Лев Толстой - ПСС. Том 32. Воскресение
— Да, как же, князь Нехлюдов? Очень приятно, мы уже встречались, — сказал председатель, пожимая руку и с удовольствием вспоминая, как хорошо и весело он танцовал — лучше всех молодых — в тот вечер, как встретился с Нехлюдовым. — Чем могу служить?
— Вышло недоразумение в ответе относительно Масловой. Она невинна в отравлении, а между тем ее приговорили к каторге, — с сосредоточенно мрачным видом сказал Нехлюдов.
— Суд постановил решение на основании ответов, данных вами же, — сказал председатель, подвигаясь к выходной двери, — хотя ответы и суду показались несоответственны делу.
Он вспомнил, что хотел разъяснить присяжным то, что их ответ: «да — виновна», без отрицания умысла убийства, утверждает убийство с умыслом, но, торопясь кончить, не сделал этого.
— Да, но разве нельзя поправить ошибку?
— Повод к кассации всегда найдется. Надо обратиться к адвокатам, — сказал председатель, немножко на бок надевая шляпу и продолжая двигаться к выходу.
— Но ведь это ужасно.
— Ведь видите ли, Масловой предстояло одно из двух, — очевидно желая быть как можно приятнее и учтивее с Нехлюдовым, сказал председатель, расправив бакенбарды сверх воротника пальто, и, взяв его слегка под локоть и направляя к выходной двери, он продолжал: — вы ведь тоже идете?
— Да, — сказал Нехлюдов, поспешно одеваясь, и пошел с ним.
Они вышли на яркое веселящее солнце, и тотчас же надо было говорить громче от грохота колес по мостовой.
— Положение, изволите видеть, странное, — продолжал председатель, возвышая голос, — тем, что ей, этой Масловой, предстояло одно из двух: или почти оправдание, тюремное заключение, в которое могло быть зачислено и то, что она уже сидела, даже только арест, или каторга, — середины нет. Если бы вы прибавили слова: «но без намерения причинить смерть», то она была бы оправдана.
— Я непростительно упустил это, — сказал Нехлюдов.
— Вот в этом всё дело, — улыбаясь, сказал председатель, глядя на часы.
Оставалось только три четверти часа до последнего срока, назначенного Кларой.
— Теперь, если хотите, обратитесь к адвокату. Нужно найти повод к кассации. Это всегда можно найти. На Дворянскую, — отвечал он извозчику, — 30 копеек, никогда больше не плачу.
— Ваше превосходительство, пожалуйте.
— Мое почтение. Если могу чем служить, дом Дворникова, на Дворянской, легко запомнить.
И он, ласково поклонившись, уехал.
XXV
Разговор с председателем и чистый воздух несколько успокоили Нехлюдова. Он подумал теперь, что испытываемое им чувство было им преувеличено вследствие всего утра, проведенного в таких непривычных условиях.
«Разумеется, удивительное и поразительное совпадение! И необходимо сделать всё возможное, чтобы облегчить ее участь, и сделать это скорее. Сейчас же. Да, надо тут, в суде, узнать, где живет Фанарин или Микишин». Он вспомнил двух известных адвокатов.
Нехлюдов вернулся в суд, снял пальто и пошел наверх. В первом же коридоре он встретил Фанарина. Он остановил его и сказал, что имеет до него дело. Фанарин знал его в лицо и по имени и сказал, что очень рад сделать всё приятное.
— Хотя я и устал… но если недолго, то скажите мне ваше дело, — пойдемте сюда.
И Фанарин ввел Нехлюдова в какую-то комнату, вероятно, кабинет какого-нибудь судьи. Они сели у стола.
— Ну-с, в чем дело?
— Прежде всего я буду вас просить, — сказал Нехлюдов, — о том, чтобы никто не знал, что я принимаю участие в этом деле.
— Ну, это само собой разумеется. Итак…
— Я нынче был присяжным, и мы осудили женщину в каторжные работы — невинную. Меня это мучает.
Нехлюдов неожиданно для себя покраснел и замялся.
Фанарин блеснул на него глазами и опять опустил их, слушая.
— Ну-с, — только проговорил он.
— Осудили невинную, и я желал бы кассировать дело и перенести его в высшую инстанцию.
— В Сенат, — поправил Фанарин.
— И вот я прошу вас взяться за это.
Нехлюдов хотел кончить поскорее самое трудное и потому тут же сказал:
— Вознаграждение, расходы по этому делу я беру на себя, какие бы они ни были, — сказал он, краснея.
— Ну, это мы условимся, — снисходительно улыбаясь его неопытности, сказал адвокат.
— В чем же дело?
Нехлюдов рассказал.
