Исповедь женщины. Ответ Вейнингеру - Хульда Гарборг
Так как существование женщины зависит от половой потребности мужчин, женщина останется до тех пор женщиной, пока мужчина не покончит с ней.
Не вправе ли мы опасаться в таком случае, что придется еще долго ждать наступления царства небесного на земле?
Когда дерево перестанет давать плоды, его рубят и бросают в огонь. И природа также отметает все лишенное радости и силы жизни, все сухое и завядшее.
А здоровье живет века.
«Отношения мужчины и женщины совершенно таковы, как связь между подлежащим и сказуемым. Женщина ищет свое дополнение, как сказуемое». Да, ищет, но редко находит. Может быть, потому что подлежащее само несовершенно. Свое дополнение можно лишь найти в чем-то законченном, уверенном; или же в мужчинах, помимо всего, слишком много женского элемента?
Не слишком ли близко подошли они к идеальному половому типу с тех пор, как мы все более и более блуждаем ложными путями в поисках внешнего совершенствования вместо того, чтобы искать его в нас самих?
Я помню, я была еще совсем молоденькой, почти ребенком, когда «мужчина» и «таинство любви» стали занимать мою фантазию. Но при этом я все же мечтала о призвании в жизни. Меня порабощали временные течения, и часто мне казалось, что я нашла свое призвание, и наряду с грезами об артистической карьере являлись также другие мечты.
Меня воодушевляла политика, и я мечтала стать второй Жанной Д’Арк, меня захватывала религия, вопросы бытия. Затем я сосредоточила мысль на Стюарте Милле; освобождение женщины от рабства являлось высокой целью, которой я хотела посвятить свою жизнь. Я прочла бездну книг, срезала волосы и купила себе хлыст.
Несмотря на все мои причуды, многие искали моей руки. Я безумно влюбилась в одного молодого человека, который долго ухаживал за мной, не имея серьезных намерений, в то время как двое других, серьезно любивших меня, остались мне чужды. Так каждый из нас страдал про себя. Спустя пять лет я снова влюбилась и вышла замуж. И тогда началась вторая эпоха моей жизни. Когда я теперь мысленно возвращаюсь ко всему пережитому, у меня появляется подозрение, что где-то сидит великий юморист и играет людьми. Еще в детстве у меня бывали приступы ужасного чувства одиночества. Я горько рыдала о том, что «никто не любит меня, никто не жалеет меня, даже Бог». Самым ужасным были для меня ночь и мрак. И теперь снова у меня появляется ужас перед одиночеством, перед ночью и темнотой, и в бессонные ночи я чувствую себя как будто единственным живым человеком на бесконечном кладбище. И я знаю, что ничто, кроме близости другого человека, не может заглушить этот ужас. Но я одна.
До моего путешествия эти ночи и эти ужасные долгие дни почти лишили меня рассудка.
Теперь я снова спокойна. Но многие ночи я лежу еще без сна и рыдаю над своей тетрадью, рыдаю над самой собой.
Изменится ли это прежде, чем старость окутает мои чувства и мою душу покрывалом забвения? Я не смею надеяться. Где бы я ни искала — в себе или вне себя, — я не нахожу цельности.
«Только мужчина и женщина, взятые вместе, представляют человека», — говорил Кант. Да, но как может найти один в другом свое дополнение? Чем выше становятся они, тем более расширяется, очевидно, бездна между ними.
Или же то, что нашел Вейнингер, будто удаляющее друг от друга, соединит их в новом половом типе? Многое как будто указывает на то, и сама мысль об этом ужасна.
* * *
Бывает еще иногда, что я думаю о нем. Тогда сердце мое каменеет, и я смеюсь.
Наконец, наконец-то смеюсь!
Месть? Кто говорит о мести? Ты был лишь ступенью к той лестнице, по которой я должна была подняться, лишь случайностью на пути моем, когда душа моя была больна от одиночества. Как же ты можешь быть виновным? Виновна я. Исключительно я. Сама я создала тебя таким, каким ты был нужен мне, ты не был в достаточной степени человеком, чтобы быть виновным. Как же я могу ненавидеть тебя или говорить о мести?
Лицо твое вычеркнуто из памяти моей — я ничего более не знаю о тебе. Аминь… Но почему дрожит рука моя? Я вижу перед собой глаза, устремленные на меня издалека, и вдруг перед моими глазами встает: «Лживость женщины».
Приложение
Евгений Берштейн
Трагедия пола: две заметки о русском вейнингерианстве[13]
Предлагаемые заметки посвящены двум эпизодам из истории того, что Н. А. Бердяев окрестил «вейнингерианством», — сенсационной и массовой популярности в России начала XX века книги австрийского философа Отто Вейнингера «Пол и характер. Принципиальное исследование» (1903) [1]. В период между двумя революциями книга Вейнингера была для интеллигентной молодежи, по словам А. С. Изгоева (Ланде) из его известной статьи в сборнике «Вехи», «предметом тайной науки» и «венцом познания» [2]. Вышедший в нескольких русских переводах «Пол и характер» имел необычайный — для сугубо серьезной, «научной» книги — коммерческий успех. По подсчетам Эрика Наймана, между 1908 и 1912, годами общий тираж русских переводов достиг не менее 39 тыс. экземпляров (не считая публикации выдержек и бесчисленных пересказов в периодике) [3]. Для сравнения: обычный тираж книги популярного модернистского автора в России составлял 3 тыс. экземпляров. Романы Анастасии Вербицкой — на вершине ее успеха — достигали сопоставимых с Вейнингером тиражей, но 400-страничный трактат Вейнингера представлял собой трудное ученое чтение, а не любовно-авантюрный роман [4]. Неслучайно докладчица на Первом всероссийском женском съезде досадовала, что, хотя «Пол и характер» повсеместно обсуждается, мало кто прочел его целиком [5].
Первый полный русский перевод «Пола и характера», выполненный Владимиром Лихтенштадтом, с предисловием и под редакцией Акима Волынского, вышел в издательстве «Посев» в августе 1908 года [6]. В январе
