Сергей Довлатов - Ремесло
Подобное чувство характерно для зэков, которые глядят на мир сквозь тюремную решетку. А также для инвалидов, которых санитары нехотя подвозят к больничному окну.
Свобода представлялась нам раем. Головокружительным попурри из доброкачественного мяса, запрещенной литературы, пластинок Колтрейна и сексуальной революции, И вдруг, повторяю, такое странное отношение...
Мы решили обратиться к самому Боголюбову.
Все же он был когда-то знаком с Набоковым, Джойсом, Пикассо. Должны же в нем были сохраниться остатки человечности?! И вообще, если советские редакторы - шакалы, то здесь они должны быть, как минимум, похожи на людей!
Боголюбов делегацию не принял. Рекламировать наш еженедельник отказался. А когда вышел первый номер, уволил из своей редакции мою жену. Она казалась ему лазутчицей, шпионкой.
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Недавно Боголюбов говорил мне:
"Скажите, как поживает ваша жена Леночка?
Она всегда такая бледная. Мы все ей так сочувствуем.
Как она? "
Я отвечал:
"Борис Исаевич! С тех пор. как вы ее уволили. мы живем хорошо... "
Первый номер еженедельника "Зеркало" вышел 16 февраля. Он произвел небольшой фурор.
Шестьдесят лет "Слово и дело" властвовало над умами читателей. Шестьдесят лет прославляло монархию.
Шестьдесят лет билось над загадкой советской власти.
Шестьдесят лет пользовалось языком Ломоносова, Державина и Марлинского. Шестьдесят лет ожидало мифического религиозного возрождения.
Эти люди не знали главного. Они не знали, что старая Россия давно погибла. Что коммунизм есть результат длительного биологического отбора. Что советская власть - не форма правления, а образ жизни многомиллионного государства. Что религиозное возрождение затронуло пятьсот интеллигентов Москвы, Ленинграда и Киева.
Им казалось, что газета должна быть мрачной.
Поскольку мрачность издалека напоминает величие духа.
И тут появились мы, усатые разбойники в джинсах.
И заговорили с публикой на более или менее живом человеческом языке.
Мы позволяли себе шутить, иронизировать. И более того - смеяться. Смеяться над русофобами и антисемитами. Над лжепророками и псевдомучениками.
Над велеречивой тупостью и змеиным ханжеством.
Над воинствующими атеистами и религиозными кликушами.
А главное, заметьте, - над собой!
Мы заявили в полный голос:
"Еженедельник "Зеркало" - независимая свободная трибуна. Он выражает различные, иногда диаметрально противоположные точки зрения. Выводы читатель делает сам. Редакция несет ответственность лишь за уровень дискуссии... "
Из сотни авторов мы выбрали лучших. Всех тех, кого отказывалось печатать "Слово и дело". Остальные стали нашими злейшими врагами.
Месяца два прошло в атмосфере безграничного энтузиазма. Число подписчиков и рекламодателей увеличивалось с каждым днем, В интеллигентных компаниях только о нас и говорили.
Одновременно раздавались и негодующие выкрики:
- Шпана! Черносотенцы! Агенты госбезопасности!
Прислужники мирового сионизма!
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ Старый друг позвонил мне из Франции:
"Говорят, ты стал правоверным евреем! И даже сделал обрезание! "
Я ответил:
"Володя! Я не стал правоверным евреем. И вовсе не сделал обрезания. Я могу это доказать.
Я не в состоянии протянуть тебе мое доказательство через океан. Но я готов предъявить его в Нью-Йорке твоему доверенному лицу... "
Каждое утро мы распечатывали десятки писем. В основном это были чеки и дружеские пожелания. Но попадались и грубые отповеди. В одном письме меня называли (клянусь! ) учеником Риббентропа, Жаботинского, Бубера и Арафата. В другом какой-то ненормальный интересовался, правда ли, что я, будучи охранником, физически мучил Солженицына. Хотя, когда Солженицына посадили, мне было три года. В охрану же я попал через двадцать лет. Когда Солженицына уже выдвинули на Ленинскую премию.
Короче, шум стоял невообразимый.
Повторяю, это были лучшие дни моей жизни.
ВСТРЕТИЛИСЬ, ПОГОВОРИЛИ
Зимой я наконец познакомился с Линн Фарбер.
Линн позвонила и говорит:
- Я отослала перевод в "Ньюйоркер". Им понравилось.
Через два-три месяца рассказ будет напечатан.
Я спросил:
- "Ньюйоркер" - это газета? Или журнал?
Линн растерялась от моего невежества:
- "Ньюйоркер" - один из самых популярных журналов Америки, Они заплатят вам несколько тысяч!
- Ого! - говорю.
Честно говоря, я даже не удивился. Слишком долго я всего этого ждал.
