Птаха - Кортни Коллинз
В гостинице Теннанта Марджи упала на другую кровать. Когда проснулась, в животе бурлило. Она не могла вспомнить, когда ела в последний раз. Купленный на заправке сэндвич с яйцом оказался просрочен на сутки, но холодильник больше ничего не предлагал.
Сначала от слов «Ты мне теперь даже не нравишься» Марджи впала в шоковое состояние. Сбоку что-то заболело, потом онемело, и она пришла к выводу, что у нее сердечный приступ. Ушла в кабинет и села на край дивана, зажав голову коленями. Жена колотила в дверь. Не реагируя, Марджи просидела так целый час, наблюдая за сохраняющимися в ней признаками жизни. Единственное, ей не захотелось пользоваться пустой кофейной чашкой, и она вышла в туалет. Жена поджидала на выходе.
Прости, выдавила она. Ты просто перекрыла мне воздух.
Но она уже все сказала. Ты мне теперь даже не нравишься. И такое извинение вообще не считалось.
Вечером жена вышла поужинать. Марджи упаковала вещи в среднего размера чемодан, толком не зная, куда поедет. Однако точно знала, что поедет. Она решила выпить снотворное, тронуться в путь рано утром и проехать, сколько сможет. Лежа на диване в ожидании, пока подействует таблетка, Марджи вспомнила один разговор с врачом. По его словам, в Дарвине не хватало медсестер.
Перед рассветом Марджи уложила вещи в машину. Она любила свой «Датсун». Такого верного друга у нее никогда не было. Она взяла с собой чемодан, пластинки, несколько картин, немного книг, оставив целую коллекцию кожаных курток и зимних ботинок. О Дарвине она слышала только одно: жара там круглый год.
Заправляясь в Матаранке, в четырехстах двадцати километрах к юго-востоку от Дарвина, Марджи увидела указательный знак Национального парка Элси и Биттер Спрингс. И не могла устоять перед Биттер Спрингс[3], просто из-за названия. Представляла себе мутную древнюю воду, где можно погрузиться в воспоминания об утраченном. В этот жаркий день она будет оплакивать свой средний возраст, и на ней заскорузнет грязь.
Оказалось, Биттер Спрингс – ряд соединенных между собой ярко-голубых озер, между которыми вилась окаймленная панданами тропинка. Отдыхающие на разноцветных аквапалках переплывали из одного озера в другое.
Вода была теплой, мягкой. Стрекотали синие и красные стрекозы. Марджи лежала на спине, ее несло течением, и внутри что-то размягчилось.
На дальнем озере между прибрежными панданами плела паутину круглая паучиха с раздутым от не отложенных яиц брюшком. Марджи брела по воде, глядя, как паучиха отважно преодолевает огромное расстояние, как из нее вытягивается золотистая нить, создающая сложную, прочную паутину. От такой смелости у Марджи перехватило дыхание.
Марджи резко садится. Элси рядом, свернулась калачиком. Марджи, наверно, задремала. Она делает глоток теплой воды.
Смелости той паучихи, вот чего мне не хватает, думает она. Смелости и решимости создать новую жизнь, использовав то, что у меня есть.
Да, моя девочка, говорит она, обхватив морду Элси. Давай искать.
19
Дарвин, наши дни
Уйдя от Т, ты гуляешь по пляжу в Найтклифе, останавливаешься попить из фонтанчика с питьевой водой. На банановых деревьях цветные фонарики; парк полон хорошо одетых людей. Разместившись на складных стульях и подстилках, они пьют вино и едят фиш-энд-чипс.
По пути ко вьющейся в высокой траве дорожке, которая доведет тебя до моста, ты огибаешь отдыхающих. Скоро становится совсем темно. Дойдя до цели, ты понимаешь, что оказалась не на той стороне.
Рюкзак Т давит на плечо. Придерживая его, ты перегибаешься через перила и прислушиваешься к звукам машин. Здесь слепая зона, ты не можешь видеть ни одной машины, пока она не окажется прямо перед тобой. Прежде чем мимо с визгом проедет очередная, ты выскакиваешь и бежишь на ту сторону.
Под мостом успели заменить разбитые лампы.
Ты расставляешь вдоль стены баллончики с красками, смотришь на свой портрет – сейчас ты ощущаешь себя совсем иначе.
Берешь один баллончик и, встряхивая его, думаешь о дарах в твоей короткой жизни. Любовь бабушки. Встреча с Т.
Теперь Марджи.
Тебе приятно ее вспоминать, и вот она уже здесь – как всегда, стоит слишком близко к кровати или мнется у двери, желая сказать что-то еще, сказать больше.
Ты встаешь на нужном расстоянии от стены. Здоровая рука взмывает вверх, ты тянешься, тянешься, намереваясь нарисовать волоски, много волосков, растущих на твоей коже и исчезающих в синеве – или где там живут воспоминания, которые потом возвращаются.
И почему-то именно когда ты вытягиваешь руку, до тебя вдруг доходит: ты не голое одиночество, плывущее в эфире. Ты связана с людьми. И все эти связи кажутся тебе необъяснимыми и истинными.
Ты идешь обратно в парк. Непонятно, который час и как долго ты рисовала. Но, наверно, полиция уже должна быть там – разгонять всех после половины десятого, когда вступает в силу запрет на распитие спиртных напитков в общественных местах.
Фонарики погасли, хорошо одетые люди ушли. Осталось только несколько странных мужчин, слоняющихся без дела.
Полиции нет. Как всегда, думаешь ты. Когда она нужна, ее никогда нет.
На скамейке ты замечаешь два картонных контейнера с едой и почти нетронутую порцию фиш-энд-чипс. Садишься, ешь и смотришь на чернильно-черный океан.
Ты повидалась с Т, закончила автопортрет, попыталась сесть за решетку. Ты не знаешь, что еще сделать. Интересно, кто-нибудь уже сообщил о разрисованной стене под мостом?
Когда к тебе подходит один из оставшихся на пляже мужчин, ты бежишь в сторону домов. Ты будешь бродить по хорошо освещенным улицам, и тогда, может, полиция тебя найдет.
Как душно. Высокие дома на берегу запирают ветер. Ты сворачиваешь за угол в поисках прохладного уголка и решаешь, что, увидев темный, пустой дом, заберешься в него полежать под кондиционером, выпить холодной воды и немножко отдохнуть.
Но люди, похоже, везде. Подъездные дорожки забиты машинами. На балконах и верандах курят, мигает свет от экранов телевизоров. Прохладного места не найти.
Ты возвращаешься в парк. Длинные дуги воды из разбрызгивателей попадают на тех странных мужчин. Ты сквозь брызги бежишь до конца парка, где начинается трава и заросли солончака.
После жаркого дня песок еще теплый и сухой. Ты разравниваешь его рукой и натыкаешься на большой кусок картона. Надеешься, что, кто бы его ни оставил, он не вернется за ним ночью. А на случай, если все-таки вернется, ты снимаешь кеды и привязываешь их шнурками к запястью. Не дай бог тебя потревожит кто-нибудь кроме полиции, врежешь кедами.
Ты натягиваешь картон на ноги, чтобы не кусали комары и москиты. А потом позволяешь себе отдохнуть.
