Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
- К тебе. К кому же ещё? – взбираясь на баржу, обезоруживающе улыбнулся Тимофей.
- А, механик! – почему-то обрадовался сторож. Цыган не стал ему возражать. – Давненько жду. Надоело тут до смерти. Охраняю, сам не знаю что.
- Так уж ничего и нет?
- Как есть ничего. Второй год зарплату гонят. За что – не пойму.
- Верни, – посоветовал цыган. – Некрасиво.
- А мне чо? Я свою должность сполняю.
- Оно и видно, – Тимофей кивнул на связки рыбы, валявшейся на проволоке, на кучу пустых бутылок. «Вот оно! – мелькнуло в уме. – Дно золотое! Фарт сам валит в руки».
Сторож, словно прочитав его мысли, умильно улыбнулся, показывая прокуренные жёлтые зубы.
- Ты, милок, поскорей ремонтируй корытце-то это... Ремонтируй да уводи. Меня от этой проклятущей должности освободишь. Я, сказать по чести, облицовщик шестого разряда. Захворал в прошлом годе... Вот и пришлось сторожить. Совсем обленился, рыбья кость! Угостишься? – он снял с проволоки пяток рыбин, протянул цыгану. Стерлядка была вкусна. Раздирая её крепкими сахарными резцами, Тимофей прикидывал: «Баржа бесхозная... Пока хватятся, я уж до Тюмени дойду. А бутылок здесь горы...»
- Поломка серьёзная?
- Кто её знает, – пожал плечами сторож. – Наверно, сурьёзная.
Тимофей осмотрел баржу, хмыкнул: «Дела-то: покрасить да горючее в бак залить». Для вида покопался, наговорил сторожу с три короба и пошёл разыскивать Файку с Зойкой.
Те забрались в сопки, залегли и обеими горстями гребли морошку. Ягоды было так много, что девчонки, не сходя с места, обирали вокруг себя спелые, пряные кисти. Наевшись, отвалились и потихоньку запели.
Был выходной. В кедраче, перекликаясь, бродили студенты из строительного отряда. Услыхав цыганок, сгрудились и стали упрашивать: «Спойте!»
- Позолотите ручку, – сказала практичная Файка.
- А что, – решил командир. – И позолотим... если вечером концертик дадите.
- Без Тимы мы не поём.
- Тима – это кто?
- Тима – он наш, родненький.
- Понятно. Что ж – ведите своего родненького. Навар будет.
- Кому я тут понадобился? – взбегая на бугор, спросил Тимофей.
- Да вот этим красоткам. И – нам, разумеется, – пояснила одна из студенток, шепнув подружке: «Ларка, это же Сличенко!».
- Чокнулась, что ли? Того Николаем зовут. Он и ростом поменьше.
- Может, под чужим именем скрывается, чтоб не допекали.
- Вечером концерт нам дадите? – спросил командир.
- Я не артист.
- Вот видишь, – шепнула Ларка. – Это не Сличенко.
- А он ничего из себя, – оценила первая. – Видный. Имя тоже красивое.
- И мы не артисты, а перед местным населением выступаем, – нажимал командир. – Концерт будет платный.
- Не надо, ребята, – уступил Тимофей. – Споём бесплатно... а вы нам поможете покрасить во-он ту баржу. Часа на два работы.
- Это запросто! У нас выходной! – неосмотрительно согласились студенты и побежали переодеваться.
- Краска ваша...
- Годится.
Они облепили баржу, как муравьи. Командир раздобыл белой краски, кистей. Тимофей отправился к речникам за солярой. Договориться оказалось несложно. Условие то же: концерт. Никто из речников даже не поинтересовался – чья самоходка, как не поинтересовались ей те, кто бросил баржу на произвол судьбы.
- Меня-то отпустишь? – топтался подле цыгана сторож. – Я бы сдал корыто под расписку.
- Ладно, сдавай. Как тебя?
- Пал Василич Речкин.
Тимофей тут же составил в трёх экземплярах расписку.
- Распишись. Чтоб всё было по закону. И ты тоже, – сказал цыган командиру.
- Свободен я? – радостно спросил сторож, заполучив расписку.
- Это твоё дело.
- Было моё. Теперь уже не моё.
К вечеру баржа была белой. На каждом борту красовалось голубое, издалека приметное название – «Алёна». Теперь никто из хозяев не признал бы в этом элегантном судне обшарпанную ржавую самоходку с тщательно закрашенным инвентарным номером.
До концерта Тимофей провернул ещё одно дело. Разыскав с десяток бичей, пообещал им выпивку и по червонцу, если каждый погрузит на баржу по тысяче бутылок.
Бутылки здесь не принимали, и потому они валялись везде. Бичи ринулись за добычей, и вечером, когда концерт кончился, баржа была полностью загружена. Уложив спать утомлённых Файку с Зойкой, Тимофей расплатился с бичами и отчалил... теперь уж вверх по течению.
На берегу, посылая на его голову все проклятья, бесновался сторож, только теперь разоблачивший коварство цыгана. Тимофей не слышал его, довольно
