Сказка вечернего сверчка - Анастасия Каляндра
– Вот!.. Видите?!. – загоревшись привстал полицейский вдруг – так, как будто обрел ещё одну, новую надежду – и это тоже было странным поведением терерь, в этом мире, – Видите?!. Я его вырезал… Вырезал – два часа назад, где-то. Это… кровь?.. Ни-че-го. Я стану… Я, понимаете, я буду делать, теперь – вместо него, как смогу… Поверьте мне! – он с надеждой искал что-то в её глазах, но она только силилась понять – что. – Я… Я не знал. Я, случайно… Но он меня изменил. И я всё, всего себя положу на то… чтобы возместить… Я буду переписывать, правда – от руки. Сейчас, просто, пока кровь идёт… Мешает. А по-том… Я всем это раздам, я распространю… Я сделаю всё, чтобы они увидели. – И он тряс, хотя и очень осторожно, с трепетом, даже, что ли, стопкой бумаги А4.
– Что Вы?.. Я не пойму… – пыталась разобраться Лида.
– Он гениально писал!.. – полицейский показал на листки бумаги.
– Я же уже сказала – я ничего не знала о его делах!.. Я ни-чего не… – Лида внезапно выдернула руку, встала и с возмущением, запыхавшись начала кидать фразы, – К чему эти проверки?!. И ещё ребёнка приплели!.. Не стыдно?..
Полицейский опешил.
– Да, нет. Я не вра-а-аг. Я Вас не думаю проверять. Но, правда, я прочёл – я был в шоке от того, как же я… – молодой человек остановился. Его остановил, кажется, её пустоватый, непонимающий взгляд. Закрались сомнения. – Вы же не могли не знать?.. Вы были близкой…
– Я ни-чего не знала. – твёрдо повторила Лида. – Говорю Вам ещё раз, и, ещё, если надо… могу тысячу раз повторить, если это нужно, чтобы у Вас, наконец-то, пропали сомнения. Лиза, пойдём…
– Но Вы дол-жны прочитать, в таком случае!..
– Ничего… Я ничего не должна, и не буду читать. Мне это не интересно. Простите…
– Но это Ваш брат…
– Ну и что?.. И что, что брат? Мы не выбираем себе братьев.
– Ка-ааак Вы можете?.. Как это… ах, да – Вы же… – он тыкнул пальцем в свой бинт на запястье. – Но я, всё равно, не верю… Вы же человек?.. Как Вы можете быть так жестокосердны?..
– Жестокосердна?.. – вот теперь Лиду задели. Хоть власти нынешнего мира и пытались сделать жестокосердие самой, что ни на есть, привычной чертой, но, всё-таки, гласно – это не было ещё признанно комплиментом. – Вы, что, правда, так сильно хотите, чтобы я села и мой ребенок рос без меня? Кто из нас жестокосерден?..
Ребенок посмотрел на маму не понимая. Полицейский, тоже. Но потом понял:
– Не-е-ет!.. Я, вообще не от них, что Вы!.. То есть… Видите?.. Видите? Рука?.. Я вырезал чип, всё… Я ушёл из участка… Забрал дело. И завтра не приду, и послезавтра – они все будут искать меня, но я… Я постараюсь не попадаться на глаза… Я буду писать… Писать, распространять, пока не умру от голоду… Понимаете?.. Всё, с концами – я больше не там… Поверьте мне.
Лида не знала, что сказать. Она просто не знала, что нужно делать в таком случае.
– Читайте! – радостно протянул ей стопку полицейский, – Читайте, пожалуйста!.. Вы должны будете понять. Я прикрою – если кто будет – я скажу… Вы не волнуйтесь, я, ведь, всё ещё в полицейской форме!.. Ха-ха-аа!.. Ну, давайте, быстрее… Читайте…
Она взяла листы, почти сама не соображая, что делает. И села на склон холмика.
– Вы, если в первый раз не поймёте – ничего… Вам это сложно будет, пока, с этим… Но Вы второй раз прочитайте. Я, сам, сначала, мало что понял… а потом – по делу нужно было… И хорошо, что я доклад составлял… Вы… Читайте.
Он хотел ещё что-то добавить, и уже потянулся рукой в её сторону, заглядывая, с опаской и волнением в листки, ей через плечо, но сдержался, понимая, что, видимо, так она и вообще ничего не прочитает, если он будет ей так только мешать.
Она читала. И он заглядывал на неё поминутно, хотя и старался не смотреть – с такой волнительной тревогой, как будто бы от неё, сейчас, зависело всё будущее мира. Она читала. И, какая же торжествующая и победная… Пусть и, как раненного человека, при смерти, но видящего уже где-то вдалеке дым победных залпов своих, появилась у него улыбка! Как спокойно стало вокруг, когда он выдохнул и задумчиво уставился в небосвод (туда, где, на самом деле, был небосвод, кажется заметный ему за натянутым фильтром), после того, что он увидел. Да, она плакала. Опять – как когда-то, давным-давно ещё, плакала и старший брат прибегал весело подшутить над ней, чтобы ей стало легче. Плакала, как тогда, когда не стала ещё считать это недостойным. Плакала, как тогда, когда уже и сказали – нельзя плакать. Она плакала. И он, не оборачиваясь к ней, тоже. И чувство было такое, как будто здесь, вокруг этого маленького холмика было много-много раскидистых, шумящих деревьев, и во многих окнах загорался первый вечерний свет, и в небе, там, впереди, горели розовые перья. А здесь – на пригорке, покрытом свежей, влажной, в вечернем тумане траве, сидели они – два ребёнка, и чувствовали, как никогда раньше… Или как когда-то давно… Но очень… Как это: любить, и понимать, и чувствовать…
– Мам?.. Не плачь, что ты?.. – маленькая Лиза попыталась погладить Лиду за плечи, – А знаешь, мам, мне сегодня такой сон снился-ааа!.. Ты не поверишь, сказочный сон!.. Просто-оо!.. Представляешь, мне снился мир – совсем, совсем другой, какого я ещё не видела, и там было… Вот, ты сейчас сразу развеселишься!.. много, много, таких мохнатых штук – густых, зелёных… На коричневых тонких ножках. И они были на всех, на всех улицах… И шу-ме-е-е-ли!.. Ха-ха-ха-а!.. А ещё и земля, много где, была вся в зелёных ниточках… И ещё, там был такой забавный дядя сверчок – он, знаешь, у меня, почему-то, ходил с зонтиком в руке и в кепке, такой – мальчи-шеской… Ха-ха-а!.. И он мне, что-то, такое хорошее, хорошее говорил… И он, и эти шумящие штуки все… Я, только не помню. Но мне о-ооо-очень хорошо это нравилось!.. И, потом, я сказала, что, вот бы, ещё – чтобы ещё рассказали…
