За чертой милосердия. Цена человеку - Дмитрий Яковлевич Гусаров
— «Мститель»-то наш вон, посмотри, какого зверя заловил.
— Вот это окунь! — Командир взвода даже головой покачал в изумлении. — На что клюнул? Неужто на глаз?..
— На плотичий хвост.
— Ну? Вот никогда не пробовал… Объясни-ка, парень, как ты это делаешь?
Вася показал. Но командир взвода, как видно, усомнился, принял Васину удачу за случайность и продолжал таскать мелких окушков по-своему.
Чуткин сделал заброс, укрепил удилище и уселся снова курить… Вскоре все повторилось, и второй окунь, чуть поменьше, оказался на берегу.
Соседи забеспокоились. Верзила в шумных, сшитых из плащ-палатки шароварах первым не выдержал, насадил на крючок хвост плотицы. У него почти сразу же клюнуло, потянуло на дно, но он слишком поторопился и вытащил лишь помятый хвост. С недоумением и растерянностью он оглянулся на Васю, а тот сидел и словно бы ничего не видел. «Так тебе и надо, не жадничай. Ишь, учитель нашелся», — с удовлетворением думал Вася, ожидая момента, когда обратятся к нему за советом.
После двух неудачных поклевок такой момент наступил. В ответ на восклицание, явно обращенное к нему: «Не понимаю, что за чертовщина!», Вася промолчал, дождался очередной поклевки у неудачника, а затем словно бы нехотя потянулся к его удилищу. Тот покорно уступил. Несколько раз Вася принимался считать, но окунь отпускал наживку, и поплавок всплывал.
И все-таки терпение победило — вскоре первый крупный окунь украсил горку мелкой рыбы, уже наловленной соседями.
Вася поймал еще двух окуней, а потом клев прекратился. Словно обрезало — даже мелочь стала брать вяло и редко. Интерес к рыбалке пропал, мучительно захотелось есть и спать. Словно бы скрываясь от нестерпимо палящего солнца, Вася отодвинулся в тень прибрежных зарослей, какое-то время для вида посидел там, потом привалился на бок и сразу задремал. Он знал, что спать нельзя, за это могут строго наказать, и поэтому сон его был неглубок и тревожен. Это был даже и не сон, а бессилие перед дремотой, когда вроде бы все слышишь и понимаешь, а открыть глаза, очнуться — невыносимо тяжело и больно. Соседи вполголоса переговаривались. Это мешало, так как каждое слово как бы ударяло по сознанию, заставляло напрягаться, но в то же время и приносило успокоение — значит, они еще здесь, не ушли, значит — еще можно вот так поваляться, подремать.
Потом Вася услышал над головой тяжелые приближающиеся шаги…
— А ты что — спать сюда пришел, что ли? Другие за тебя работать должны?
— Оставь его. Он свое сделал, пусть спит…
Позже, когда по берегу пробежал дежурный с приказанием всем уйти с озера и Васю разбудил командир взвода, Чуткин проснулся с убеждением, что он в действительности слышал и шаги над головой, и этот грубый окрик, и успокаивающие слова взводного. И оттого, что все это, по его убеждению, было, он не почувствовал никаких угрызений совести перед соседями за недозволенную слабость, и был крайне удивлен, когда командир взвода по пути в лагерь подзадержал его:
— Твоя фамилия вроде — Чуткин?
— Да.
— Помню тебя по шокшинскому походу. Ты, парень, знаешь правило, что в походе спать можно только в расположении своего взвода? И с разрешения командира.
Чуткин знал это и промолчал.
— А если бы нас вблизи не было? Или, допустим, ты заснул бы вот так не на берегу, а в лесу? Заснешь и смотри — не проснешься. Ваш Якунин, думаешь, намеренно на посту спать улегся? Нет, конечно. Дал себе послабление, как и ты… Ладно, парень, не унывай, только больше такого не делай, если беды не хочешь.
Вася подавленно молчал. Если бы командир взвода выговаривал ему строго или начал ругаться, он знал бы, как ответить. Тем более, что и взводный не свой, а чужой… Вася-то и фамилии его не помнит. То ли Васильев, то ли Николаев… Но этот взводный был, как видно, неплохим мужиком. Непонятно только, чего ж он сразу не разбудил его. Разбудил бы и дело с концом. Смешно получается — сделал доброе дело, не дал разбудить, а теперь вроде бы попрекает.
В штабе Васю встретили как героя рыбалки.
Каждый, начиная с Григорьева, счел своим долгом попробовать на вес или хотя бы потрогать его четырех окуней — особенно первого, рекордного. Трех окуней тут же забрали в общую долю. Потом Григорьев вручил Васе приз — медную тяжелую блесну, точь-в-точь такую же, на какую ловил сам. Удачливые рыбаки были тут же в шутку зачислены в бригадную рыболовную артель, председателем которой вызвался быть сам комбриг.
Для варки рыбы каждому взводу было разрешено развести по маленькому бездымному костерку.
Свою долю — большой кусок вареного окуня и кружку холодной ухи — Вася Чуткин съел вечером, перед выходом с озера Гардюс. Едва добравшись до отделения, он свалился под куст и проспал весь день. Спал он тревожно. Все время ему слышался тот непонятный и незнакомый голос: «А ты что — спать сюда пришел, что ли?..» Вася вздрагивал, напрягался и все ждал успокаивающего ответа: «Оставь его… Пусть спит». Но ответа не было. Вася просыпался, долго приходил в себя и, успокоившись, забывался снова.
3
В штабе бригады сложился определенный походный распорядок — за час до выхода с большого привала командиры и комиссары отрядов собирались на оперативное совещание. Докладывали о разного рода происшествиях, знакомились с маршрутом на следующий переход, начальник штаба намечал порядок движения, комиссар зачитывал свежую сводку Совинформбюро, потом — несколько минут общего перекура; сидели, вполголоса переговаривались, шутили — и расходились по своим местам.
Командиры так привыкли к этому, что приходили на оперативку, не ожидая вызова. И в отрядах знали: если командир и комиссар направились к штабу бригады, пора готовиться в путь.
У озера Гардюс все шло, как обычно.
К вечеру ненадолго разрешили развести костры, чтобы вскипятить чаю и что-либо сварить перед походом. День отстоял солнечным и жарким, хотя у самого горизонта на северо-западе кучились белые облака. Было тихо и безветренно, но знатоки утверждали, что сухой погоде пришел конец. Солнце сядет в зарю, а это верный признак, что завтра будет ветрено. А где ветер — там и дождь. Если не холодный и не затяжной, то и пора бы. Жара надоела. Третью неделю не просыхаешь от пота. На марше даже ночью преешь так, что кажется, пар от тебя клубится. А тут еще проклятые комары и мошка. Спать приходится, укутавшись с головой
