Елена Прекрасная - Виорэль Михайлович Ломов
– Басков неплохо стал петь, совсем не плохо. Ты знакома с ним?
– Да, довольно коротко. Как-то даже он подарил мне от своих щедрот огромный букет цветов.
Дядька же пригласил гостью в сарай и показал там ей каменную плиту, размером с надгробную, прислоненную к стене.
– Плита не гранитная, – сказал Николай. – Из мраморной крошки. Это вот когда Клава о доме отдыха рассказывала, как его все дружно раскурочили, и я тогда эту плиту притащил. Она чего-то никому не нужна была. Я и подобрал. Всё равно пацаны разбили бы ради забавы.
– А куда ее, дядь Коль, хочешь пристроить? Перед крыльцом?
– Зачем? Надгробие будет. Вот смотри, – Николай развернул плиту лицевой стороной. На ней был выбит крест и надпись:
«Раб Божий Николай Мальцев, сын Михаилов.
1953—20…
Родился для того, от чего помер»
Дядька остался доволен произведенным эффектом и продолжил:
– Это эпитафия называется. Сам придумал долгими зимними вечерами. Можно, конечно, и так: «Помер от того, для чего родился». Ну да сумма этих двух слагаемых, как говорится, всегда неизменная.
– А кто же тут две циферки вставит, когда… потом? – спросила Лена.
– Да найдется кому. Мир же не опустеет с моим уходом. А не поставят, так оно и лучше будет. Глянут лет через сто на могилу, а я среди почивших, оказывается, и не зафиксирован. К вечности причтен. Так-то вот.
– Это у вас, дядь, семейное, да, почтение к гробам? – не удержалась съязвить племянница. Но Николай не заметил иронии:
– Как сказать. Клава чисто по-женски хочет в гробу достойно выглядеть, а я по-мужски спокойно лежать под хорошим гнетом, чтоб не выскочить. Чего ж тут зазорного? Надо к смерти готовиться заранее. Она ответственный шаг в жизни. Важнее, чем вступление в партию или выход на пенсию.
– Так это не памятник будет, а плита? – спросила Елена.
– Да, плита. А памятник – зачем мне? Креста хватит.
Дядька снова развернул плиту надписью к стене, вздохнул:
– Кто-то жизнь свою суетливую в мраморе влачит, а я согласен на мрамор только в состоянии вечного покоя. Да и крыша какая-никакая от непогоды и прочих коллекторов. И я когда эти циферки и буковки выбивал – их я сам делал! – с гордостью произнес Николай. – Я всегда о Царстве Небесном думал. Вот ни о чем больше так не думал никогда, как об этом Царстве.
– А почему ты о нем думал, дядь Коль? – искренне заинтересовалась Елена. Ей ни разу не приходило в голову, что есть какое-то еще Царство Небесное!
– Как почему? Оно большое. И там люди не теряются, как тут. Тут от могилы через пятьдесят лет ничего не останется, а там всё навеки и все на виду. Когда навеки, тогда стоит умирать. А иначе и жить не стоит. И что интересно, там нет никакого тяготения, ни друг к другу, ни друг другом. Нет, значит, и воздуха, а есть одна атмосфера любви и взаимопонимания. Всё невесомо, а всё имеет свой вес. Особенно добрые дела и добрые мысли…
Прощаясь, Лена отделила половину денежных купюр, которыми ее снабдила в «сибирскую ссылку» Кольгрима и протянула их Клавдии:
– Вот, тетя Клава, они вам с дядей Колей не помешают.
В Петербург Елена прилетела совсем другим человеком. В салоне самолета она не думала больше о Модильяни, а думала о дядьке с его плитой, о тетке, радостно лежащей в гробе, о нереальном Царстве Небесном, о котором дядька говорил так, будто оно единственное из всех реальное и настоящее. Девушка не заметила, как стюардесса предлагала «легкий ужин», так как, закрыв глаза, напряженно раздумывала, как же ей теперь жить дальше…
Но когда пришла пора застегнуть ремни перед посадкой самолета в Пулкове, она уже знала, что делать. «Хватит сопли жевать!» – жестко сказала она самой себе и услышала в этой фразе интонацию тетушки. Это девушке понравилось. «Значит, всё будет по-моему! – решила она. – Спасибо, тетушка, за урок! – и, подумав, добавила: – И тебе, дядь Коль!»
На другой день не успела Лена прийти в себя от перелета и бессонной ночи, как раздались телефонные звонки. Телеканал в Питере и два канала в Москве пригласили ее на запись и прямой эфир. «Йес!» – вздернула победительница кулак перед зеркалом и ударила себя ладонью по лбу: «Что же я, дура, не иду на квартиру тетушки?! Там надо принимать ответственные решения и готовиться к грядущим битвам и завоеваниям!» Про себя Лена уже точно решила, что она станет истинно Еленой Прекрасной не только в ядовито-медовых устах смазливых набивших оскомину телебалагуров, а и на самом деле! Причем станет резкой, жесткой, недоступной, как Скарлетт О’Хара в исполнении Вивьен Ли… Впрочем, какая О’Хара? Сумасбродка! Как Эстелла в «Больших надеждах» Диккенса! А для начала женю на себе его! – Елена прикрыла ладошкой рот, чтобы не проговориться, кого «его». Даже думать об этом не надо пока! Всему свое время. Придет время – и принесет «его». И не надо спешить. «В любви не надо спешить». И тебе спасибо, Алексей, фотохудожник фотохудожников! Как хорошо, что ты не Моди! Тебе спасибо, Валентина, продавщица всех продавщиц! Всем спасибо! Всех благодарю, кто возведет меня на престол! Женат он или бессемейный – / Со мною станет бес семейный!
Каменная скульптура Счастья
В Питере Елена уже на другой день простыла, и амбициозные планы на «трон» исчезли, оставив беспокойство в душе. Зато на смену фантазиям пришло ясное осознание того, что «упасть в звезды» через падение в объятия влиятельного покровителя она не хочет, да и не может – противно. К тому же и самой желательно получить диплом о высшем образовании – журналистском, актерском, режиссерском, лучше искусствоведческом. Оценишь других – оценят тебя. Нечего раскатывать губу: трон! Трон – потом. Потом – трон. Потом уж можно будет фиглярствовать: «Господа, меня не троньте! Я во власти, я на троньте!» Или так: «Ты меня, дружок, не тронь, подо мною царский тронь!» «Тронь – ладонь, конь – гармонь, пустозвонь и вонь…»
«Диплом!