— Хорошо-с, завтра я возьму дело и просмотрю его. А после завтра, нет, в четверг приезжайте ко мне в шесть часов вечера, и я дам вам ответ. Так та̀к? Ну и пойдемте, мне еще тут нужны справки.
Нехлюдов простился с ним и вышел.
Беседа с адвокатом и то, что он принял уже меры для защиты Масловой, еще более успокоили его. Он вышел на двор. Погода была прекрасная, он радостно вдохнул весенний воздух. Извозчики предлагали свои услуги, но он пошел пешком, и тотчас же целый рой мыслей и воспоминаний о Катюше и об его поступке с ней закружились в его голове. И ему стало уныло и всё показалось мрачно. «Нет, это я обдумаю после, — сказал он себе, — а теперь, напротив, надо развлечься от тяжелых впечатлений».
Он вспомнил об обеде Корчагиных и взглянул на часы. Было еще не поздно, и он мог поспеть к обеду. Мимо звонила конка. Он пустился бежать и вскочил в нее. На площади он соскочил, взял хорошего извозчика и через десять минут был у крыльца большого дома Корчагиных.
XXVI
— Пожалуйте, ваше сиятельство, ожидают, — сказал ласковый жирный швейцар большого дома Корчагиных, отворяя бесшумно двигавшуюся на английских петлях дубовую дверь подъезда. — Кушают, только вас велено просить.
Швейцар подошел к лестнице и позвонил наверх.
— Кто-нибудь есть? — спросил Нехлюдов, раздеваясь.
— Г. Колосов да Михаил Сергеевич; а то все свои, — отвечал швейцар.
С лестницы выглянул красавец лакей во фраке и белых перчатках.
— Пожалуйте, ваше сиятельство, — сказал он. — Приказано просить.
Нехлюдов вошел на лестницу и по знакомой великолепной и просторной зале прошел в столовую. В столовой за столом сидело всё семейство, зa исключением матери, княгини Софьи Васильевны, никогда не выходившей из своего кабинета. Вверху стола сидел старик Корчагин; рядом с ним, с левой стороны, доктор, с другой — гость Иван Иванович Колосов, бывший губернский предводитель, теперь член правления банка, либеральный товарищ Корчагина; потом с левой стороны — miss Редер, гувернантка маленькой сестры Мисси, и сама четырехлетняя девочка; с правой, напротив — брат Мисси, единственный сын Корчагиных, гимназист VI класса, Петя, для которого вся семья, ожидая его экзаменов, оставалась в городе, еще студент-репетитор; потом слева — Катерина Алексеевна, сорокалетняя девица-славянофилка; напротив — Михаил Сергеевич или Миша Телегин, двоюродный брат Мисси, и внизу стола сама Мисси и подле нее нетронутый прибор.
— Ну вот и прекрасно. Садитесь, мы еще только за рыбой, — с трудом и осторожно жуя вставными зубами, проговорил старик Корчагин, поднимая на Нехлюдова налитые кровью без видимых век глаза. — Степан, — обратился он с полным ртом к толстому величественному буфетчику, указывая глазами на пустой прибор.
Хотя Нехлюдов хорошо знал и много paз и за обедом видал старого Корчагина, нынче как-то особенно неприятно поразило его это красное лицо с чувственными смакующими губами над заложенной за жилет салфеткой и жирная шея, главное — вся эта упитанная генеральская фигура. Нехлюдов невольно вспомнил то, что знал о жестокости этого человека, который, Бог знает для чего, — так как он был богат и знатен, и ему не нужно было выслуживаться, — сек и даже вешал людей, когда был начальником края.
— Сию минуту подадут, ваше сиятельство, — сказал Степан, доставая из буфета, уставленного серебряными вазами, большую разливательную ложку и кивая красавцу-лакею с бакенбардами, который сейчас же стал оправлять рядом с Мисси нетронутый прибор, покрытый искусно сложенной крахмаленной с торчащим гербом салфеткой.
Нехлюдов обошел весь стол, всем пожимая руки. Все, кроме старого Корчагина и дам, вставали, когда он подходил к ним. И это обхождение стола и пожимание рук всем присутствующим, хотя с большинством из них он никогда не разговаривал, показалось ему нынче особенно неприятным и смешным. Он извинился зa то, что опоздал, и хотел сесть на пустое место на конце стола между Мисси и Катериной Алексеевной, но старик Корчагин потребовал, чтобы он, если уже не пьет водки, то всё-таки закусил бы у стола, на котором были омары, икра, сыры, селедки. Нехлюдов не ожидал того, что он так голоден, но, начавши есть хлеб с сыром, не мог остановиться и жадно ел.
— Ну, что же, подрывали основы? — сказал Колосов, иронически употребляя выражение ретроградной газеты, восстававшей против суда присяжных. — Оправдали виноватых, обвинили невинных, да?
