Весенний сад - Томока Сибасаки
Растаявший снег проникал под пальто и в обувь, начали болеть руки и ноги, когда мы наконец добрались до «Палаццо Саэки III» и я впервые вошла в квартиру под знаком Свиньи, где обитал Таро. Беспорядка, который я себе представляла, в квартире не было, но меня поразило, что вся комната заставлена диванами. Прямо из прихожей вы попадали на мягкое зеленое кресло и диван в форме подушки, дальше в комнате стояли с одной стороны обращенные друг к другу большой угловой диван и оттоманка, с другой — диван с откидной спинкой. Впечатлял и громадный серебристый холодильник, важно занимавший половину кухни-столовой. Мне давно хотелось такой, с функцией, позволявшей замораживать продукты так, чтобы потом их резать, не размораживая, и я, открывая и закрывая дверцы, все повторяла Таро, как я ему завидую. Таро неопределенно поддакивал, но я поняла, что он гордится этой вещью.
Покончив с изучением холодильника, я обратила внимание на фотоальбом, лежавший на оттоманке. Альбом большого формата назывался «Весенний сад». Заметив, что я взяла его в руки, Таро сказал:
— Это дом позади нашего.
— Да что ты?!
— Удивлена?
— Ну, вообще-то понятно, что дом, который фотографировали, где-то существует.
— Ага, там, — Таро указал на окно балкона, я прошлась по диванам и посмотрела на улицу.
За снегом, покрывшим забор и ветки деревьев, за косо падавшими хлопьями был виден угол голубого здания. Смеркалось.
— Какой большой дом!
— А альбом мне подарила одна женщина, твоя ровесница. Она недавно съехала…
Я разложила на оттоманке привезенные от подруги ветчину, сыр, печенье, мы открыли банки с пивом. Таро перекатывался с середины на край углового дивана, я устроилась на раскладном диване — то боком, то подтянув колени; думаю, будь здесь мама, она отчитала бы на нас за плохие манеры. А может быть, она уже давно пережила тот возраст, когда мать делает замечания детям. И все-таки со стороны посмотреть на нас, ведущих себя совсем по-детски, наверное, было бы смешно и малоприятно. Таро, листая «Весенний сад», рассказывал о своей соседке из квартиры «Змея» на втором этаже, о доме, стоящем позади их жилья, о семье Морио, которая там обитала, а я слушала.
Я когда-то уже видела этот альбом «Весенний сад». В старших классах моя подруга была фанаткой Усидзима Таро. Причем в восторге она была вовсе не от его творений: увидев как-то фотографию, сопровождавшую интервью, она уверовала, что именно у него то идеальное лицо, которое она всегда искала. Поэтому подруга сразу же невзлюбила Умамура Кайко. «Прикидывается естественной, да и имя какое-то странное», — говорила подруга. Когда я сказала, что та играет в театре и это сценический псевдоним, подруга все равно продолжала придираться: «Ну, кому придет в голову взять такое имя…»
— Вот что он здесь делает? — Таро открыл альбом и показал мне страницу с фотографией, на которой Усидзима Таро копает яму.
— Ну, может, хочет вырыть пруд?
— Пруд?
Таро такая мысль, похоже, не приходила в голову, и он некоторое время с интересом изучал снимок.
За голым, без штор, окном спустилась ночь, но выпавший снег отражал свет из комнаты, и было достаточно светло. Казалось, что мы приехали отдохнуть на горячий источник. Комната Таро совсем не походила на тамошние гостиничные номера, да и зимой на горячем источнике я была больше десяти лет назад, но чувствовала себя сейчас именно так.
— Достаточно по размеру, чтобы похоронить собаку?
И Таро, рассматривая фотографию, рассказал про Нумадзу и его собаку Гепарда. Слушая этот рассказ, я вспомнила Питера. В квартале, где мы жили, на парковке — я тогда только пошла в школу — дети какое-то время заботились об одной потерявшейся собаке. Я и несколько мальчишек на пару лет постарше приносили ей еду, но спустя несколько недель Питер вдруг исчез: от кого-то мы услышали, что его отвезли в ветлечебницу. На стволе камфарного дерева один из мальчишек вырезал ножом «Питер». Непосвященным это ничего не говорило, но мы знали, что это в память о Питере. И потом, каждый раз, глядя на эти вырезанные буквы, мы вспоминали нашу собаку.
В том жилом квартале мы всегда были одним большим коллективом. На каждом этаже жили одноклассники, маленький сквер служил местом разборок. Сейчас стоит проблема ликвидации или слияния незаполненных начальных школ, а тогда в классе, где сидело сорок пять учеников, за партой было не повернуться, и, пока наше школьное здание расширяли, уроки проводились во времянках. На узких улочках, куда бы ты ни пошел, ты обязательно встречал знакомых. Я всегда была лишь частью группы. Как ни странно, я никогда не рассказывала Таро об одноклассниках той поры и о Питере.
— Вспомню Питера, и грустно.
— Так, может, это он. У него еще уши висели, белые с коричневой каймой. В четвертом классе у моего приятеля Мацумура была дома такая. Его старший брат говорил, что ребята из их района уговорили взять.
— Даже так? Я и в старших классах, когда рассказывала о нем подругам, ужасно переживала: ветлечебница, какой ужас. А оказалось, все не так.
— Говорят, он долго прожил. Семейство Мацумура сначала жило во втором квартале, по соседству с длинным домом, который сгорел. Как раз перед пожаром переехали куда-то за школу, местные тетки говорили: «Повезло!»
— Там еще за неделю до пожара грузовик во что-то врезался, мы бегали смотреть. Играли в сквере, и тут вдруг жуткий грохот, мы — туда, а шофер, говорят, сел в другую машину и сбежал. Погнались было за ним, но так и не поймали. Никто не любит потом забирать машину.
— Я эту историю еще от кого-то слышал, но сам совсем не помню.
— Да тебе было-то года два. Там построили многоквартирный дом, так те, кто теперь в нем живет, ничего об этом не знают.
— …А если там в саду покопать, глядишь, что-нибудь найдешь…
— Да, верно, уже несколько хозяев сменилось.
— После тех, что на фотографиях, уже третьи.
— Его еще сдают? Можно снять с кем-нибудь вместе. Сейчас это модно.
— Жить
