Натан Щаранский - Не убоюсь зла
Роберт посылал в газету две проблемных статьи в неделю, так что большая часть текущей информации о преследовании евреев в СССР не могла попасть в его публикации. Однако вскоре после нашего зна-комства выяснилось, что нет более надежного человека, чем Боб, для передачи на Запад такой информации. Его интерес к нашим пробле-мам был глубоким и искренним. Кстати, его жена Пола была еврей-кой, у них было трое маленьких детей -- Джессика, Дженни и Джон, -- и Боб, сам не еврей, в шутку называл себя "примкнувшим к кла-ну".
Я любил приходить к Тотам, играть с детьми, беседовать с Бобом и Полой. Надо сказать, что Боб был обладателем двух дипломов Гар-вардского университета -- по химии и журналистике, и при чтении его статей сразу становилось ясно, что написаны они человеком, при-частным к точным наукам, которые дисциплинируют мышление: все материалы, выходившие из-под пера Тота, отличались концептуаль-ным подходом к затронутым в них темам. Если он, скажем, писал о чистках в советских институтах философии и социологии, то непре-менно уделял место анализу более общей проблемы: возможно ли в принципе развитие в Советском Союзе гуманитарных наук. Если в статье Роберта речь шла о запрете властями еврейской культуры, то завершалась она подробной оценкой той роли, которую играет госу-дарственный антисемитизм в глобальной политике СССР. Мне всегда было приятно помогать Бобу в сборе материалов для его статей; слу-чалось, что я подбрасывал ему и новые темы.
Было соблазнительно думать о корреспондентах как наших союз-никах, но, и это терпеливо объяснял мне Боб, дело обстояло не так просто. Хотя большинство западных журналистов симпатизировали отказникам и диссидентам, проблема прав человека в СССР была для них лишь одной из многих тем, которые они должны освещать, и за-частую -- не из самых важных. Даже тогда, когда пресса Запада пуб-ликовала материалы о делах алии, она не могла служить простым уси-лителем нашего голоса, в отличие от советской, которая всегда была рупором властей. Более того, западные корреспонденты должны были отражать в своих материалах разные, лучше всего -- диаметрально противоположные, конфликтующие точки зрения, даже тогда, когда это могло повредить нашему "имиджу".
Вот, например, что произошло в июне семьдесят пятого года. В Мо-скве гостила группа американских сенаторов. Еще до их приезда в СССР стало известно, что перед своей встречей с Брежневым они хо-тят побеседовать с представителями нашего движения. Это была уникальная возможность привлечь внимание к положению советских ев-реев, обратиться напрямую к американским политикам и, при их по-средничестве, -- к советскому правительству. Ответственность за кон-такты с сенаторами лежала на мне, но тут неожиданно возникла серь-езная проблема.
Дело в том, что уже несколько месяцев в среде лидеров движения за алию существовал серьезный внутренний конфликт, который при-вел к расколу: образовались две группы, условно именовавшиеся "пол-итиками" и "культурниками". Первые считали основной задачей борь-бу за свободу репатриации, вторые -- развитие еврейской культуры в СССР. Лунца, Слепака, Лернера, Бейлину, Нудель и меня причисля-ли к "политикам". Я действительно считал, что опасно смещать ак-цент в нашей борьбе с алии на культуру, -- в этом случае властям было бы гораздо легче обмануть Запад показной либерализацией: именно так они пытались прикрывать гонения на верующих христиан с помощью официальной советской церкви.
В то же время я, как и мои старшие друзья - "политики", постоянно использовал наши каналы для получения и распространения еврей-ской литературы, считая, что это и есть реальный вклад "политиков" в дело просвещения еврейства Советского Союза. Среди "культурни-ков" у меня было немало друзей, а врагов, кажется, не было вовсе, тем более, что как "споуксмен" я должен был поддерживать деловые связи со всеми еврейскими активистами. Я не сомневался, что дискус-сия между двумя группами могла бы носить вполне академический ха-рактер, -- в конце концов и "культурники" всегда понимали безуслов-ную важность борьбы за репатриацию, и "политики" считали, что сле-дует поощрять деятельность своих оппонентов. Однако, как это часто случается, конфликт усугублялся личными амбициями и уязвленным самолюбием...
И вот перед самым приездом сенаторов я неожиданно узнаю, что "культурники" собираются просить у гостей отдельной встречи. Все ос-тавшееся время я провел в лихорадочных попытках убедить их отка-заться от этой затеи -- но, увы, усилия мои не увенчались успехом. Просьба дошла до сенатора Джавитса, который решил эту проблему одной мудрой фразой: "У меня в номере две комнаты. Каждый может сидеть в той, в которой пожелает". В итоге мы пришли вместе, сидели в одной комнате, и встреча восемнадцати отказников с десятью влия-тельными американскими сенаторами прошла вполне успешно. Это еще раз подтвердило очевидный факт: никаких принципиальных пол-итических разногласий между двумя группами не было.