Мы решили встретиться на углу Бродвея и Сороковой.
Линн предупредила; - В руках у меня будет коричневая сумочка.
Я ответил:
- А меня часто путают с небоскребом "Утюг"...
Я пришел ровно в шесть. По Бродвею двигалась шумная, нескончаемая толпа. Я убедился, что коричневая сумочка - не очень выразительная примета, Слава Богу, меня заранее предупредили, что Линн Фарбер красивая.
Типичная "Мадонна" Боттичелли...
В живописи я разбираюсь слабо. Точнее говоря, совсем не разбираюсь. (С музыкой дело обстоит не лучше. ) Но имя Боттичелли - слышал. Ассоциаций не вызывает. Так мне казалось.
И вдруг я ее узнал, причем безошибочно, сразу.
Настолько, что преградил ей дорогу.
Наверное, Боттичелли жил в моем подсознании.
И, когда понадобилось, выплыл.
Действительно - Мадонна. Приветливая улыбка, ясный взгляд. Казалось бы, ну что тут особенного?!
А в жизни это попадается так редко!
Надо ли говорить, что я сразу решил жениться?
Забыв обо всем на свете. Что может быть разумнее - жениться на собственной переводчице?
Затем состоялся примерно такой диалог:
- Здравствуйте, я - Линн фарбер.
- Очень приятно. Я тоже...
Видно, я здорово растерялся. Огромный гонорар, "Ньюйоркер", юная блондинка... Неужели все это происходит со мной?!
Мы шли по Сороковой улице. Я распахнул дверь полутемного бара. Выкрикнул что-то размашистое. То ли - "К цыганам", то ли - "В пампасы"... Я изображал неистового русского медведя. Я обратился к бармену:
- Водки, пожалуйста. Шесть двойных!
- Вы кого-то ждете? - поинтересовался бармен.
- Да, - ответила моя знакомая, - скоро явится вся баскетбольная команда.., Линн Фарбер молчала. Хотя в самом ее молчании было нечто конструктивное. Другая бы непременно высказалась:
- Закусывай! А то уже хорош!
Кстати, в баре и закусывать-то нечем,,, Молчит и улыбается.
На следующих четырех двойных я подъехал к теме одиночества. Тема, как известно, неисчерпаемая.
Чего другого, а вот одиночества хватает. Деньги, скажем, у меня быстро кончаются, одиночество - никогда...
А девушка все молчала. Пока я о чем-то не спросил.
Пока не сказал чего-то лишнего.,, Бывает, знаете, сидишь на перилах, тихонько раскачиваясь. Лишний миллиметр, и центр тяжести уже где-то позади. Еще секунда, и окунешься в пустоту. Тут важно немедленно остановиться. И я остановился. Но еще раньше прозвучало имя - Дэннис. Дэннис Блэкли - муж или жених...
Вскоре мы с ним познакомились. Ясный взгляд, открытое лицо. И совершенно детская улыбка. (Как это они друг друга находят?! ) Ладно, подумал я, ограничимся совместной творческой работой. Не так обидно, когда блондинка исчезает с хорошим человеком...
НАШИ БУДНИ
Каждое утро мы дружно отправлялись в редакцию.
Командные посты у нас распределились следующим образом. Мокер стал президентом корпорации, администратором и главным редактором. Я заведовал литературным отделом. Баскин отвечал за спорт и публицистику. Дроздов был работником широкого профиля. Он выступал на любые темы, давал финансовые консультации, рекламировал медицинские препараты.
Кроме того, убирал помещение и бегал за водкой, Да еще ухаживал за тремя женщинами: секретаршей, машинисткой и переводчицей.
Все мы трудились бесплатно. Мокера и Баскина кормили жены. Моей жене, как безработной, выдали пособие. Дроздов обедал у своих многочисленных подруг.
А также гулял с чужой собакой и получал велфер.
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Как-то Дроздов похитил, банку анчоусов в супермаркете. Баскин его отчитал. Дроздов оправдывался:
"Это моя личная борьба с инфляцией!.. "
Доходов газета не приносила. Виля Мокер объяснял нам:
- Мы должны продержаться год. Это самое трудное время. Небольшие предприятия гибнут обычно в течение шести или семи месяцев...
Мокер учил:
- В газете есть три источника дохода. Подписка, розница и объявления. Подписка - это миф. Это деньги, которые мы, в сущности, занимаем у читателя.
Розница дает гроши - тридцать пять центов с экземпляра.
Чистые деньги приносят только рекламные объявления. На этом держатся все западные газеты.
Но получить рекламу довольно трудно. Американцев русский еженедельник не интересует. А наши деятели целиком зависят от Боголюбова. Он дает им скидку, лишь бы не рекламировались в "Зеркале".
