Иван Мележ - Люди на болоте (Полесская хроника - 1)
Костик пожал на прощанье руку и по-хозяйски зашагал на мельницу, а Василь взялся за пилу.
4
Поздно вечером, возвращаясь домой, председатель волисполкома Апейка решил зайти к начальнику милиции. В комнате начальника было темно, светилось только окно в дежурке, и Апейка подался прямо на квартиру Харчева: начальник милиции жил тут же, в этом доме, в двух комнатках со двора.
Харчев сидел на скамейке босой, в галифе с леями и прожженной на локте сорочке. Мокрыми руками, облепленными чешуей, серебристо поблескивавшей при свете лампы, чистил рыбу.
- Как раз вовремя пришел, - весело ответил он на приветствие Апейки. Как знал...
- Где наловил? Или, может, подарили?
- Эге, подарили! Так я и возьму! Разговоров потом на целую волость! Нашел дурака!.. - Апейку его слова не удивили, он знал: Харчев в этом непреклонен, не возьмет "подарка".
Начальник милиции добавил уже иначе, рассудительно:
- В дареной оно, к слову говоря, и смаку никакого. Как лоза. Ешь, если хочешь, а о смаке и не думай... Иное дело, когда сам полазишь, помокнешь, подрожишь на холоде, тогда рыба - о! Ешь ее, как прорва!.. В Ломачах был. Ночку не поспал - и вот видишь!
Это было похоже на Харчева: походить, полазить всюду, все добыть самому. Харчев бросил недочищенного леща, встал, позвал жену.
- Погоди, - сказал ему Апейка. - Дело у меня. Оденься.
Пойдем поговорим.
Харчев, по военной привычке не спрашивая, о чем будет речь, вытер полотенцем руки, быстро натянул сапоги. Через минуту он вышел из соседней комнаты уже в гимнастерке, туго подпоясанный, всем видом показывая, что готов к любому делу. Он был широк в плечах, с медно-красной дубленой кожей на крупном лице, осанистый, похожий на кряжистый полесский дуб, прочно вросший в землю. Боевой кавалерист, душа которого еще жила походами, атаками, он, хотя и туго затягивал пояс, был уже не таким стройным, как полтора года назад, когда Апейка увидел его впервые.
"Пополнел и как-то подобрел лицом, - подумал Апейка, идя рядом с ним по двору. - И на тебя, брат, мирная жизнь отпечаток кладет, кавалерист лихой!.. Гимнастерка тесной становится..." Он тут же возразил себе, что Харчев все же изменился мало, что пополнеть и оттого будто подобреть лицом он мог бы и на фронте - стареет как-никак, да и какая ж это мирная жизнь у него, если в лесу маслаковцы, если того и гляди пулю всадят где-нибудь на дороге.
Апейка с какой-то завистью подумал, что, хотя он и выше Харчева по должности, у людей начальник милиции пользуется большим уважением и почетом. "Как был я тихим, незаметным сельским учителем, так им и остался. Харчев же - отвага, надежда, герой..."
- Есть жалоба, - сказал Апейка, когда начальник милиции зажег лампу.
Апейка умышленно помолчал немного. Он был почти такого же роста, что и Харчев, и тоже в военной форме. Правда, не в гимнастерке, а во френче из грубого сукна с большими нашивными карманами на груди и по бокам, со стоячим воротником, который подпирал и жал подбородок. Но и в военной форме он выглядел скромным, неказистым. Френч был явно великоват ему, и от этого его небольшая сутуловатая фигура казалась мельче, чем на самом деле.
- Какая жалоба? - спросил Харчев.
- Держишь человека без достаточных оснований. Можно сказать, невиновного.
- Кого это?
- Дятла Василия. Из Куреней...
На гимнастерке начальника милиции, натянутой на широкой груди, засверкал орден Красного Знамени, окруженный выгоревшей сборчатой ленточкой.
- А-а... Все они невиновны, - произнес Харчев твердо, убежденно.
- Что значит - "все"?
- Все... Которые попадаются!..
_ Это - не доказательство, - мягко возразил Апейка тоном старшего, который обязан поправлять, разъяснять. - Надо разбирать конкретно. Каждый случай...
- Разбирали.
- Есть факты? Конкретные?
- Есть.
- И он признает их?
- Нашел дурака! Признается, жди!
- Должны быть конкретные факты, - спокойно, но упрямо проговорил Апейка.
Председатель волисполкома попросил протоколы допросов.
Стоя возле лампы, освещавшей бугристый, с залысинами лоб, редкие завитки черных волос, он молча просмотрел несколько листков.
- Всё? - поднял он глаза на Харчева.
- Всё.
- Больше ничего? Других фактов вины его нет?
- Других мы просто не знаем.
- Значит, и ссылаться на них не будем...
- Почему это? А если я уверен! Если сердце мне подсказывает!
- Сердце, друг, может порой и подвести...
- И Шабета говорит: птица подозрительная...
