевскийБунт и трон!Он никого не ставилК стенке.Все делалЛишь людской закон.

Он в разуме,Отваги полный,Лишь только прилегалК рулю,Чтобы об мысДробились волны,Простор даваяКораблю.

Он – рулевойИ капитан,Страшны ль с нимШквальные откосы?Ведь, собраннаяС разных стран,Вся партия – егоМатросы.

Не трусь,Кто к морю не привык:Они за лучшиеОбетыЗажгут,Сойдя на материк,Путеводительные светы.

Тогда поэтДругой судьбы,И уж не я,А он меж вамиСпоет вам песниВ честь борьбыДругими,Новыми словами.

Он скажет:«Только тот пловец,Кто, закаливВ бореньях душу,Открыл для мира наконецНикем не виданнуюСушу».

«Я помню, любимая, помню…»