Трапеция - Мэрион Зиммер Брэдли
— Не знал, что он женат.
— Был женат, — поправил Марио. — Тереза погибла в автомобильной катастрофе прошлой весной… прямо перед тем, как мы прибились к Ламбету. Вот почему мы явились в середине сезона. Тессе четыре или пять. Она живет в пансионе в Санта-Барбаре, но Анжело взял ее с собой в Мексику. Звал и меня, но мне и здесь работа нравится. А он пошел к каким-то Летающим Барри.
Официант принес тарелки с яичницей и сосисками.
— Спасибо, Ронни. Хочешь еще что-нибудь, Том? Блинчики? Пончики?
— Нет, спасибо, хватит.
Помолчав минуту, Ронни спросил:
— Кого-то ждешь, Мэтт?
— Да не то чтобы. Думал повидаться с Кено, но он, наверное, снова где-то шляется.
Ронни отошел, и Марио пояснил:
— Парень учится у меня в одном из классов.
— Они тебя все время Мэттом называют?
— Все называют. Включая большую часть родственников.
— А зачем ты имя сменил?
— Я же говорил, в семье всегда был Марио. Я что, никогда не грузил тебя нашей семейной историей?
— Так, урывками.
Марио глянул на часы — тонкие, на плетеном ремешке — поймал взгляд Томми и рассмеялся.
— В дороге, как все, ношу карманные. А это подарок. Мне нравится, хоть Люсия и не любит, когда я надеваю их дома. Парень, который их мне подарил, видно, не думал, что в мире до сих пор есть люди, которые считают наручные часы… — он запнулся, — чем-то бабским. Ладно, я буду рассказывать, а ты ешь, пока горячее.
И Томми услышал следующее. В ранних 1890-х Марио ди Санталис и его сыновья, Тито и Рико, приехали в Америку. Были они выходцами из австрийско-итальянского семейства акробатов и жонглеров, блистающего в европейских цирках целое столетие. Поколесив по Америке с полудюжиной цирков, перед
Первой мировой войной они открыли собственное шоу. Сын Марио, Антонио, ставший потом Папашей Тони, женился на девушке из цирковой семьи — звали ее
Карла Фортунати. Фамилия ди Санталис звучала слишком непривычно для американского уха, и они превратились в Братьев Сантелли. А позже, когда Антонио освоил номера с полетами и возвращениями на новых тогда трапециях, — в Летающих Сантелли. Когда Рико ушел на покой, Антонио начал гастролировать со своими сыновьями, Джо и Анжело, и дочкой, Люсией.
— Мэтт Гарднер, мой отец, присоединился к труппе ловитором. Люсия тогда была звездой номера, настоящей красавицей. Они поженились, пошли дети, и некоторое время ей было не до полетов. Нас четверо. Лисс старшая, потом я, потом Джонни и Марк, близнецы. Отец умер, когда братья были младенцами.
Никто из нас его не помнит, даже Лисс.
— Он… разбился?
— Нет, заболел тифом на долгой стоянке в Питсбурге. После его смерти Люсия вернулась на дорогу. До несчастного случая, — Марио резко оттолкнул остывший кофе. — Ладно, пора ехать.
Проведя машину через городские пробки, Марио свернул на широкую дорогу, вьющуюся между незнакомых кустарников, деревьев и зеленой травы. Стало тепло, и Томми стянул свитер. Марио усмехнулся.
— Ты подожди, пока привыкнешь. Новичкам наш климат всегда кажется теплым. А как перезимуешь пару раз — будешь дрожать при шестидесяти.
Машину он вел опасно, резко выкручивая руль на поворотах.
Томми вдруг обнаружил, что буквально лопается от любопытства. Братья Марио тоже воздушные гимнасты? Сколько всего людей в семье? Но покосившись на замкнутое лицо парня, он решил повременить с расспросами.
Внезапно Марио сбавил скорость и посмотрел на Томми.
— Отец рассказывал тебе что-нибудь о Джонни?
— О ком? Нет, ничего.
— Прежде чем мы доберемся до дома, — сказал Марио, — стоит, наверное, объяснить, почему ты здесь.
Он снова перевел взгляд на дорогу.
— Лучше уж сейчас, а то чего доброго ляпнешь что-нибудь не к месту. Вот что случилось. Знаешь, Ламбету понравился наш трюк для четверых на двойной трапеции. Честно говоря, Везунчик, я считал тебя слишком молодым. Хотел, чтобы ты еще год побыл с нами запасным. Анжело с Папашей Тони в этом бизнесе всех знают, они могли бы найти нам хоть дюжину людей. Но дело в том, что мы обычно не работаем с чужими. Семейная традиция. Естественно, первым делом мы подумали о моем брате Джонни. Он ездил с нами до того, как мы присоединились к Ламбету. Я был вторым ловитором, с Анжело, а Джонни и Лисс летали. Хорошего вольтижера из Джонни не вышло, зато ловил он отлично. В общем, когда он был хорош, то был очень, очень хорош. А когда был плох, то — как в том детском стишке — был ужасен. Джонни и Папаша Тони погрызлись, и Папаша Тони сказал ему, что он не достоин называться Сантелли. А Джонни ответил, что и Гарднером быть не против. Сам знаешь, не тот ответ, которым можно кого-то успокоить. И уж точно не Папашу Тони.
Томми моргнул, стараясь вообразить человека, посмевшего сказать такое Папаше Тони. Марио, верно проследив ход его мыслей, хохотнул.
— В общем, Папаша Тони запретил ему летать. А Джонни отказался снова быть запасным и мальчиком на побегушках, бросил номер и нашел работу на какой-то ярмарке. По мнению Папаши Тони, ниже опускаться уже некуда. Уходя, он проклял всех Сантелли — бывших, ныне живущих и будущих — и больше мы о нем не слышали. Правда, время от времени он присылал Люсии открытки — передавал, что жив-здоров и не в армии. Так вот. А осенью мы увидели в «Билборде» заметку о Шоу Фререс и Страттона, про воздушные полеты. И нашего Джонни посередине. Несколько недель спустя, когда нам понадобился четвертый, Люсия предложила Джонни. И тут выступил Анжело: предупредил — четко и ясно — что если мы возьмем Джонни, то останемся без него. Слышал бы ты его. Ты же знаешь, какой он тихоня. Не кричал, не злился. Сидит такой, курит, засыпая ковер