- Извини, но Шабета не дал ни одного доказательства, что Дятел бандит. Есть только факт, который показывает, что его принудили проводить бандитов.
- Одного этого факта, если на то пошло, достаточно.
- А я думаю - мало. - Апейка заметил, как Харчев резко, с упрямым выражением лица провел рукой по ремню, одергивая гимнастерку. Начальник милиции был не согласен.
Апейка мягко постарался разъяснить: - Мало - не потому, что факт один, а потому, что он... недостаточен для твоих выводов...
- Как это - недостаточен?
- Он, повторяю, не говорит, что Дятел - бандит. Или даже - их пособник...
- Но ведь пособлял же! Сам признался!
- Проводил под обрезами! Один раз!
- Узнай поди! - Харчев заходил по комнате. - Один или не один раз. Под обрезами или не под обрезами. Все они, когда попадутся, под обрезами помогали! Все честные, ангелы! А - маслаковцы орудуют! Кто только их кормит да наводит! - Он стал перед Апейкой, дружески, но твердо взял его за руку. - Я считаю: если хотим прикончить Маслака, нечего миндальничать. Помог маслакам? Помог. Значит, тоже участник! Ну и посиди, попарься! Одного посадишь - другой бояться будет!
- Бояться будут, - согласился хАпейка.
Он, близко заглянув в глаза Харчева, вздохнул:
- Но что мы за советская власть, если нас свои бояться должны?
- Ничего, беды большой в этом нет. Зато порядок будет, дисциплина!.. Каждый знать будет, что спуску никому не дадим! Что бы ни сделал - по всей строгости! Как в революцию! .. А то ведь до чего дошло, - Харчев загорячился, - всюду тишина, порядок, детей бандитами перестали пугать! А в нашей волости, совсем под боком, - лазят, обрезы наставляют, грозят! Мы же сидим, как телепухи! Сделать ничего не умеем. Миндальничаем!
- Миндальничать с поганью, конечно, не следует!.. Но, Змитро, пойми не можем мы держать в тюрьме человека без достаточной вины!
- Без вины? Мы с тобой - как в сказке про белого бычка. Я одно говорю, а ты свое гнешь! - Харчев снова бросился в контрнаступление: - Ты что, знаешь его, что так уверен в нем? Ты вот упрекаешь меня, что фактов мало, а у тебя они есть?
Апейка ответил не сразу, хотел, чтобы Харчев успокоился.
- Много не много, а есть. Есть поручительство человека, который его хорошо знает и которому я верю. - Он опередил возражение начальника милиции: - Если хочешь, скажу, чтоб он завтра зашел к тебе. Поговори - наш человек, надежный... - Апейка вдруг попросил: - Знаешь, а теперь прикажи привести твоего преступника. Давай посмотрим, вместе порасспросим его?
Харчев неохотно согласился, вышел в коридор, позвал дежурного. Вернувшись, он сел за стол, деловито-озабоченный, строгий, будто заранее готовый к разговору с арестованным.
Сцепив пальцы крепких красных рук с набухшими венами, он вытянул их перед собой на столе. Апейка, сидевщий сбоку за столом, пододвинул к себе газету, достал карандаш, торчавший из нагрудного кармана, стал выводить завитушки подписей.
Войдя, Василь прищурил глаза от яркого света, мельком, без всякого любопытства, взглянул на Апейку и исподлобья уставился на Харчева. Он глядел с таким выражением, которое, казалось Апейке, будто говорило: "Знаю, зачем позвали, - Ч) чем спрашивать будете, - добра не жду".
Харчев расцепил руки, шевельнулся.
- Ты что же это, друг, не признаешься? - четко, выделяя каждое слово, спросил он. - Не признаешься, что помогал Маслаку?
Василь отвел взгляд в сторону, переступил с ноги на ногу.
- Не помогал я...
- Как же не помогал?
Василь промолчал. Апейка прочел на его лице, замкнутом, настороженном: "Так я и знал, этого и ждал..." Воспользовавшись минутной тишиной, председатель волисполкома заговорил сам, спросив о таком, что, казалось, не имело никакого касательства к беседе:
- Какой надел у тебя?
Василь равнодушно ответил.
- Земля хорошая?
- Какая земля... У нас, в Куренях, земля...
- Есть и хорошая!
- Есть. Да не для нас...
- Для кого же? - шевельнулся Харчев.
Василь не ответил.
- Почему ж ты против землеустройства?
- Я против? - явно не согласился Василь.
- А как же? Разве не ты навел маслаковцев, чтоб они сорвали передел? вмешался Харчев.
Василь не нашелся что сказать. Апейка заметил, как парень снова безнадежно ссутулился: что скажешь людям, которые только твердят: "водил, помогал", понять не хотят ничего?
- Я знаю, ты - не бандит, - сказал вдруг Апейка.
Василь ожил, но тут же спохватился, сдержался, бросил настороженный взгляд.