Но в результате тайное стало явным. Корреспонденты, до которых уже давно доходили слухи о наших спорах, неожиданно осознали глу-бину и остроту конфликта. Роберт Тот среагировал первым. "Я пишу статью о расколе в еврейском движении", -- сообщил он мне. Я ужас-нулся и расценил это чуть ли не как предательство: "Боб, не делай этого!" -- мои представления о свободе прессы были тогда все еще да-леки от принятых на Западе. "Если я промолчу, -- последовал ответ, -- то на эту тему напишет кто-нибудь другой. Вот, скажем, корреспондент А. был рядом с Джавитсом, когда тому передавали просьбу "культурников" об отдельной встрече".
В итоге Тот взял интервью у Марка Азбеля и Саши Лунца, в ко-торых оба высказывали взаимные претензии, и вскоре появилась оче-редная статья Роберта под заголовком "Во время приезда американ-ских сенаторов выяснилось: среди еврейских активистов -- раскол".
Многие отказники были встревожены, а некоторые -- возмущены. Кое-кто из наших оппонентов, похоже, подозревал, что статья инспи-рирована мной, хотя правда состояла в том, что я до последнего мо-мента противился ее появлению. Однако случись вся эта история не-сколькими месяцами позже, когда у меня было уже больше опыта в общении с иностранными корреспондентами и я стал лучше понимать роль прессы в свободном мире, -- я, пожалуй, не стал бы отговаривать Боба. Бессмысленно избегать обсуждения принципиальных вопросов и разногласий на страницах независимых изданий. Надо только старать-ся вести спор достойно, не опускаясь до уровня сведения личных сче-тов.
Весьма поучительной была для меня и реакция американских ев-реев на эту статью. Конечно, организации, поддерживавшие нас, были поначалу очень встревожены, но вскоре страсти улеглись, а обсужде-ние проблемы "эмиграция-культура" продолжалось по обе стороны границы уже на качественно ином уровне. И когда много месяцев спу-стя один из моих основных тогдашних оппонентов признал, что его поведение в те дни было ошибкой, я подумал: значит, Боб был прав, когда утверждал, что в итоге его статья принесет пользу. Такова она, свободная пресса: острая публикация может стать и ножом, поражаю-щим жертву в самое сердце, и приносящим больному облегчение скальпелем. Статья Тота вскрыла нарыв, и наши страхи оказались на-прасными.
Зарубежные журналисты в Москве работают с людьми, чья ментальность сложилась в условиях тоталитарного режима. И если первой моей целью было уяснить себе и помочь понять моим товарищам, в чем заключаются интересы западных корреспондентов, с тем, чтобы извлечь из сотрудничества с ними максимальную пользу для дела, то второй не менее важной и сложной -- убедить самих корреспондентов считаться с нашими интересами, принимая во внимание специфику условий, в которых нам приходилось действовать. И то и другое было, повторяю, непросто; слишком велика пропасть между мирами, в ко-торых мы жили, встречаясь время от времени на узком и шатком мо-стике, перекинутом через бездну.
В ноябре семьдесят шестого года Боб сообщил мне, что задумал статью об отказниках, которые работали на предприятиях, сотрудни-чавших с западными фирмами. Чтобы получить доступ к западной технологии, советская организация должна была подтвердить, что не работает "на оборону", что не мешало, естественно, КГБ давать отка-зы на выезд бывшим сотрудникам этих предприятий "по соображени-ям секретности". Добиться хоть сколько-нибудь внятного разъяснения властей, в чем же эта секретность, никогда не удавалось.
После бурных октябрьских событий -- избиений евреев, потре-бовавших в приемной Президиума Верховного Совета СССР дать им письменное объяснение причин отказов, демонстраций, после-довавших за этим арестом, протестов лидеров западных государств -- вопрос об отказах под предлогом секретности стал самым акту-альным.
Боб, Дина и я сидели несколько часов, просматривая списки отказ-ников и отбирая наиболее вопиющие примеры. Когда же через не-сколько дней я раскрыл газету со статьей Тота, то буквально обомлел. Ее заголовок гласил: "Россия косвенно раскрывает свои секретные ис-следовательские центры". После этого я уже саму статью не мог вос-принимать объективно; малосущественные неточности казались мне ужасными ошибками, весь материал -- неудачным и неумным. Я по-звонил Бобу, встретился с ним и закатил настоящий скандал. В пер-вый и последний раз я позволил себе так разговаривать с западным корреспондентом.
