У смерти два лица - Кит Фрик
Уловив взгляд, брошенный Элизабет на часы на панели микроволновки, я поднимаюсь наверх за Пейсли и объясняю, что нам предстоит сделать еще пару остановок, хотя на самом деле это был конечный пункт нашего маршрута. Мы с Пейсли быстро возвращаемся в Кловелли-коттедж. Нам жарко, мы вспотели. Всякий раз, стоит мне прикрыть глаза, передо мной встает мерцающий индикатор температуры духовки. Как неосторожно. Мы окунемся в бассейн, чтобы смыть дневную грязь.
К половине пятого мы обе уже приняли душ и переоделись к ужину. Полотенца и купальники сушатся на настиле у бассейна. Я заглядываю на кухню за мелкой морковкой и хумусом и вижу там Мэри, высокую полную женщину в хорошо подогнанной поварской куртке с черными пуговицами, усердно трудящуюся над чем-то, от чего пахнет чесноком и белым вином. У меня аж слюнки текут.
— Ужин в половине седьмого, — напоминает она, и я обещаю, что мы не станем наедаться закусками.
Она показывает глазами на горку печенья, все еще лежащую на тарелке на кухонном столе:
— Вижу, Пейсли показала тебе свое любимое лакомство.
— Пожалуй, мы немного перестарались, — признаю я. — Пожалуйста, угощайтесь.
Я вспоминаю о четвертой бумажной тарелке, которая все еще стоит в сумке у входа, и внезапно мне в голову приходит идея.
— Пейсли, — я выскальзываю из кухни в общую комнату.
Там Пейсли, одетая в белые хлопковые шорты и футболку, сидит на диване и смотрит по телевизору какую-то незнакомую мне детскую передачу. Я ставлю хумус и морковку на кофейный столик перед ней и предлагаю:
— Не хочешь отнести последнюю тарелку печенья соседям?
Она, смешно сморщив нос, смотрит на меня и говорит:
— Андерсоны до августа уехали в Люцерн.
— К соседям с другой стороны. К Толботам.
Под летним загаром Пейсли мертвенно бледнеет.
— В Уиндермер? — спрашивает она неожиданно тихим, чуть слышным голосом.
Она мотает головой так яростно, что все еще мокрые светлые волосы хлещут по спинке дивана. Я хмурюсь, не понимая, что происходит с Пейсли. Такой я ее еще не видела.
— Да, в Уиндермер, — говорю я. — Думаю, Толботы тоже любят печенье.
— Ни за что! — Пейсли подтягивает колени к подбородку, и светлые волосы перьями облепляют ее руки и ноги; глядя мне прямо в глаза, она шепотом произносит: — Там водятся привидения.
Я сажусь на диван рядом с ней, поправляю сарафан на коленях и стараюсь не рассмеяться. Уиндермер явно знавал лучшие времена, и я понимаю, почему ребенка может напугать запущенная растительность, не дающая разглядеть дом с дороги. Он действительно немного напоминает дом из готического романа.
— Нет в нем никаких привидений, — убеждаю я ее. — Его просто нужно немного привести в порядок. А Кейден, кажется, очень даже мил.
Пейсли кивает, стукнувшись подбородком о колени, все еще прижатые к груди.
— Да, Кейден милый, — соглашается она. — Но я туда не пойду.
Она снова поворачивается лицом к телевизору, и я понимаю, что утратила ее внимание.
Я скольжу взглядом по двери кабинета Эмилии — все еще закрыто. Она может этого не одобрить, но, наверное, если я выскочу на пару минут, ничего страшного не произойдет. В конце концов, Мэри же здесь. Я засовываю голову на кухню, чтобы попросить ее приглядеть за Пейсли ненадолго.
Достав печенье из сумки, я направляюсь по дорожке к воротам, потом поворачиваю налево, к Уиндермеру.
У ворот я целую минуту ищу среди разросшегося плюща кнопку звонка. Обнаружив наконец светлую кнопочку на плоской панели на одном из каменных столбов, я понимаю, что это скорее обычный дверной звонок, чем сложное переговорное устройство вроде тех, что установлены в Кловелли-коттедже и в других домах, где мы сегодня побывали. Я нажимаю на кнопку, и под пластмассой загорается огонек, вселяя в меня смутную уверенность, что где-то внутри дома прозвенел звонок.
Я жду минуту, которая растягивается до трех.
Я вижу, что на дорожке возле дома припаркованы две машины: довольно старый спортивный автомобиль и что-то длинное, черное и дорогое на вид. Дома кто-то есть. Я думаю: а вдруг здесь все же есть переговорное устройство, просто динамик сломан? Похоже, звонок не дал ни малейшего результата. Я вытаскиваю ступню из сандалии и начинаю скрести большим пальцем ноги по икре дру-г ой ноги — там, несмотря на все старания залиться репеллентом с головы до пят, набухло красное пятно от комариного укуса.
Вот бы Кейли сейчас посмеялась. Каждое лето, что бы я ни делала, все комары слетались на меня, не обращая на нее никакого внимания. Я представила себе ее на пляже с Иеном — парнем, с которым она втихаря то встречалась, то расходилась весь выпускной класс. Как они собирают вещи на пляже в лучах солнца, начинающего медленно клониться к горизонту. Меня одолевает чувство вины — я ведь до сих пор так ей и не позвонила. Я решаю в следующий раз взять трубку, несмотря ни на что.
Едва я задумываюсь, стоит ли мне позвонить еще раз или сдаться и вернуться, передняя дверь открывается, и на крыльцо выходит Кейден. Он направляется в мою сторону, и я с удивлением вижу, что он приоделся. Никаких джинсов и клетчатой рубашки — вместо них отглаженные свободные брюки цвета хаки, аккуратно заправленная оливковая рубашка на пуговицах и коричневые туфли. Видимо, в Уиндермере тоже принято одеваться к ужину. По пути к воротам он пытается разглядеть меня за перекладинами и завитками. Шаг у него не совсем уверенный. Должно быть, он меня не узнал.
— Я Анна, — громко говорю я. — Няня Пейсли.
Он проходит еще немного, потом останавливается по другую сторону ворот, ничего не говоря в ответ. Я наконец-то могу разглядеть его лицо, и что-то словно оживает в груди. Кейден при свете дня. Черты лица тонкие, но не заостренные. Мягкие. Если не считать бровей — два резких мазка кисти по лбу. Под ними — на удивление холодные глаза. Они сужаются, разглядывая меня. Что бы там ни ожило внутри меня, оно замирает вновь. Анна при свете дня — явно не то, что он надеялся увидеть.
Я чувствую, как щеки заливаются краской, и, поняв вдруг, что он до сих пор
