Гетопадение - Мамкина Конина
Антон сглотнул. На его лбу выступили капельки пота. Октай тоже сделал глоток и любопытно перевёл взгляд с Расула на отца.
– Слушай папочку, Лукас. Он у тебя хороший. А ещё лучше он будет, если начнёт поставлять нам леденцы, – он поднял брови и выразительно посмотрел на врача.
– Г’еденцы? А что, сахара и жвачек вам уже недостаточно, – возмутился Антон.
– Ну, леденцы нам практически дарит наш общий друг, но раз он скоро переедет к бабушке с дедушкой, то пора искать новых друзей. Иначе, ему придётся остаться, – он обратился к Октаю, который упёршись кулаками в щёки, слушал взрослый язык по-настоящему крупного бизнеса, – Вот ты мне скажи, Лукас, разве можно быть жадиной?
– Пап, нужно делиться, – мальчик вопросительно посмотрел на Антона.
– Да, – прошипел он сквозь зубы, – Что г’то я? Надеюсь, этому ябеде там понг’авится, и он не вег’нётся.
— Не волнуйтесь, доктор. Каким дураком нужно быть, чтобы уехать от бабушки с дедушкой? Оттуда ещё никто не возвращался.
***
Оказалось, даже сгибание пальцев может оказаться довольно трудной задачей, когда об этом думаешь. У Октая ничего не получалось. Мальчик хмурил брови, злился и тяжело дышал. Врач всё время говорил ему выдохнуть и отдохнуть, но мальчик, не слушал и только с большим рвением пытался выполнить задание. Господин Шульц прекрасно понимал, что злится на себя и боится его расстроить. Он ловил себя на мысли, что его начинает раздражать упёртость подопечного. Тогда он выдыхал сам и успокаивал мальчика: «Уже лучше. Давай не будем торопиться. Отдохнём и продолжим завтра».
– Но ещё ничего не получается. Вообще ничего, – он поднял на Господина Шульца красное мокрое лицо. Он с трудом выговаривал слова, стараясь не давать голосу трястись.
– Для первого дня это отличный результат. Ты молодец, – Антон потрепал его по волосам и, покачивая на руках, отнёс в спальню, – Давай-ка ты у меня лучше почитаешь книжку или поиграешь во что-нибудь.
Дверной звонок заставил врача вздрогнуть и схватиться за грудь, в то время как Октай даже не поднял глаз.
– Кто там так поздно по гостям ходит? – врач ругнулся про себя и накрыл мальчика одеялом.
– Тётя Глэдис, – отрешённо отозвался он.
– Как ты это понял?
– Так ведь пахнет ей, – Октай поднял брови, но увидев изумлённое выражение лица господина Шульца, смутился, – Ну, мне так кажется. Простите, я не то сказал.
Антон потёр лоб. До этого момента он рассматривал возможности ребёнка в лучшем случае через призму их равенства. В реальности, он замечал только те несовершенства, которые, при условии, что речь идёт о человеке, назвал бы дефектами развития. Он ужаснулся от мысли, что даже представить себе не может, как мальчик ощущает и понимает мир.
Господин Шульц потряс головой. Сейчас это не важно. Он разберётся и поймёт всё позже. В конце концов, он и людей не понимал, и никаких проблем в общении не появлялось. Однако если людей даже не пытался понять в силу их примитивности и одинаковости, с Октаем было, по крайней мере, интересно. Пока он шёл к двери, к нему шло осознание: не малая часть привязанности к ребёнку объяснялась скукой и любопытством.
– Я нашла пару приютов, в которые его скорее всего возьмут, – с порога заявила она.
Антон прочувствовал, как по его спине пробежал холодный пот.
– В каком смысле? Ты хочешь отдать его в приют, не посоветовавшись со мной? Нет!
– Ты против? Ты что хочешь его оставить? Ты, Шульц? Ты?
Антон скрестил руки на груди, нахмурился и понизил голос.
– Считаешь, ему будет лучше в приюте, чем со мной?
– Откровенно говоря, да. Считаю. Где угодно, но только не с тобой, – она поняла, что приглашения в дом ждать бессмысленно и зашла сама. Он не произнёс ни слова и только изумлённо смотрел ей вслед.
– А если он уже ко мне привык? Я ему обещал, что не брошу. Что мне теперь, нарушить это обещание? – он неожиданно размахался и ударил по столу прямо перед ней. Две кружки подскочили и, как ни в чём не бывало, встали на стол. Она выпрямилась и, натянувшись, как струна, одарила его спокойным, но строгим взглядом, одним из тех, которые как бы говорят: «Пожалуйста, что и требовалось доказать».
– Зачем было обещать невозможное? Я не оставлю его с тобой, Шульц. В моей стране таким как ты даже кошек не доверяют. Ребёнок должен быть личностью, счастливой и любимым, а не твоей игрушкой.
– С чего ты взяла, что он моя игрушка, Лукаса никогда не заберут оттуда. А если и заберут, – он понизил голос, волнуясь, что у мальчика помимо развитого обоняния хорошим может оказаться и слух. Это было более чем вероятно с его двумя с половиной парами ушей, – Можешь гарантировать, что он снова не попадёт к какому-нибудь Бухалку. Тебе правда легче отнять у него хоть какую-то, пускай призрачную, пускай даже миерную возможность жить в семье, чем признать мои попытки исправиться? Я стараюсь? Если ты переживаешь, почему только топишь меня? Почему бы не помочь?
Он нагнулся над столом и посмотрел ей прямо в глаза. Она ничего не ответила. Антон понял, что смог подобрать правильные слова. Его гнев и негодование сменились бессильной покорностью.
– Пожалуйста, Глэд, помоги мне. Ты здесь эксперт, я это признаю. Я просто хочу, чтобы у него были друзья, семья, своя комната, игрушки. Чтобы он запомнил не только, как его пинали, понимаешь? Чтобы он не плакал, когда я прошу выбрать цвет для комнаты, — он сел рядом. Она опустила лицо и положила руки на колени, – Что бы между нами ни было, это было давно…
– Шульц, детям нужно много любви и заботы. Постоянно, а не когда тебе захочется.
– Понимаю.
– Нет, не понимаешь. Нельзя будет просто отдать его, если тебе вдруг надоест. И ты не можешь использовать его, чтобы держать меня рядом с собой.
– Глэд, я готов. Мне кажется, мы всё давно обсудили и поняли. Это не я бегу за тобой, это ты бежишь от меня, – он подвинулся ближе и занёс руку, чтобы обнять её плечи, но остановился. Она кивнула.
– Я пойду проведать мальчика.
Она поднялась и вышла из комнаты, оставляя за собой слабы след апельсиновых духов. Антон в первый раз сознательно обратил на него внимание, поразившиль тому, как он противоречит его представлениям об этой женщине. Вот один из её секретов, позволяющих располагать к себе и сглаживать углы. От размышлений
