Виктор Лихачев - Молитесь за меня
- Послушай, Маша, - это она обращается к нетерпеливой женщине, а ведь у кооператора в номере еще одно место есть.
- Так он недоволен будет.
- А мне какое дело? Что ж, человеку на улице ночевать? Вот так я нашел приют в Рыбном. Остается добавить, что когда я готовил свою скромную трапезу - замачивал геркулес - в дверь постучали. Вошла дежурная и принесла картошки, сала, огурцов и помидоров.
- Зачем вы беспокоитесь, я совсем не голоден...
- Ешьте, пожалуйста. Находились за день. Ешьте и отдыхайте. А тарелки я завтра заберу.
Это загадочное женское сердце.
12 июля. В монастыре.
Сегодня праздник. День первоверховных апостолов Петра и Павла. Праздник высокого летнего неба, зреющих нив, теплых рос. В Рыбном нет церкви, буду же считать, что отмечу его под куполом небес, в поле. Отчего-то в тех местах, где я родился, из названия праздника ушло имя апостола Павла. Из-за краткости? Петров день сказать так вроде бы проще. Тогда почему на Руси было необыкновенно популярно имя Петр, а имя Павел встречалось куда реже? Разумеется, я говорю о бытовом уровне. В Православной Церкви уважение к апостолу Павлу, больше всех сделавшему для распространению христианства на земле, огромно. И, стоя в церкви, люди русские с трепетом слушали великие Павловы слова, лучше которых вряд ли что было написано смертными: Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая, или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а любви не имею - то я ничто. И если раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею - нет в том никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится. Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла. Не радуется неправде, а сорадуется истине. Все покрывает, всему верит, всему надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится (1 Кор.13, 1-8).Я читаю эти божественные строки, сидя на обочине дороги, ведущей в Константиново. Движение редкое, безлюдно. От Рыбного пройдено чуть больше десяти километров, но размышления заставили остановиться. Может, я действительно не прав, и все дело в удобстве произносимости? Тогда почему самое красивое созвездие нашего звездного неба - Орион- в народе назвали Петров крест? Читаю, и, мне кажется, начинаю понимать. И Петр, и Павел приняли мученическую смерть за веру в Христа - и здесь они оказались равновеликими. Но Павел все-таки остался в большей степени учителем. Но всегда на расстоянии, он всегда выше тебя, как бы близко он к тебе ни приближался. А кто был Петр? Простой рыбак, бросивший дом, семью, и ушедший в неизвестность по первому слову проходившего мимо Странника. Бедный рыбак, деливший с Ним все тяготы Его земной жизни. Судя по Евангелию, - простодушный и немного наивный, весь, с ног до головы, земной. Такой же, как большинство из тех, кто жил, жив и будет жить на земле. С такими же слабостями. Поклявшийся не бросать Господа и трижды предавший его. Мне трудно без волнения читать вот это место из Евангелия от Луки: "Тогда Господь, обратившись, глянул на Петра; и Петр вспомнил слово Господа, как он сказал ему: прежде нежели пропоет петух, отречешься от меня трижды. И вышед вон, горько заплакал". (Лук. 22, 61-62). И раскаялся Петр, искренно, чистосердечно, и прощен был Иисусом. Но кто знает, сколько раз виделся ему Господь, уводимый солдатами, оборачивающийся к нему на прощание. И самое непостижимое для нас, грешных: не было в прощальном взгляде Иисуса осуждения или презрения, даже укора легкого не было. Любовь - да, сочувствие: вот видишь, Петр, получилось совсем не так, как ты говорил. Благодаря скромному галилейскому рыбаку для всех нас, грешных, ближе становится Господь. Строгий и Милосердный. И уже легче жить с надеждой, что и нас Он простит когда-то...
Ближе к полудню я стоял на развилке. От основной дороги вправо уходила другая. Вела она в Пощупово, в Свято Иоанно-Богословский монастырь. Как быть? Мне и в Константиново к Есенину хотелось попасть, но надо было выбирать. Долго взвешиваю все "за" и "против". Очень люблю поэзию Сергея Есенина, тем не менее, утверждаюсь в мысли, что мне следует повернуть направо. И дело совсем не в каких-то приоритетах. Во-первых, оставалась надежда, что встреча с родиной Есенина, пусть позже, но состоится. Во-вторых, разве сейчас я шел не по родным есенинским перелескам, разве Пощупово находится не на Оке, разве не этими дорогами ходил он в Солотчу, Спас-Клепики, куда предстоит идти и мне, разве дух поэта - конкретное место, дом макет, имитирующий оригинал, а не эти березы, эти поля, васильки во ржи? И, все-таки, я все стою в нерешительности, словно ожидая знака свыше. Хотите верьте, хотите нет, но то, что случилось в тульской степи, повторилось опять. Правда, вначале мимо меня в сторону Константинова проехал большой желтый "Икарус", набитый пассажирами, а в сторону Пощупова пролетела над самой землей маленькая пичужка. Побегала по пыльной обочине, пострекотала что-то и исчезла так же стремительно.
