Ростислав Титов - И все-таки море
Сначала приведу перевод заметки из газеты "Дейли мейл", озаглавленной так же, как и эта моя "английская" главка - "Русская морская драма":
"Тридцатилетний моряк Николай Спринчинат с русского учебного судна "Зенит" был доставлен в госпиталь "Виктория" города Блэкпул прошлой ночью по поводу аппендицита на спасательном боте порта Литхэм".
Пятница, 5 октября 1962 г."
Фамилию нашего больного никто из англичан произнести не мог, и в заметке ее переврали, естественно. Приведенное краткое сообщение имело глубокий и поистине драматический подтекст. Так что его заголовок вполне оправдан.
Нас было, кроме Коли, двое: судовой врач теплохода "Зенит" Олег Мировский, именуемый далее по-морскому "док", и руководитель практики таллиннских курсантов, то есть я, - "скулмастер", или "учебный капитан", как обозвал меня строгий иммиграционный чиновник, встретивший нас в больнице и сыгравший зловещую роль во всей этой истории, хотя поначалу он выглядел вполне респектабельно.
Итак, вечером 4 октября 1962 года мы получили неожиданное и увлекательное задание: сопровождать больного аппендицитом Николая Спринчината до госпиталя. Судну предстояла скучная недельная стоянка на рейде в ожидании большого прилива, потому мы восприняли поручение со светлой радостью. Незнакомый берег манил нас многоцветными огнями и обещал интересные встречи.
Естественно, нам не хотелось ударить в грязь лицом перед заграницей, и мы нарядились, как одесские пижоны с Дерибасовской в субботу. Док облачился в модный светло-серый костюм на трех пуговицах, светло-шаровые ботинки и зеброподобно-полосатый галстук, подарок любящей супруги. Скулмастер напялил серую польскую шляпу и пальто благородного стального цвета, сшитое у лучшего портного города Таллинна. Вообще-то случайно получилось, что мы были выдержаны в одной тональности - разные оттенки серого, но, обнаружив это, мы возрадовались, ибо слышали и читали, как ценят анличане сдержанно-скромный вкус в одежде, считая его признаком джентльменства.
Радовались мы зря: забыли, что собираемся в страну, в которой зародился капитализм, то есть в царство денежного мешка. Как раз с финансами у нас было не густо: бумажник скулмастера остался в каюте по причине абсолютной его пустоты, а док, правда, захватил все свои наличные ресурсы, однако они оказались смехотворно мизерными - два или три английских фунта.
Начало пути было безмятежным и приятным. Спасательный бот, бодро стуча мотором и легонько покачиваясь на мелкой волне, торопился к берегу. Доктор Дэвид Томсон развлекал нас интересной беседой и угощал душистыми сигаретами. Загорелые и задубелые в штормах спасатели плеснули на дно железных кружек пахучего рома "Нэви" и поднесли нам. Все вместе трогательно убеждали больного, что вырезать в Англии аппендикс так же просто, как вытащить в Пензе занозу из пальца. Жизнь казалась нам волшебной сказкой со счастливым концом.
Испытания начались еще до высадки на берег. Ввиду отлива бот не дошел до пристани около двух кабельтовых. Мы пересели в шлюпку, скомандовали спасателям: "Весла - на воду!" - и заскользили в наступившую тьму к берегу. Последние сто метров пришлось преодолевать вброд. Большеносый шотландец самоотверженно уступил скулмастеру свои длинные, как его лицо, сапоги. Док рослый мужчина, и у англичан не нашлось подходящей ему по размеру обуви. Закатав штаны выше колен и разувшись, док подоткнул полы своего макинтоша, как деревенская баба, отправляющаяся полоскать белье на речку, и браво зашагал к причалу. Со всех сторон молниями засверкали вспышки фотоламп. Нас встречала пресса.
Одно дело - читать про зарубежных газетчиков, и совсем иное - иметь с ними дело воочию. Пока док отмывал в здании спасательной станции ноги и вытирал их сначала носовым платком, а потом чистым британским полотенцем, репортеры прижали скулмастера в угол санитарной машины и разноголосо загалдели, требуя сведений о больном. Дюжий "бобби" оттер их плечом и спас скулмастера.
Пришел док, его усадили рядом с Колей, сказали нам: "Сделайте скорбные лица!" - мы изобразили тоску во взорах, блеснули десятки репортерских блицев, и машина понеслась по сверкающим огнями стритам.
Полисмен и госпитальный служащий вытащили блокноты и тоже взяли у нас интервью. Записывающее устройство в руках полицейского разбудило нашу бдительность, и мы были предельно кратки в ответах. Вызвала оживление фамилия скуластера, но он честно отверг предположение о родстве с Германом Титовым, слетавшим в космос два месяца назад.
