Божий контингент - Игорь Анатольевич Белкин
– Ну если нет денег, то и не надо. Отдыхать надо ложиться всем.
Мамка вдруг решила, что Вадьке необходимо перед Леонидом срочно извиниться, но ничего не добилась – Вадька, пуская носом кровяные пузыри, уже захрапел и смотрел сон про питерский эскалатор. Всех лежачих, как трупы, свезли за ноги в комнату и положили на полу на два матраца.
Встал Ленчик, ходит по кухне туда-сюда, кушать захотел, – да нечего, одни подсохшие куски черного хлеба остались. Взял со стола, пожевал немного, а проглотить толком не может – в горло сухой кусок не лезет. Водички зачерпнул из ведра кружкой – громко скрежетнула эмаль об эмаль. Воды-то уж – на самом дне осталось, нагрелась она и теплой тиной отдает.
Попил и забылся сном на корточках у печи, в комнату не пошел больше. Когда проснулся, в голове било как кувалдой об рельс – отстукивало ритм вчерашней гульбы, трещали дергачи, кукарекал петух. Нет, петух был настоящий – вместе с косым лучом розового солнца его раскатистое «кукругукуу» поднялось над соседским забором, преодолело двор, по бревнам вспорхнуло на стену Вадькиного дома и, пробившись через оконную грязь, клюнуло Ленчика в макушку. Ноги затекли, мутило, встать получилось не сразу. Утреннее солнце наполнило светом, как лампу, полупустой пакет с самосадом – он так и лежал на столе в луже огуречного рассола. Ленчик неумело – только вчера научили – скрутил самокрутку, поджег, посыпалось все на пол, брови опалило от цветной горючей газетки. Попить бы! Ведро стояло уже пустое, подхватил его питерец и пошел на воздух искать колодец. Хоть еще в себя не пришел, а понял: красота была в деревне! Накануне в пьяном их хороводе ничего Ленька вокруг не замечал, а если и видел что, то сегодня не узнавал, смотрел, как впервые, на сказочные избушки. В два ряда избы эти, – вчера еще серые, а сегодня уже в рассветных розовых да фиолетовых пятнах, – тянулись вдоль высушенной солнцем земляной дороги, упирались в синюю полосу леса. В конце улицы над колодезным срубом высился журавль, держал в клюве цепь с ведром.
Туда Ленчик и побрел, только перемудрил он с колодцем, не приходилось еще журавлями воду доставать. Нет, чтоб легонько за ведро вниз потянуть – журавлик бы сам опустил плавно свою длинную шею, – начал Ленька с тыльной стороны короткий конец жердины кверху толкать, вытолкал из пазов, что-то заклинило, и журавля перекосило. Баба какая-то увидала, голосить начала.
Лесник Ершов, злой с похмелья, в форменном кителе да тренировочных штанах, – на работу, видно, поднялся рано – подскочил с матюками, начали вправлять жердь вдвоем, как ей должно стоять по конструкции. Вправили. Бросив на прощание: «Выпить не осталось?», лесник досадливо махнул рукой и двинул на делянку.
Напился Ленчик холодной колодезной воды, отлегло, повеселел немного. Потащил, поплескивая, ведро, вспотел и на кухне уже взялся со всем тщанием за самосад. Полегче стало, но думки тяжелые о жизни спасу не дают, мучают. Вышел он, сел на лавочку под окном, сидит, водичку из кружки отглатывает, цигарки всё накручивает да цедит.
И услыхал, что в избе встали, что уже разговор пошел не из приятных о нем, о Ленчике.
– Это что ж у тебя за друг такой питерский? – это отчим Вадьке выговаривает. – Денег нету, хлеб весь поел, табак мой курит – не поперхнется! Где ты такого друга выкопал?
–Да ла-адно, поищем халтуру, поработает, поживет… -
– Халтуру? Самим халтуры нету! А жить он тут собирается, у нас? Вы тут гуртом вьетесь, из дома вас не выпинаешь. А я.. А я… У меня в штанах уже колом, а мы с мамкой с твоей никак вдвоем остаться не можем! Жрете все здесь, пьете, спите все здесь, да еще и… – Ленчик звук какой-то услышал – видимо, теперь пострадавший от Толика Вадька отыгрался на отчиме.
Вскоре подошел и Толик с удочкой – рюкзак на одной лямке на плече:
– Вадька! Ленчик! Пойдете на рыбалку?
«Просто как у них! – подумал Ленчик, – как будто это не Толя вчера Вадьке по морде съездил. Ночь прошла, и на рыбалку зовет».
– Не, Толян, тут дома надо вопросы решать, – отозвался Вадька. – Вон, Ленчика бери, если захочет.
Ленчик хотел. Не просто хотел, но жаждал – убраться из этого гостеприимного дома, забыть сюда дорогу и не брать в рот больше ни капли спиртного. И, с какой легкостью он сорвался с незнакомым Вадькой из Питера в неизвестную ему деревню, с такой же сейчас поспешил за Толиком на реку.
Толик Павлов вел питерского гостя через чащу к речке по знакомой тропе.
Тропа эта никогда не высыхала полностью – ни в какую жару – и по следам на влажной землице хорошо было видно, кто здесь ходил чаще всего: кабан, медведь да лесник Ершов. Широкая и открытая в начале лета, к августу она успевала густо зарасти крапивой, спрятаться под папоротником, большими зелеными оладьями лопухов, и вела к делянке и редкому молодому леску, за которым сейчас ждала хорошая чистая речка с плотвицами.
Устал Ленчик за Толей в своих кроссовочках городских через траву сырую да папоротник к речке пробираться, взопрел, обессилел, насобирал репьев и собачек, да в животе еще урчать начала вода колодезная – похлебать бы ему сейчас чего-нибудь тепленького! Чем угрюмее становился Ленчик, тем больше веселился его провожатый.
– Ну ты вчера башкой о блюдце и шарахнул! Блюдце пук только – и пополам! – ржал впереди Толик, а Ленчик лишь улыбался немощно, как мученик, не нравилось ему вспоминать о себе плохое. И когда смеялись над ним – терпеть не мог.
И вышли на бережок, чистый, утоптанный, Толя костерок быстренько сложил из веток с хворостом, берестой разжег, воды из речки в котелок зачерпнул и над огнем повесил. Рюкзак развязывает, и оттуда – ух ты! – банку сгущенки достает, макароны и пачку древних, высушенных временем болгарских сигарет с фильтром.
– Для тебя специально раздобыл, – говорит, – сам не курю.
Получилось, что удочка, в общем-то, зазря на берегу пролежала, а наварили рыбаки вместо ушицы сладкого молочного супчика, и вкусноты такой Ленчик не едал, наверно, с самого детства. А, наевшись, задремал у костра, и разбудил его только гром с неба.
Молнии располосовали дальний горизонт, сырой ветер первыми своими порывами погнал на речке рябь, Толик в спешке покидал все добро в рюкзак и
