Веди свой плуг по костям мертвецов - Ольга Токарчук
Подобную зависимость мне удалось выявить и в случае с серией фильмов о Чужом, том, что с космического корабля. Здесь обнаружились едва заметные корреляции между Плутоном, Нептуном и Марсом. Когда Марс находился в аспекте одновременно к этим двум медленным Планетам, по телевидению в очередной раз показывали серию «Чужого». Разве это не поразительно?
Такие совпадения просто удивительны. У меня достаточно эмпирического материала, чтобы написать об этом целую книгу. Однако пока я ограничилась небольшим количеством примеров и отослала результаты в несколько журналов. Не думаю, что кто-то это напечатает, но, может, кто-нибудь Задумается.
В середине марта, почувствовав себя совсем хорошо, я отправилась на более серьезный обход, то есть не только проверила дома, за которыми присматриваю, но решила также сделать круг побольше, дойти до самого леса, потом лугами – до шоссе и мимо обрыва.
В это время года мир выглядит наиболее отвратительно. Снег еще лежит большими белыми пятнами, твердый и плотный, трудно узнать в нем тот чудесный, невинный пух, который старается нас порадовать на Рождество. Сейчас он напоминает лезвие ножа, поверхность металла. По нему трудно идти, ноги вязнут. Если бы не высокие сапоги, можно было бы поранить икры. Небо низкое, серое – кажется, только руку протяни, достаточно подняться на любую мало-мальски приличную горку.
Шагая, я думала, что не смогу жить здесь вечно, в этом доме на Плоскогорье, присматривая за другими домами. Рано или поздно Самурай сломается, и мне не на чем будет ездить в город. Деревянные ступени сгниют, снег посрывает водосточные желоба, испортится печь, в какой-нибудь февральский мороз лопнут трубы. Да и я постепенно теряю силы. Мои Недуги разрушают тело, медленно, неумолимо. Болят колени, с каждым годом все сильнее, а печень, очевидно, приходит в негодность. Я ведь уже долго живу. Такие у меня возникали мысли, довольно жалобные. Но ведь когда-то надо начинать всерьез об этом думать.
И тогда я заметила быструю и стремительную стайку Дроздов-рябинников. Это Птицы, которых никогда не увидишь поодиночке. Они передвигаются слаженно, как единый – огромный, ажурный, воздушный – организм. Где-то я читала, что, если на них нападет какой-нибудь Хищник, например один из этих скучающих Ястребов, зависающих в небе наподобие Святого Духа, они будут защищаться. Оказывается, стая умеет бороться довольно необычным и коварным образом, способна и отомстить – птицы стремительно взлетают в воздух и, словно по команде, испражняются на преследователя: десятки белых птичьих клякс падают на прекрасные крылья Ястреба, пачкают их, перья слипаются, их разъедает кислотой. В этой ситуации хищнику ничего не остается, кроме как опомниться, прекратить погоню и опуститься на траву. Он готов умереть от отвращения – так чудовищно выглядят перья. Ястреб чистит их целый день, и назавтра тоже. Не спит – просто не может заснуть, когда перья такие грязные. Такое ощущение, что всё вокруг воняет, самочувствие ужасное. Он кажется себе Мышью, Лягушкой, падалью. Клювом затвердевший помет не счистить, хищник мерзнет, а сквозь слипшиеся перья на нежную птичью кожу легко проникает дождевая вода. От него шарахаются сородичи, другие Ястребы. Он подобен прокаженному, зараженному ужасной болезнью. Его величавость рассеивается, словно дым. Все это для Ястреба невыносимо, и порой Птица гибнет.
Теперь Рябинники, осознающие силу коллектива, дурачились передо мной, выделывая в воздухе сложные пируэты.
Еще я увидела двух Сорок и удивилась, что они добрались аж до Плоскогорья. Но я знаю, что эти Птицы размножаются быстрее других и вскоре будут повсюду, как сейчас Голуби. Одна Сорока – к несчастью, две – к счастью. Так говорили во времена моего детства, но тогда Сорок было меньше. Сейчас можно увидеть и больше, чем две штуки зараз. В прошлом году, после того как вывелись птенцы, я наблюдала, как сотни Сорок слетались на ночлег. Интересно, предвещает ли это какое-то невероятное счастье?
Я глядела на Сорок, купавшихся в луже растаявшего снега. Птицы поглядывали на меня искоса, но, видимо, не боялись, потому что смело разбрызгивали воду крыльями и окунали в нее головки. При виде этой радостной кутерьмы не приходилось сомневаться, что купаться таким образом исключительно приятно.
Говорят, Сороки не могут жить без частых ванн. Кроме того, они умные и наглые. Всем известно, что они крадут материал для гнезд у других Птиц, а потом стаскивают туда блестящие предметы. Еще я слышала, что иногда они по ошибке приносят в гнездо тлеющие окурки и таким образом оказываются поджигательницами дома, где устроили себе жилище. На латыни хорошо известная нам Сорока зовется очень красиво – Pica pica.
До чего же велик и жизнелюбив мир.
Далеко-далеко я увидела знакомого Лиса, которого называю Консулом – такой он изысканный и благовоспитанный. Ходит всегда одними и теми же путями; зима раскрывает тайны его троп – прямых, как линейка, и решительных. Это старый самец, он появляется из Чехии и потом возвращается туда – видимо, у него есть свои дела на приграничной территории. Я наблюдала за ним в бинокль: Лис энергично спускался вниз легкой трусцой, по следам, оставленным на снегу в прошлый раз – наверное, для того чтобы его преследователи думали, будто он шел там лишь однажды. Я наблюдала за ним, как наблюдают за старым знакомым. И вдруг заметила, что на сей раз Консул свернул с привычного пути и, прежде чем я успела понять, в чем дело, исчез в зарослях на меже. Там стоял амвон, а через несколько метров – еще один. Как-то я уже имела с ними дело. Лис скрылся из поля зрения, а поскольку заняться мне пока было нечем, я зашагала по опушке следом.
