Собрание сочинений в десяти томах. Том 5 - Юзеф Игнаций Крашевский
Каждое утро старик хозяин поднимался на возвышение над воротами, смотрел в долину и слушал.
Не едет ли кто-нибудь? Не раздается ли топот копыт? Нет! Все тихо вокруг! Только лес угрюмо шумел, да плывут в небе облака; иногда из леса выбежит дикая коза, осмотрится вокруг черными глазами, топнет сухой ножкой и умчится.
Однажды утром старик спустился с вышки над воротами и, медленно перебирая ногами, пошел к дому. Теперь около рогаток почти не было стражи; девушки, стиравшие белье, как раз собирались развесить его на солнце, потому что весенний ветер и солнце покрылось загаром человеческие лица, но белят полотно. В это время старая Эля взглянула в сторону леса.
– Ай! – крикнула она. – Смотрите-ка, смотрите, вон скачет, как бешеный, какой-то всадник прямо к городищу! Смотрите, он пригнулся в шее коня и гонит его во всю прыть. Ой, ох, наверное, бежал из боя – наши разбиты!
И все женщины крикнули в ужасе:
– Ай, наши разбиты! – разносилось по всему городищу, и девушки, бросив мокрое полотно, побежали на женскую половину, крича:
– Наши разбиты!
Одни бежали к воротам, другие – на вышку над воротами, все смотрели в долину.
А там скакал, что есть дух, всадник, то и дело подгоняя коня. Заметив стоявших на валах, он стал знаками что-то объяснять им. Всадник летит во весь опор, вот он уж близко. Старый Белина узнал в нем сына и возблагодарил Бога за то, что он остался жив.
– Ганна! Томко жив! Это он едет! – крикнул он.
Мать молитвенно сложила руки. Оба затаили дыхание. Вот уж слышен топот коня, вон он под воротами, на мосту… Въехал и, на ходу соскочив с коня, бросился к ногам родителей.
Поодаль стояла бледная Кася; он взглянул не нее, дыхание у него перехватило, схватился рукою за грудь. Молчание его, казалось, подтверждало догадку о поражении.
Но вдруг из уст его вырвались первые слова:
– Маслав разбит на голову!
– А король?
– Король тяжело ранен! Все поле усеяно трупами! Бой был упорный, долгий, жестокий, смертельный, но в конце концов чернь не выдержала – бросилась в бегство.
Все стали на колени и, сложив руки, поблагодарили Бога.
– Осанна! – подняв руки кверху, возгласил отец Гедеон.
Великий страх сменился столь же великою радостью. Все плача, обнимали друг друга, а ксендз тотчас же повел всех к алтарю.
Когда он окончил молитву, все окружили Томка; сестра так и повисла у него на шее, мать гладила его по голове, а Кася тайком от людей переговаривалась с ним взглядом, значение которого он только один понимал. Спыткова никогда еще не была с ним так нежна, как сегодня, и все закидывала его вопросами, слушали внимательно и не могли наслушаться… Весь день с утра и до вечера он рассказывал, но и этого было мало, и как только он поднимался с места, его удерживали и упрашивали: говори еще! И только вечером Здана завладела им: выбежала к нему во двор и обняла его руками.
– А Мшщуй? – тихо спросила она.
– Мшщуй здоров и храбро бился, – отвечал Томко. – Посылает тебе шелковый платок; уж не знаю, где он его раздобыл, и прилично ли тебе принять его. Если он не взял его у убитого мазура, но, верно, купил у русина.
Платок был очень красив, но не ради него зарумянилось лицо Зданы. Она быстро схватила его, спрятала, чтобы не увидели люди. Слезы выступили у нее на глазах.
Томко тяжело вздохнул.
– Послушай, Здана! Я знаю, что Кася обручена с другим, и мне не следует думать о ней, но я не могу перестать любить ее… Вот здесь нитка жемчуга для нее, – отдай ей тихонько, чтобы мать не заметила. Слез моих прольется в десять раз больше, чем здесь жемчужин!
Он не мог продолжать и помолчал, стараясь овладеть собой.
– Что же делать? Видно не судьба, – закончил он. – Если бы не я, Вшебор грыз бы теперь песок, а Кася была бы моя. Я спас его из рук Маслава!
И Томко поник головой, как бы сожалея о своем добром поступке.
– Он мне и спасибо не сказал! Только поглядел на меня таким взглядом, словно съесть хотел.
Здана слушала одним ухом, а сама все любовалась своим платком и прижимала его к груди.
– А знаешь ли, что Спытек умер? – сказала она.
Днем как-то не довелось спросить о нем, да и супруга его не вспомнила о покойнике, и теперь Томко вскрикнул от удивления.
– Да неужели?
– Умер, бедняга! Спыткова теперь вдова. И кто знает? Еще многое может измениться… Такая стала с нами ласковая, так с мамой подружилась!
Луч надежды проник в душу молодого воина. Здана пожала ему руку и, зажав жемчуг в руке, побежала к Касе.
Прошло несколько недель; на деревьях распускались почки, над ручкой зазеленели лозы, и черемуха уже развертывала свои листочки, когда однажды к воротам замка подъехали братья Долины.
Томко, стоявший случайно в воротах, приветливо поздоровался с Мшщуем, а на Вшебора даже не взглянул. Зато Спыткова, узнав о его приезде, оделась, как на праздник, и вышла к нему. Касе она позволила остаться в горнице, и та со слезами заперлась у себя.
Прекрасная вдова встретилась с будущим зятем на втором дворе. Он кинул взглядом позади нее, нет ли где ее дочери, но его приветливой улыбкой встретила только мать…
– Знаешь ли ты о моем несчастье? – сказал она, тотчас же сделав печальное лицо. – Умер мой муженек! Осталась я сиротой! Не знаю, что делать, не знаю, кто позаботится о бедной женщине!
И, говоря это, она взглянула прямо ему в глаза и взяла его за руку, словно забывшись от великого горя.
Вшебор все еще высматривал Касю; но он не смел спросить о ней, а вдова совсем не упоминала о дочери.
– Если бы вы видели, как он умирал, – рассказывала она о покойном муже, – так тяжело ему было умереть… И перед смертью хоть бы сказал мне доброе слово!.. Пусть Бог мне простит, но жизнь моя с ним была тяжелая… Мшщуй с Томком пошли искать Здану. Ее не трудно было найти. Как будто случайно, она пошла на валы с девушками, которые расстилали на траву пряжу. Она стояла среди них,
