Невозвратный билет - Маша Трауб
Меня спасло то, что я спала на полу на матрасе. Форточка была открыта. Дверь, в которую были врезаны три замка, и Майя Александровна требовала, чтобы я запирала все, когда уходила, на ночь я закрывала только на один. Все вещи и документы так и держала неразобранными в сумке. Каждый день надеясь, что у мамы включится разум и она позовет меня домой. Так что мне оставалось быстро одеться, взять сумку, пнуть дверь, которая держалась на соплях, и выбежать на улицу. Спала я всегда чутко. Даже дымом надышаться не успела. Соседи сверху погибли при пожаре. Как и соседка-кошатница. Кошки спаслись. Кажется, они, как и я, были только рады вырваться из плена. Во всяком случае мы с кошками оказались во дворе первыми. Я хотела вызвать пожарных, но не смогла заставить себя добежать до телефонной будки. Стояла и смотрела, как поднимается дым и полыхает пламя. Мне вдруг стало хорошо. Я знала, что наконец вернусь домой.
Ночь я провела в здании местной школы, куда определили всех пострадавших при пожаре. Кто-то позвонил моей маме и велел ей меня забрать – я продиктовала номер домашнего телефона, фамилию, имя, отчество матери, предъявила паспорт. Какая-то женщина из милиции спрашивала, почему я живу здесь, если прописана в Москве, но в другом районе? И почему вообще живу в той квартире, если хозяйка не приходится мне родственницей? Я не отвечала, что списали на пережитый стресс. Я же предвкушала, как будет объясняться мама. Мне хотелось, чтобы хоть кто-то объяснил ей, что так быть не должно. Что я имею право жить в своей квартире, в своей комнате, а не в этом ужасном доме.
Всем было, конечно, наплевать. Но мама, видимо, испугавшись тех же вопросов, быстро забрала меня домой. Больше Майю Александровну я не видела. Мне нравилось вспоминать, как горит ее квартира, тот шкаф с проеденным молью полушубком, все квитанции, которые она требовала аккуратно собирать, скалывать скрепкой. Все ее кастрюли и сковородки, подобранные по помойкам. И, конечно, та кровать, на которой больше никто не сможет спать. Наверное, я не должна была так думать, но вопросы морали отпали, когда я вдруг осознала, что я и сама могла сгореть. Или умереть другой смертью, каждый день пробегая мимо свалки, компаний бомжей и местных бандитов. Меня могли зарезать, чтобы снять пальто или сапоги, изнасиловать ради забавы. Я носила в кармане перочинный нож, всегда открытый. Сжимала его рукой. Я могла сама кого-нибудь зарезать, давая отпор, и сесть в тюрьму. Так что тот пожар стал для меня спасением. Не знаю, кто уберег – судьба, ангел-хранитель, провидение. Но точно не мать, которая должна была меня защищать, как любой родитель своего ребенка.
Не знаю, куда делся мужчина, из-за которого мама меня переселила. Будто и не было его. Я зашла в свою комнату, легла на свою кровать и впервые за все время мгновенно уснула. Спокойно, без кошмарных снов.
Позже, когда я жила в общаге, где меня приютила подруга, у знакомых, которые в обмен на крышу над головой просили поливать цветы или выгуливать собаку или кормить кошку, все всегда спрашивали, откуда я приехала. «Ниоткуда. Я – москвичка. Вот прописка», – я показывала паспорт. Все удивлялись, но не требовали объяснений. Всякое бывает в жизни.
– Я нашла твое свидетельство о рождении!
Мама позвонила рано утром. Я надеялась поспать еще полчаса – до часу ночи проверяла сочинения девятиклассников.
– Хорошо, спасибо, – ответила я.
– Когда приедешь? Тебе же оно срочно нужно? – уточнила мама.
– Постараюсь завтра во второй половине дня. Если не будет педсовета, то к четырем. Если будет, то к шести.
– А поточнее?
– Поточнее может сказать только директор школы. А что ты хотела?
– Я хотела? Я давно ничего от тебя не хочу. Это тебе все время от меня что-то нужно! Мне тут звонили из этих Госуслуг и требовали данные. Почему они мне звонят?
– Потому что ты гражданка этой страны и пенсионерка.
– Они спрашивали про тебя! Точнее, про меня и твоего отца! Это обязательно? При чем тут я? Неужели нельзя без этого обойтись?
– Нельзя. Такие правила и требования, когда меняешь паспорт, – ответила я, невольно отметив реплику «при чем тут я?». Мне уже сорок пять, а я все еще обижаюсь на мамины реплики.
– Никогда такого не было.
– Так что тебя беспокоит? – уточнила я.
– Я дала им неверную информацию. Но я же не могу все помнить! Мне, в конце концов, уже восемьдесят лет!
– Семьдесят, мам.
– Я столько раз меняла паспорт, и никогда таких проблем не возникало! Почему с тобой всегда так сложно?
– Не знаю. – Я пыталась говорить спокойно.
– Твой отец родился в 1950 году, в октябре. Ты тоже октябрьская. Такая же ненормальная, как и он, – заявила мать.
– Может, ты вспомнила, какого числа? – уточнила я, чувствуя, как кровь приливает к голове. Опять давление поднимается.
– Двадцать первого. Ты же родилась двадцать второго. Я еще удивлялась, как можно было родиться почти в один день с отцом.
– Мам, если что, я родилась второго октября, – заметила я, выковыривая таблетку из облатки.
– Ну какая разница?
– В принципе да, никакой. – Я рассасывала таблетку и пыталась измерить давление.
– Мне нужны лекарства! Я бы и сама купила, но в наших аптеках их нет.
– Хорошо, я привезу лекарства. Продукты нужны? – Мне было совсем нехорошо, что неудивительно – тонометр показывал сто шестьдесят на сто десять. И пульс девяносто семь
