Настоящий я - Ли Хиён
– А я в тот день ехала в кофейню, – тихо начала Сури.
Когда она говорила о своем прошлом, ее лицо совершенно менялось.
– В кофейню? – переспросил я.
– Да, та кофейня очень известна благодаря ее бариста: он варит один из лучших латте в мире. Я хотела встретиться с подругами, выпить кофе и поболтать. Пока ехала в автобусе и смотрела в окно, я вдруг вспомнила мамин вопрос: «Весь этот год ты усердно училась и много работала над собой, но что ты по-настоящему приобрела?» В любой другой день эти слова никак не тронули бы меня, но тогда прочно засели в голове.
– Ты уже и сама задумывалась об этом, верно?
Она опустила глаза. Я слышал о школе, в которой училась Сури: престижное учебное заведение с блестящей репутацией. Там хочешь не хочешь, а целыми днями будешь сидеть за уроками. Говорили, что участие во внеклассной деятельности так же важно, как успеваемость. Даже удивительно, как человек, которому еле-еле хватает двадцати четырех часов в сутках, успел потерять душу. Хотя не мне судить.
– Наблюдая за моим телом, я обнаружила кое-что интересное.
– И что же это?
Сури выглядела озадаченной. Казалось, она не могла подобрать подходящих слов.
– У Сури улучшились отношения с окружающими. Мое тело, в отличие от меня, ко всем прекрасно относится и не критикует людей за их спинами. Оно обрело равновесие и стало чаще откликаться на чужие просьбы.
Я не хотел перебивать, но не смог удержаться и язвительно заметил:
– Ну, не критиковать других людей за их спинами – это не что-то из ряда вон выходящее…
Я почувствовал, что говорил прямо как моя мама. Сури бросила на меня укоризненный взгляд и ответила:
– Все мы ходим в школу, а после уроков идем на дополнительные занятия. Мы так заняты, что делать ошибки и забывать о чем-то – вполне естественно. Проблемы могут возникнуть у кого угодно, этого не избежать. Но есть один человек, которому я не могу простить ошибки и проблемы, а его хныканье выводит меня из себя. Этот человек ведет себя как маленький ребенок и любит похвастаться перед другими. Противно смотреть. Никто не знает его настоящего – неуклюжего и глупого. Все это время он умело водил окружающих за нос.
Лицо Сури становилось все прозрачнее. Наверное, она плакала.
– А кто этот человек? – спросил я.
Она уставилась на меня:
– Да я это, кто же еще?
Похоже, Сури ненавидела себя так же сильно, как я себя. Хотя еще не понимала этого.
– Чем больше об этом думаю, тем смешнее становится: я ставила себя в жесткие рамки, а к окружающим всегда была лояльна. Я старалась быть идеальной во всем, однако по-прежнему не устраивала себя. Всякий раз, слыша комплименты в свой адрес, начинала переживать, думала, что надо стать еще лучше, добиться большего. Возникал страх, что мои успехи – это просто удача. Что, если так и есть? Если люди увидят настоящую меня, они точно разочаруются, а может, даже освищут. Одна мысль об этом нагоняла ужас.
Я крепко сжал ее руку. Что-то подсказывало мне сделать это. Я был единственным, кто мог ее видеть и чувствовать. Единственным, кто понял бы ее.
– Наверное, поэтому я и потеряла свое тело: взвалила на себя непосильную ношу, от которой оно хотело избавиться.
– Таких людей, как ты, очень много.
Сури посмотрела на меня, будто спрашивая: «Каких это людей?»
– Я имею в виду людей, которым сложно полюбить себя.
– Таких намного больше, чем даже ты думаешь.
– Ага, мы уже знаем двух таких, – заметил я, и мы оба рассмеялись.
Если я вернусь в свое тело теперь, то пойму, как полюбить себя? Смогу найти этот путь и пройти его?
Сури сидела рядом и рассматривала небо над нашими головами. Неожиданно она спросила:
– Я тут задумалась. Если мы все-таки умрем, как будет проходить церемония прощания с нами?
Она на мгновение замолчала, а затем быстро добавила:
– Ой, извини. Я всего лишь хотела представить, как это может выглядеть. Опять не подумала, что говорю. Не пойми меня неправильно, будто смерть для меня – что-то несерьезное.
– А как тут представить? Мы же смотрим на наши тела со стороны.
– Как думаешь, какими нас запомнят?
Если под словом «смерть» понимать смерть тела, то мы все еще живы. Умри я по-настоящему, наверное, уже бы встретился с братом. Тогда и в поминальном зале помимо Проводника я мог бы увидеть души умерших. Но нет, я принял форму отделившейся души, в то время как мое тело продолжает дышать и жить без меня.
– Помнить кого-то и запомнить что-то о человеке – это совершенно разные вещи, – тихо сказала Сури.
Я посмотрел перед собой и погрузился в мысли.
– Думаю, меня запомнят как хорошего старшего брата и как вполне прилежного ученика. Люди будут больше волноваться за моих родителей, которые потеряли двух сыновей, – выпалил я и почувствовал боль в груди.
Трудно представить потерю обоих детей. Мне никогда не приходило в голову, что будет, если вслед за братом я тоже навсегда покину родителей.
Сури кивнула, будто понимая, о чем я размышлял.
– Вот так и нужно прощаться навсегда. Умерший не испытывает боли людей, оставшихся жить дальше. А больше у тебя совсем идей нет? Ты можешь запомниться благодаря вещам, которые любишь, или своим уникальным характером.
Во мне не было ничего уникального. Я неплохо учился в школе и занимался спортом. Мои друзья знали, что я открытый и добрый человек. Учителя видели во мне активного и трудолюбивого школьника, потому что я не умел никому отказывать. Кто-то отмечал мое хорошее чувство юмора, а кто-то, напротив, называл неудачником. Я не выносил тишины и давления со стороны. Может быть, меня запомнят как человека, который не умеет говорить «нет».
– Нет, ничего такого. У меня самая скучная жизнь.
– Какой бездушный ответ!
– Наоборот, ничего душевнее нельзя было сказать.
О чем она? Хочет подробностей? Я жил безрассудно и не заботился даже о себе и своих интересах, поэтому всегда на все соглашался. Я не задумывался, во что меня это превратило. Такую душу действительно можно выкинуть без сожалений.
– Сури, а какой запомнят тебя? – спросил я.
Она прокашлялась, очевидно готовясь к продолжительной тираде, и начала перечислять:
– Меня запомнили бы как Хан Сури, которая выделяется только внешне. Конечно же, люди будут отмечать мои успехи в учебе.