И мы подкатили к госпиталю "Виктория", что в славном городе Блэкпуле.
Выполнить основную цель нашего визита оказалось проще всего: формальности в больнице были сведены до минимума. Некоторую заминку вызвал вопрос о вероисповедании нашего больного. "Он - атеист!" - гордо объявил скулмастер, однако дежурная сестра что-то быстро затараторила. "А может, атеистов тут не обслуживают? - слабым голосом поинтересовался Коля. Скажите, что я христианин!" Так мы его и записали.
Этот наш шаг затем привел к неожиданному эффекту: Колю завалили подарками различные церковные и благотворительные организации. Ассортимент презентов был несколько однообразен - штук сорок шариковых ручек, пар тридцать нейлоновых носков (в ту пору редкость у нас), несколько килограммов шоколада всевозможных сортов и расфасовок. И лишь коллеги-мореманы с румынского судна приволокли страдальцу ящик вина.
Мы торопились домой и, тепло попрощавшись с Николаем, сели в шикарную черную машину. Иммиграционный чиновник лихо подкатил нас к зданию полицейского участка города Литхэма и сказал несколько слов дежурному. Если бы в юности мы усердно изучали английский язык, то немедленно бы заявили энергичный протест и декларировали через прессу политическую голодовку. Впрочем, к вопросу о голодовке придется еще вернуться.
Мы вошли в угрюмое здание полицейского участка, с идиотской наивностью полагая, что это лишь мимолетный эпизод в нашей одиссее.
Нет смысла подробно описывать обстановку в участке: там было не очень чисто, не слишком уютно, но обращались с нами вполне корректно и проявляли заметный интерес, как к модной в те годы змее анаконде. В коридоре мы увидели открытые двери камер предварительного заключения, и скулмастер легкомысленно заявил: "Ну, сюда я не попаду!"
Потом нас усадили в элегантную голубую машину и повезли к морю. Скулмастер упорно продолжал пророчествовать: "Хорошо, что море спокойно, скоро будем дома!"
На берегу нас встретил коренастый рыжебородый англичанин и повел в темноте к линии причала. "Фулл спид эхэд!" - сказал он, и док горестно вздохнул. Его изящные светлые полуботинки с жалобным чавканьем окунулись в бурую илистую жижу.
Последние сто метров до шлюпки мы преодолели по очереди - верхом на рыжебородом. Это было не так уж плохо, однако наше гуманное воспитание вызвало у нас угрызения совести, - скулмастер, например, вспомнил, что даже в Китае рикши уже отменены.
На лоцманском катере нас встретил юный шкипер Джо и его помощник, конопатый скромный парнишка. Не переставая скорбно вздыхать, док принялся мыть свои стильные башмаки в суповой миске катера, предоставленной ему рыжебородым.
Потом пришли лоцмана - веселые и простые ребята. Они угостили нас черным кофе и сигаретами. Легкие признаки какого-то озарения замелькали в наших мозговых клетках: мы начинали понимать, что жизнь народа лучше всего изучать изнутри. В данном случае мы догадались, что отправление служебных обязанностей и процесс принятия пищи в Великобритании резко разделяются (теперь я горжусь, что додумался до этой тонкости, не раскрытой и Всеволодом Овчинниковым в вышеупомянутых записках о жизни Альбиона).
Катер тронулся. Джо пообещал, что через полтора часа мы будем на "Зените". Мы поверили, поддавшись извечной надежде человека на благополучный конец любого самого рискованного предприятия.
Мы считали себя достаточно стойкими и привычными к "сисикнесс" морской болезни. Мы не учли нескольких факторов: разгуляшегося моря, малого тоннажа катера, запаха бензина во внутренних помещениях, носового расположения кубрика и пустоты наших желудков.
Первым попросился на воздух док. Скулмастер небрежно бросил: "Квайт-вэлл!" - и продолжал беседу с седовласым лоцманом, побывавшим в сорок третьем году в Архангельске. Но море, бензин и урчащий желудок одолели и скулмастера. "Ай шелл гоу ту бэд!" - жалко улыбаясь, пробормотал он и улегся на короткий и узкий диван, понимая, что позорит русский флот.
Это были страшные минуты. Они тянулись как часы, как годы, как века и тысячелетия, и мы не будем рассказывать о них, дабы не испортить свою репутацию. Белоснежный борт нашего красавца "Зенита" показался нам вдвойне, втройне желанным, ибо он даже и не колыхался на волнах, нещадно швырявших лоцманский бот. "Сейчас мы будем дома", - не сговариваясь, подумали док и скулмастер.
