Джинсы, стихи и волосы - Евгения Борисовна Снежкина
Прогон близился к концу, на сцене остались Володя и Коля. Коля – за Иванова, Володя – за Кузьмина. Там даже не сцена, а связка – они прощаются, и все. Как вдруг мы услышали громадную, размером с океан, паузу. От неожиданности мы с Ниной схватились за руки и побежали к кулисе. Коля стоял красный как рак, глаза на полвосьмого. Он стоял и раскачивался. Пауза все длилась. Он тупо забыл текст!
– Будьте любезны, пришлите телеграмму… – шептали мы ему, но Коля ничего не слышал.
Тогда Володя произнес сразу две реплики, свою и Колину:
– Будьте любезны, пришлите телеграмму… Ах, боже мой, неизвестно, когда я туда доеду.
И тут Коля включился:
– В любом случае, счастливого пути вам.
Мы стекли по стенке от облегчения. Осталось всего ничего – две сцены и завершающее дефиле. Отыграли. Поклон. Пошли переодеваться.
На Володарского было страшно смотреть. Казалось, он похудел на десять килограммов за один спектакль. Обратно в зал нас не пустили, заперлись и что-то там обсуждали. Чтобы скоротать время, мы почему-то начали играть в ладошки, совсем как дети. Через полчаса нас пригласили.
Директор вышел на сцену:
– Уважаемые студийцы! Я поздравляю вас с окончанием репетиционного процесса! Художественный совет ознакомился с вашей постановкой. Не буду отрицать, что между членами художественного совета возникла некоторая дискуссия. Сама тема постановки некоторым из нас кажется несколько упаднической. Ну что это такое, в конце концов? Что за декаданс? В будущем, пожалуйста, при выборе темы учтите замечание. Но следует отметить и новаторство постановки, самостоятельно написанную пьесу, блестящую актерскую работу Елены Мухиной. Так что в целом мы, художественный совет, рекомендуем спектакль к показу. Премьера в марте, дату уточним.
Мы повскакали с мест, закричали «ура!», а Володарский кинулся обниматься. На выходе Коля взял под ручку Тамару Михайловну, повернулся к Нине, сделал виноватое лицо, и они втроем ушли. Нина застыла.
4
Нина ревела:
– Это все из-за жо-о-опы!
– Что случилось? Почему из-за жопы?
– Он жопы моей стесняется-а-а…
– Да брось ты. Во-первых, не жопа, а, скажем, корма. Во-вторых, они же мальчики, у них могут быть какие-то собственные занятия или секреты. Не сердись на них.
– Нет! Он знал! Он знал, как мне важно было, чтобы он после спектакля со мной ушел, чтобы мы в кафе отпраздновали!
– Потом отпразднуете…
– Не-е-ет… Это уже не то-о-о…
Нина все рыдала и рыдала, размазывала потекшую тушь и губную помаду по лицу.
– А я люблю его! И всегда любила, с первого класса! А он… Он теперь ухлестывает за этим Вовкой!
– Ну что ты несешь?
– Ты что, слепая, что ли? По-твоему, он просто по-дружески помогает? Коля специально это с Тамарой затеял, чтобы она свои лапки отпустила, и он смог бы его увести.
– Слушай, у тебя какие-то дурацкие мысли…
– Он меня не лю-ю-юбит… Блин! Я столько для него сделала, так старалась! Все уроки давала списывать, лишь бы он своими стихами занимался. Диктанты ему правила со второго класса, он до сих пор путает как пишется «-тся» и «-ться». И вот так после всего этого он бросил меня ради смазливого придурка!
– Почему бросил? Что за паника? Он всего лишь один раз пошел после спектакля не с тобой и не предупредил тебя об этом. Мне кажется, ты сама себя накручиваешь.
Но Нинка и слушать меня не хотела:
– Я боролась! Я все делала! С родителями поругалась! Они меня уже ненавидят за то, что я ни в какую не соглашаюсь! Сижу тут как дура, только чтобы с ним быть…
– Куда не поехала? На дачу? Так вроде до каникул долго еще…
– Да при чем тут дача? В Израиль. Все давно хотят. И никто из-за меня не едет.
– А ты что, еврейка, что ли?
– А ты мою фамилию видела?
– Я в этом вообще не разбираюсь. Мне казалось, что Альперн – немецкая фамилия… Еврейская, немецкая – для меня один хрен.
– Все бы так думали…
– Да какая разница?
– Ты совсем ничего не знаешь. Вот Коля никому не разрешал до меня докапываться. А теперь вот…
– По-моему, ты драматизируешь. Кому какое дело, какая у тебя фамилия? И потом, как ты могла такое подумать… Коля и Володя… Ерунда какая-то. Одно к другому никакого отношения не имеет. В огороде бузина, а в Киеве дядька…
– Это ты не можешь представить, потому что ты дура без воображения!
– Обзываться не надоело?
– Ладно, прости.
– А в Израиле что будешь делать?
– Не знаю… Не думала об этом – и не хочу думать. В армию придется идти…
– Там женщин в армию берут?
– Там всех берут… Потом мои выдали бы меня замуж за какого-нибудь приличного еврейского мальчика… Даже представлять противно… Язык чужой… Нет, не поеду.
Мы дошли до Нинкиного дома. Напоследок она повернулась и сказала:
– Ладно, я уже успокоилась.
Подошла к припаркованным рядом с подъездом «жигулям», наклонилась к зеркальцу, вытерла тушь и помаду носовым платком.
– Пока.
– Пока. Только ты ему ничего не говори.
Я кивнула и повернулась.
– Ничего, слышишь, ничего не говори! – крикнула она мне в спину. – Ничего этого не было!
5
– Люблю тебя.
– И я.
– Я тебя больше.
– Давай еще посоревнуемся.
– Странное получится соревнование. И немножко грустное.
– Почему?
– Потому что для того, чтобы выиграть, придется вывернуться наизнанку. Давай убежим лучше?
– Куда?
– Куда-нибудь. Скажи первое название страны, которое пришло в голову.
– Менгисту Хайле Мариам.
– Ха. Это не страна, это такой подполковник в Эфиопии.
– Да и черт с ним.
– Хорошо. Тогда я. Тринидад и Тобаго.
– Это где?
– В Южной Америке.
– И что мы там будем делать?
– Лежать на песке, плавать в океане…
– Не, в океане я плавать не буду. Я акул боюсь.
– «Челюстей», что ли, насмотрелась?
– В биологическом кружке в пионерском лагере рассказывали, как они людей едят. Я потом два дня спать не могла.
– Я бы тебя от них защищал. К тому же ты смелая. На себя вон какие акулы нападают, а ты не боишься.
– Боюсь, Мишка. Я очень боюсь. Просто рожу такую делаю.
– Иди сюда, храбрая ты моя. – Мишка прижал меня к себе. – Черт, полчетвертого, мне пора.
– Давай.
– Вот еще что. Только ты сразу не открывай, подожди, пока я уйду. – Он достал из кармана куртки маленький блокнот. – Не сразу, ладно?
– Ну хорошо, хорошо.
Мишка чмокнул меня в щеку и вышел за дверь. У меня в руках остался блокнот. Заглянула одним глазом – в столбик. Значит, стихи. Налила чаю, добавила три ложки сахара, размешала, нарочно все делала медленно.