Кофе с перцем - Даниэль Бергер
– Да, я сошла с ума! Но не от злобы, а от горя и от любви к тебе, которой не дано осуществиться! У нас украли нашу любовь, и я молю тебя – не во имя любви, так хоть из жалости – подари мне ребенка! Ни о чем больше я никогда не попрошу тебя!
И Бюзанд покорился воле любимой жены своей.
Когда он ушел, Анаит легла, намереваясь уснуть поскорее, но вместо этого замерла, напрягая слух. Давно забытое чувство внизу живота не давало покоя, мучило ее, заставляя представлять происходящее сейчас между Бюзандом и Гарнуи. Но вот она услышала скрип двери в спальне мужа и звук льющейся из умывальника воды. «Он омывается», – с каким-то удовлетворением подумала Анаит и закрыла глаза.
Завтракали они молча. Перед выходом из дома Бюзанд прикоснулся губами к руке Анаит.
– Скажи, – промолвила она. – Ты был вчера с ней нежен так, как нежен был бы со мной?
– Нет. Ты ведь знаешь, вся моя нежность – только для тебя. Но я постарался не причинить ей лишней боли.
– Это хорошо, – кивнула Анаит. – Она не должна бояться тебя. Ты будешь входить к ней каждую ночь, пока мы не убедимся, что она беременна.
Через положенное время Анаит повезла Гарнуи к доктору-турку.
– Помогите нам, господин. Моя невестка жалуется на тошноту по утрам.
– Могу вас обрадовать, мадам, – сказал доктор после осмотра. – У вас скоро будет внук или внучка. Передайте мои поздравления вашей семье!
Когда подошел срок, тот же доктор приехал в дом Бюзанда, чтобы принять роды. Анаит несколько часов сидела рядом с роженицей, молча наблюдая за схватками. Но едва стала видна головка ребенка, она оттолкнула доктора.
– Спасибо, дальше я сама.
– Но, мадам, я не могу позволить вам… Родовспоможение требует навыков!
– Оставьте, доктор. Я полжизни готовилась к этому.
Доктор пожал плечами и отошел в сторону.
– Хорошо постарайся, девочка, – прошептала Анаит на армянском. – Благословенно чрево твое.
Услышав первый крик новорожденного, Гарнуи вытерла слезы и протянула к нему руки. Но Анаит сама спеленала мальчика и вышла с ним из комнаты, предоставив невестку заботам врача.
– Возьми на руки своего первенца, муж мой. Посмотри, как прекрасен он. Послушай, как бьется его сердце. Нет музыки слаще для ушей, чем этот звук!
– Ты права, любовь моя – он прекрасен! Пусть же в наш дом вместе с ним придет счастье, а в твою измученную душу покой.
– Пусть тверды будут эти твои слова!
И слова Бюзанда отвердели, и на время поселилось в его доме счастье, нарушаемое лишь плачем в дальней комнате, где держали Гарнуи. Через несколько недель Анаит сказала мужу:
– Она продолжает плакать и отказывается от пищи. Я беспокоюсь за нее. Сходи и утешь ее. И пусть она принесет нам еще одного ребенка.
– Но мы же договорились, что ты не попросишь меня больше об этом!
– Любимый мой, послушай, – да, я просила тебя только об одном ребенке, но сейчас, когда я нянчу нашего малыша, знаешь, о чем я думаю? Вдруг с ним что-то случится, вдруг мы потеряем его сейчас, едва обретя? И сердце мое болит еще сильнее прежнего, когда лишь молила я о нем небо! Пусть у нас будет столько детей, сколько пошлет бог!
– Нет я не хочу больше мучить бедную девочку! Пожалуйста, не заставляй меня делать это снова!
– А почему мучить? Подумай, ты ведь – красивый мужчина. И если будешь продолжать входить к ней, она привыкнет и полюбит тебя! И будет довольна своей участью. А мы сможем позволять ей видеть детей… Вот, смотри, я хочу, чтобы ты подарил ей это сегодня. – Анаит подала мужу шкатулку, которую он сразу узнал.
– Но ведь это тот браслет, что я подарил тебе в день нашего обручения!
– Да, это дорогой подарок. Но ведь она его заслужила. Иди. И будь с ней ласков сегодня. А я буду ждать тебя, чтобы услышать, как она.
И Бюзанд взял шкатулку.
Анаит опустилась в кресло, приготовившись ждать, но уже через минуту крик из комнаты Гарнуи поднял ее. Кричал Бюзанд. Анаит побежала туда, в спрятанную от людских глаз дальнюю часть дома, – и вот хрустнула под ее ногой хрупкая крышка от шкатулки с браслетом, вот она заметила сам откатившийся в угол браслет – и вдруг увидела мужа, бьющегося на полу в судорогах. Он пытался что-то сказать, но у него никак не выходили слова. Наконец он справился с собой и сквозь зубы прошептал:
– Что мы наделали, Анаит?
И замолчал навсегда. Анаит проследила направление его застывшего взгляда – в углу комнаты на тяжелом карнизном крюке висело тело Гарнуи.
Теперь они снова спали в одной кровати. Перед сном Анаит говорила мужу:
– Ты обязательно поправишься. Скоро ты встанешь на ноги, снова будешь разговаривать со мной, и мы найдем другую девушку – еще лучше Гарнуи.
Потом Анаит закрывала Бюзанду глаза ладонью и засыпала, всякий раз держа его за руку. И ни годы, ни слова врачей не могли убить в ней надежду.
Однажды ночью она почувствовала, как пальцы мужа шевельнулись. Сердце ее встрепенулось от радости:
– Да, любимый, я всегда верила в тебя! Эти доктора – что они могут? Не знаю, чему они учатся в своих глупых школах, но только не любви. Иначе они бы, как и я, знали – ты ни за что не оставишь свою бедную Анаит… Теперь ты точно поправишься. Спи, милый мой!
Но, проснувшись утром, она поняла, что рука мужа уже остыла.
После похорон Анаит отправила внука домой, а сама приказала водителю везти ее в деревню.
В последние годы она редко была в доме, где содержался Ананун. Но сам он помнил ее и знал, что бывает за ослушание.
Анаит села на диван и приказала лечь к ней на колени головой. Ананун лег и по-солдатски вытянулся, чуть напрягая шею. Анаит надавила ему на лоб, прижимая голову к коленям, и медленно погладила его волосы: «Теперь спи».
И хотя спать Анануну совсем не хотелось, он тут же закрыл глаза и засопел, стараясь как можно быстрее погрузиться в сон. Анаит гладила его волосы, пока не почувствовала, что он действительно заснул. Тогда она осторожно, чтобы не потревожить спящего, вытащила нож и перерезала сыну горло.