В здешних местах деревни, лежащие на Оке, - основательные, просторные. Их правый берег высокий, крутой, вид с него открывается славный. Левый же берег - зеленая окская кайма, ровная, насколько хватает глаз. И только виднеющаяся в дымке Солотча уже карабкается наверх, но она стоит на правом берегу уже другой реки. Первое, что я увидел в Пощупове, была колонка. Я бодро устремился к ней, но, увы, воды не было. И так на каждой улице. "У нас такое случается", - услыхал я после пятой или шестой попытки набрать воды. А вот и монастырь. Влево от него шла тропка, резко уводящая вниз. Вижу несколько человек, спешащих по тропке, у всех в руках посуда.
- Куда он? - спрашиваю проходившую мимо девочку.
- А вы разве не знаете? К святому колодцу. Она и проводила меня до места, где было можно испить святой водицы. Шли мы быстро, по пути обогнав старика с ведром, группку туристов в шортах. Все шли к колодцу. На нем стояла икона. Вода струйкой текла к деревянному домику по искусно сделанному желобку и, к моему удивлению, исчезала в этом строении.
- А что это? - спрашиваю я, с наслаждением замирая от ломоты в зубах. Подоспел старик с ведром. Он и объяснил мне, что домик - купальня. Купаются в ней и стар и млад, больные и здоровые. Никому вреда от нее не было и не будет. Это насчет того, что кто-то боится заболеть. Совсем наоборот. Вся хворь с Божьей помощью выйдет. А ежели вам еще далекоидти, - и он окинул меня взглядом, - то после купания здесь дойдете куда захотите. Вода-то не простая. Оставляю рюкзак на улице и отчего-то несмело открываю двери купальни. Там одеваются несколько монахов. Одеваются неспешно. Здороваюсь и сажусь в свободный угол. На полу предбанника грязновато, видимо, от следов обуви. Но в купальню идет чистая полоска. Раздеваюсь и иду по ней. В купальне на стене иконы. Очень чисто. Деревянные ступеньки исчезают в темной глубине. Повеяло холодом и сыростью. Монахи уходят, я слышу как стучит дверь. Голос высокого молодого монаха, обращенного к кому-то на улице: "Подождите, сестры, там мужчина. Выйдет, пойдете вы". Следовательно, мужчине следует спешить. Перекрестился, и вперед. На третьей ступеньке мне показалось, что сердце мое уже не стучит. Чего тянуть? Я прыгнул в глубину. Скажу откровенно, какое-то мгновение я не понимал, жив ли я или умер. Выпрыгивая, пытаюсь хватануть воздуха, но не могу. Но уже спустя мгновение слышу радостный стук сердца. Мне захотелось еще раз окунуться в эту темную воду...
Одеваясь, каждой клеточкой ощущаю, как вместе с теплом приходит какая-то неведомая сила. Словно и не было длинного пути, усталости. Но у меня нет времени вслушиваться в себя, надо торопиться. Женщин на улице все больше и больше. В монастырь я пришел, когда в его дневной жизни наступило короткое время затишья. Монахи разбрелись по кельям, не видно и паломников. Есть время осмотреться.
Монастырь очень древний. Сейчас он напоминает большую стройку. Действительно, работы здесь непочатый край. Что поделаешь, время безжалостно. Даже монастырские строения, когда-то сделанные на совесть, добротно, не выдержали. И надо восстанавливать. Монахов немного. Человек пятнадцать. В основном это молодые люди. В восстановлении им помогают паломники. Здесь рады каждому и каждому найдется место.
Вижу молодого человека, на вид совсем еще мальчика. Очень тихий голос, что-то у него с шеей: голова не поворачивается. Смотря на что-то или на кого-то, в данном случае на меня, поворачивается всем телом.
- Вы подождите немного. Должен пройти отец Иосиф, если он даст благословение, то можете остаться. Вы ведь паломник?
- В какой-то мере, да, но мне нужно завтра идти дальше.
- Подождите все равно. Хотя... Вы, наверное. Голодны? Вон в том сарайчике кухня, еще не должны были все убрать.
